- К нему приходили гости.

- Какие гости? - неприятно удивился Рэйм. - Я велел никого не пускать.

- Я и не пускала. Но пришел месье Маршан и сам привел их. Двое парней и девушка, вроде, спасатели.

Рэйм дослушивал Флави на бегу. Надо было рассказать начальству о визитах Джордана и Йонг, объяснить, что запрет обоснован. Кто знает, в каких отношениях Лионель с нынешней командой?

- Месье Марэ, - Рэйм ворвался в его палату, чуточку задыхаясь от быстрого шага и автоматически продолжая прижимать лед к лицу.

- За вами кто-то гнался, док? - сложив губы в уже знакомую саркастическую улыбочку, спасатель вдруг переменился в лице - свел брови к переносице, взгляд сделался цепким и жестким.

- Кто это вас так?

- Что? - не понял Рэйм, отнял от скулы лед, удивленно уставился на него и рассмеялся. - Ах, это! Ерунда.

Но Лионель продолжал излучать недовольство.

- Идите-ка сюда, - велел он.

- Зачем? – спросил Рэйм, но все же подошел ближе.

Ли принюхался.

- Это вас альфа так разукрасил, Кеннеди?

- Что? - изумился Рэйм. - Нет, конечно! Говорю же, глупая история вышла, - он снова засмеялся над идиотской в своей комичности ситуацией, - привезли парня с открытым переломом, а он оказался наркоманом со стажем. Дали наркоз, начали операцию, а он не вырубился, пришлось держать, пока анестезиолог добавит дозу.

- Смешно, - немного расслабился Марэ, но все равно продолжал буравить его внимательным взглядом, - а я уж подумал… Раньше на вас не было запаха альфы.

Рэйм вспыхнул, хотел сказать, что это не его дело, но вовремя сообразил, что проявление заботы для Лионеля - профессиональное качество.

- Меня не нужно ни от кого спасать, - улыбнулся он, бросая пузырь со льдом на подоконник.

Ли усмехнулся, качая головой.

- У нас как-то был забавный случай. Мужик один провалился в ущелье, спьяну не расшибся, но просидел там три дня, пока мы его искали. Когда вытащили, жена заплакала от счастья и сказала, что уже не ожидала увидеть его когда-нибудь… трезвым.

Они оба расхохотались, правда, Марэ сразу поперхнулся смехом и скривил лицо, но в глазах больше не было той вымораживающей тоски. Значит, Маршан был не так уж и неправ, когда впустил к нему спасателей.

- Как вы себя чувствуете, Лионель? - отсмеявшись, спросил Рэйм.

- Начинаю привыкать к новой комплектации внутренностей, док. Когда я смогу встать на ноги?

- Еще не скоро, - честно признался Кеннеди, - но прогноз хороший, паралича нет, значит, спинной мозг не сдавлен. Проведем операцию по укреплению сломанного позвонка и выберем корсет.

Марэ кивнул, помрачнев.

- Сегодня же отправлю к вам нейрохирурга, обсудим варианты проведения операции и необходимую физиотерапию.

Рэйму хотелось вернуть то солнечное мгновение, которому он стал свидетелем минуту назад, но альфа снова заледенел и отвел взгляд.

- Вы пришли осмотреть меня, Кеннеди?

Рэйм кивнул. Скулу начало ломить, охватило неприятное чувство беспомощности, словно он снова потерял контроль над ситуацией, как уже было во время операции.

- Ну, так осматривайте и уходите. Я хочу побыть один.

Рэйм наклонился над ним, отогнул простынку и отклеил повязку. Шов заживал, все было хорошо, кроме душевного состояния спасателя.

- Флави сказала, ваши друзья заходили.

- Точно. Как-то обошли ваш строжайший запрет, - язвительно сообщил Лионель. - Кстати, док, меня тоже не надо ни от кого спасать. Договорились?

- Как пожелаете, - пожал плечами Кеннеди.

Прекрасно! Просто зашибись! Дерьмовый он психолог, если не только не сумел удержать своего пациента в хорошем настроении, но и еще больше его расстроил. Черт, так больше нельзя. Как он ни пытался, избавиться от чересчур личной заинтересованности не удалось. Недаром врачам запрещено лечить своих близких. Марэ ему, конечно, никто, но проблема от этого ничуть не меньше.

Небеса послали Кеннеди спасение уже на следующий день. Второй хирург Густав Оди, лучезарно улыбаясь и опираясь на трость, вошел вслед за Рэймом в палату спасателя.

