Всепоглощающий азарт Вани был его стимулом, его надеждой вписать своё имя в историю конструкторских разработок. Слава его пугала, он её не хотел. Поэтому запирался со своими идеями, ни с кем не советуясь. Для него важнее было поддержать дух экспериментаторства, остаться верным себе.
Надежда в себя была силой Вани и тут же его слабостью. Она снежным комом облепляла его, отрезая от всех остальных. Надежда стала одержимостью, которая металась в закрытой банке, не находя выхода.
На заводе в цехе внедрений, модификаций и разработок трудилось несколько групп. Они были коллективом, и действия их мозгов перемножались, давая большую отдачу и результат. Эти группы уважали Чейнджера за его талант и непоколебимость себе. Однако, подсмотреть или облепить его идеи они не стеснялись. Заходя к Ване за советом, они видели плакат и спрашивали о значении этих слов. Ваня был открыт и не замечал, что заражает мозги других групп своей навязчивой идеей, которая может принести хорошие дивиденды для всего завода. Все только и думали, как создать такую вещь. И ведь это должно быть самое простое, но полезное, самое простое, но убедительное, самое простое, но еще и понимающее. Сколько бумаги и мегабайт было испорчено и захламлено идеями, которые так и остались идеями.
Это продолжалось до тех пор, пока однажды Чейнджер, сам того не замечая, подал всем верную мысль. В одну из пасмурных недель рутины и неудач, в столовой во время обеда он гневно разговаривал со своими карандашами, безумно задавая вопросы, терзавшие его. Как же! Карандаши молчали, они не отвечали и были сломаны в щепки. Коллеги не без смеха глядели на эту ситуацию, пока одного не осенило: «А, что, если карандаши умели слушать и отвечать?»
Сказано-сделано. Тут и понимание, и вещь слушает тебя. А вот как быть с полезностью карандаша в мире гаджетов и пальцетыканий в экраны? Необходимо что-то для всех случаев жизни, что-то душевное, интимное, что способно уносить тебя от суеты, предварительно выслушав все твои расстройства. Необходимо то, от чего даже Святые Атомные Угодники бросали бы руки вверх и кричали: «Аллилуйя!».
И идея была найдена. Она была такая же вывихнутая, как и весь современный мир. За дурную славу завода не боялись. Ведь главное правильно подать эту идею и посыл. Смекалистые руководители завода приняли ее. Она им показалась чересчур выгодной, когда подсчет эффективности идеи сломал все границы.
И ведь расчет был прост: в мире визуализации, всеобщей иллюзорности и нереальности, люди стали забывать о своём первоначальном человеческом критерии – внимании. Внимание было и умением выслушать, умением посоветовать, вниманием были забота и умение принести удовольствие наедине.
Объем информации, проблем, рабочих дел настолько увеличился, что многие стали экономить своё время, у многих не оставалось сил даже на самые порой необходимые вещи и дела. А если учесть и то, что доступность любой информации сыграла с обществом злую шутку, где откровенные знания всех сторон жизни сломали все нравственные барьеры, то любовь стала неким подобием замороженных мясных наггетсов с сырной начинкой. Осталось вынуть из пачки и разогреть. И чем сильнее ты их разогреешь, тем больше вытечет сырной начинки. Чувства и прикосновения сменились временем подогрева и камерами в Сети на разные случаи жизни, камеры разных поз и разных размеров.
На этом и был сделан расчет. Дать то, что могло бы это заменить, да ещё и в кубе всех удовольствий, возможностей. И браки будут крепче, и жёны довольны, и мужья могут доставить своих дам на облака, при этом занимаясь холодными рабочими расчетами и просмотром событий во всех сферах деятельности в своих гаджетах. И это, не считая других испорченных категорий потенциальных покупателей. Так появился Черный Босс, любящий и понимающий. Так появился Черный Босс – верный друг надежды на хорошее.