- Хорошая новость, месье Марэ, это доктор Оди, ваш новый лечащий врач. Уверен, вы отлично поладите.

Лионель удивленно перевел взгляд с Рэйма на Густава и обратно, нахмурился.

- Что это значит? Вы бросаете меня, док?

Кеннеди собрал всю волю в кулак. Марэ выглядел… разочарованным. Словно Рэйм жестоко обманул его ожидания.

- Я всего лишь замещал доктора Оди во время его болезни. Теперь он вернулся, и я передаю вас в его надежные и умелые руки.

- Хм, - недвусмысленно высказался альфа.

- Кроме того, вы и сами просили другого врача, - напомнил Рэйм.

Лионель покосился с обидой, но больше спорить не стал.

- Ну, все, я отставлю вас, всего хорошего, месье Марэ.

И без того не слишком веселое пребывание в госпитале превратилось в форменный ад. Доктор Густав Оди оказался редкостной скотиной. Невзрачный бета поначалу вообще не зацепил взгляд, стоя рядом с Кеннеди кем-то вроде одушевленной мебели. Лионель, в первый момент обескураженный отказом дока его лечить, просто не обратил внимания на этого Оди.

Как оказалось, зря.

Новый хирург невзлюбил его с первого взгляда. Послеоперационную рану осматривал грубо и небрежно, всегда причиняя боль, но при этом с ласковой внимательностью заглядывал в глаза, будто ждал, когда спасатель не выдержит. Прощупывал границы его терпения. Ли отворачивался к окну и молчал, пережидая неприятную процедуру. Это была не самая сильная боль, которую он испытывал и далеко не самый поганый врач - лет пятнадцать назад в травмпункте какой-то дикой азиатской страны молчаливый набожный араб с автоматом за спиной без наркоза вправил Марэ открытый перелом. Так что, в сравнении с ним Оди был терпим. Вернее, был бы, если хоть иногда переставал бы трепаться о себе любимом. Но, входя в палату Ли, Густав уже рассказывал, чем позавтракал и с кем столкнулся по дороге на работу, жаловался, как его беспокоит заживающая нога, во сколько ему обошлась эпиляция жены и в какой круиз они собираются будущим летом.

Поддерживать разговор не требовалось, самовлюбленный доктор нуждался только в публике, и очень раздражался, если кто-то прерывал его вдохновенную трепотню.

Оди отменил анальгетики, в ответ на замечание Флави прочитав девушке целую лекцию о болевой чувствительности альф и обозвав Кеннеди «неисправимым доброхотом». Наверное, у Марэ была какая-то не альфья чувствительность, потому что Ли до сих пор скрипел зубами от боли в спине и подолгу не мог заснуть. Однажды, видя его мучения, Флави предложила позвать доктора Кеннеди, но Лионель отказался - не хотел, чтобы у дока появились проблемы. Он не понимал, чего тогда взъелся на Кеннеди. То, что его хирург был омегой, мало беспокоило Марэ. Врачи-омеги, постоянно сидящие на препаратах, обычно выглядели абсолютно асексуально, не в пример приятнее было смотреть на девочек-бет в коротких халатиках. Больше всего Ли раздражала жалость и какое-то смутное сожаление в усталых глазах Кеннеди.

Тогда раздражала, а сейчас он даже скучал по феноменально-спокойному, терпеливому врачу с теплыми, добрыми руками и глазами святого.

А Оди все говорил и говорил.

- Классный пресс, альфа! Долго качался? Мне бы такой! Но, увы, некогда качать железо, есть дела поважнее - надо жизни спасать. Да и ты распрощайся с кубиками, вряд ли теперь скоро сможешь пойти в спортзал.

Или еще:

- Не ходил бы я с этой дурацкой тростью, если бы спасатели были порасторопнее. Ну, ты подумай, час просидел в сугробе, пока вертолет соизволил прилететь. Если бы еще мы тут работали спустя рукава, лыжные курорты давно бы разорились.

Лионель смотрел, как за стеклом в коридоре Кеннеди беседует с пожилым альфой на костылях. Улыбается в ответ на слова старика, легонько поглаживает по плечу. Он отвернулся, когда док бросил быстрый взгляд в его сторону, и, не выдержав, спросил Оди:

- Где я перешел тебе дорогу?

- О чем это ты, Марэ?