Маркетологи завода, правильно подав мысль товара, начали получать прибыли. Ваня, узнав в Черном Боссе грани своей идеи, закрылся от всех, не хотел признавать того, до чего не додумался сам. Ваня тщетно искал свою уникальную идею, но его надежда альбатросом с разорванными крыльями опустилась на каменную мель. Ваня понимал, что Черный Босс – это вершина, которую не превзойти. А потом случилась серия ударов, массовое производство незадолго до этого остановилось, и многие партии успешного товара развозились по торговым точкам города, ставшего впоследствии Городом Бесконечных Надежд, поделенным на различные кварталы и гетто. Ваня же обосновался в Промышленном Гетто, где открыл свою лавку электронных и бытовых безделушек, зарабатывая различными интересными модификациями электроприборов и электронных вещей, а также починкой антиквариата в электронике. И это действительно было любимым делом. Электромагнитный импульс пожег много электроприборов и их частенько приходилось восстанавливать. В условиях дефицита комплектующих для производства и перенаселения Города Бесконечных Надежд электроприборы в большинстве случаев эксплуатировались нещадно и кому-то надо было за ними следить. Все знали, что Чейнджер поможет. Так Ваня получал еду и статус. В свободное время и по заказу особых клиентов он занимался модификациями приборов, что приносило ему особое удовольствие. Город Бесконечных Надежд втянул его в свою трясину дней, дав занятие по нутру, но отняв крылья, которые могли его вознести к солнцу. И солнце это было в виде умной и всепонимающей вещи, сделать которую осталась только надежда. Бесконечная и никогда не умирающая. Чейнджер знал, что часть его вины в этом была. И ему захотелось получить модель Черного Босса, чтобы модифицировать её по-своему. Он искал возможности встретиться, а пока приборы украшали его одиночество, и затёртый плакат 8-битной микросхемы снова и снова напоминал ему кто он есть на самом деле. И важно в этом городе, в эту эпоху не потерять себя. И если он умеет менять, то он будет менять суть вещей. И с помощью таких вот умений он будет для всех верным другом…
6
А вы помните какой раньше была жизнь? Раньше, когда не было стремительно быстрой связи и фотографии только-только становились разноцветными. Уже не помните? Наверное, тогда надежды исполнялись, мечты сбывались, ибо не были такими заоблачными, мы знали друг друга лучше, мы были наблюдательными и могли постичь друг друга, наши стремления были чище, у нас не было ничего и поэтому хотелось так мало. И все мы были полезны и делали всё на славу, и всё это откладывалось для будущего поколения – поколения нас. А мы ведь росли и у нас всё было, так зачем стараться и что-то выдумывать? Я потребитель, ты потребитель, а над нами стоят Главные Распределители благ, и они-то следят за тем, что на всех хватит. И вдруг случилось то, что случилось. Наш мир повалился на бок на пляже из ядерного пепла. Наш мир, как кит, не может вернуться в океан, а свихнувшись бьет плавником о свой собственный корпус.
И снова в моих руках старый потёртый фотоальбом с черно-белыми фотографиями. Целеустремленные взгляды лиц, чистые улыбки, где-то наивные глаза и всё это так свежо, так привлекательно для сегодняшнего дня. И неужели я вижу это один? Мои руки дрожат, переворачивая страницу за страницей. Этот альбом скоро превратиться в пепел, и никто не вспомнит того времени, когда у людей были верные стремления.
Выкручиваю тумблер окружающего шума на минимум и ставлю пластинку той эпохи. Лёгкие поскрипывания, моя любимая пластинка слегка затёрта от долгих ностальгических телепортаций в прошлые события. Раньше мы лучше знали себя, мы оттачивали свои способности в идеях, фантазиях, умении выходить из разных ситуаций. Раньше наша жизнь была реальностью. Мы следовали по ней, зная грани между действительным и вымыслом. Улица была нашим брендом, КПК, Сетью, нашими сверхспособностями. Дворовая команда, общение, обмен книгами, разговоры на лавочках о проблемах и интересных событиях. Я открываю глаза и вижу саднящее солнце, скамьи, под которыми пустые бутылки из-под алкоголя, оставленные отравленными душами. Мне не надо носом чуять ветер перемен, когда беспроводная связь способна мне показать кто насколько похудел, чего съел, где побывал, с кем переспал. Я знаю ваши вкусы, я знаю ваше времяпрепровождение, вы не удивляете, с вами скучно!
