Взяв фужер, Хакён налил себе немного красного вина и отправился в гостиную. Дом казался слишком огромным для него одного, за прошедший год Хакён привык к своему тесному и маленькому жилищу, поэтому теперь терялся в таком пространстве. Возможно, раньше он бы оценил подобную роскошь, но не сейчас. Хакён прогулялся по дому, вышел на веранду, побродил по саду, но быстро стал замерзать. Ветровка не сильно спасала от холода, но в ней было так комфортно, что менять ее на другую одежду Хакён не собирался. Вернувшись в дом, Хакён долил себе вина. За окном уже начинало темнеть, а Реука по-прежнему не было.

Спустя еще полчаса ноги сами принесли его к танцевальному залу. Хакён открыл дверь, но войти не решался. Просто стоял и смотрел, держа бокал в руках. Эта комната манила к себе красивым паркетным полом, зеркалами, обещая свободу и счастье. Она поднимала из глубин души давно забытые ощущения, от которых кружилась голова.

Ничего не вернуть – в истерике надрывался привычный голос.

Попробуй – шептало сердце.

Хакён нерешительно шагнул вперед, медленно, словно по скользкому льду, прошел до столика. Сердце начинало биться быстрее, наивное, глупое, оно не хотело мириться с тем, что теперь этот зал не предназначен для него. Тоска схлестывалась с какой-то дикой, безумной жаждой танцевать, как раньше. Хакён с трепетом провел по музыкальному центру, по дискам, что располагались на полках. Поставив бокал с вином на столик, он включил первый попавшийся диск. Мелодичная музыка хлынула из динамиков, заполняя весь зал.

Хакён смотрел на себя в зеркало и не узнавал. Как он мог так измениться всего за один год? Раньше даже в самые тяжелые периоды своей карьеры, когда индивидуальное расписание накладывалось с расписанием группы, он никогда не выглядел настолько жалким.

Не желая видеть свое отражение, Хакён закрыл глаза. Из динамиков раздались энергичные басы американской песни. Сбросив оцепенение, Хакён сделал первый медленный разворот.

Тело откликнулось на музыку практически мгновенно, разливая по венам волну удовольствия. Мир, казалось, просто переставал существовать. Только ровный бит, отсчитывающий шаги, да сбившееся дыхание и рассыпающееся на части привычное равнодушие.

Хакён сделал несколько базовых движений, окунаясь с разбегу в знакомый омут, отсчитывающий удары пульса. Он не открывал глаза, боясь, что все это раствориться в пьяной дымке. Хакён не хотел сейчас ни о чем думать, он просто отдался во власть музыки, которую прокачивал через себя, которую трансформировал в пластичные движения корпуса. Тело, словно проснувшись от долгой спячки, с опаской, неверием реагировало на происходящее. Но Хакён не останавливался, продолжая двигаться, вспоминать.

Волна чистой эйфории накрыла с головой и, забывшись, Хакён необдуманно перевел вес тела на больную ногу. Острая боль в колене выбила из реальности, пробивая его насквозь. Со вскриком Хакён рухнул на пол. Надо было остановиться, снова похоронить все эти ожившие чувства внутри себя, но неожиданно злость затмила все. Хакён, скрипя зубами, вновь поднялся на ноги, стряхнул напряжение и продолжил, уже более сосредоточенно.

После нескольких минут подобной тренировки пот стекал ручьями, а тело ломило с непривычки, но Хакён не останавливался. Он продолжал вспоминать танцы, которые он выполнял во времена трейни. Большая часть уже не получалась, ноги не слушались, сбиваясь с ритма. Хакён забывал о времени и ноющей боли в колене, он продолжал снова и снова выполнять одно и то же, с нечеловеческим упорством изводя свое тело. Он злился – на себя, на свою слабость, и не мог остановиться, хотя головой понимал, что невозможно вернуть прежнее мастерство, не с его травмами. Упрямство и желание вернуть легкость в танце уничтожало здравый смысл. За что Хакён и поплатился.

От очередного прыжка боль выбила весь воздух из легких. Хакён упал, едва сдерживая крик в груди. Его трясло, выворачивало наизнанку, разрывало на ошметки по зеркальным стенам, у него ныла и молила о пощаде каждая клеточка, но Хакён вдруг четко понял, что жив. Вот сейчас, в эту самую минуту, в этом танцевальном зале… он еще жив. Побит, искалечен и полностью опустошен, но на руинах разрушенной мечты вдруг загорелся яркий огонек, пока еще дрожащий, крошечный, но такой нужный, необходимый.

Именно он заставил снова подняться на ноги. Хакён собрался продолжить тренировку, но неожиданно дверь скрипнула и на пороге объявился Реук.

- Все, на сегодня хватит, – довольно улыбаясь, прошел друг вперед.

Тяжело дыша, Хакён смотрел на парня, и кусочки картины складывались в одно целое. Реук специально притащил его к себе домой, специально оставил одного, чтобы напомнить о том, что сам Хакён, кажется, забыл.

- У меня для тебя еще один сюрприз, – произнес Реук. – Заходи.

В зал несмело вошел Джехван. Сердце радостно забилось при виде бывшего мембера. Джехван неловко улыбнулся, как при их первой встрече, немного неловко, но открыто и мило.

- Привет, – поздоровался он, переминаясь с ноги на ногу.

Хакён не мог ничего ответить, в горле застрял противный комок. Он скучал. Притянув Джехвана к себе, Хакён заключил его в крепкие объятия. Они молчали, но не разжимали рук.

- Джехван, – дрожащим голосом выдохнул Хакён, крепче сжимая друга. Господи, как же он скучал!

Отпуская парня, Хакён заметил, как Джехван быстро смахнул слезы. В этом был весь он – всегда жизнерадостный, позитивный лучик, который не позволял себе слабости. Но сейчас Джехван был слишком взволнован, чтобы прятать свои настоящие эмоции. Он растрогано улыбался в ответ, словно извиняясь за свою сентиментальность.

- Я уже как ты стал, – снова стерев влажную дорожку, произнес Джехван. – Словно девчонка.

Хакён шутливо, как раньше, ударил его по шее ребром ладони. Они оба засмеялись, разряжая напряжение в помещении.

- Мы заехали в ресторан и привезли еды. Я был уверен, что ты не станешь готовить, – напомнил о себе Реук. – Идемте на кухню.

- Нам повезло, что он готовить не стал, – произнес Джехван, не переставая улыбаться.

- Ну, да. Зная таланты Хакёна, – поддержал его Реук. – Сложно предсказать, кто бы выжил.

- Эй! – возмутился Ча. – Джехван, скажи ему, что я готовил для вас завтраки в общежитии. И вам нравилось.

– Ты нарезал хлеб и сверху клал кусок сыра, – засмеялся Джехван, за что получил укоризненный взгляд своего бывшего лидера. – Хорошо-хорошо. Ты замечательно готовил. Ты просто Бог кулинарии!

- Да, вот это про меня, – с улыбкой согласился Хакён.

Они втроем расположились на кухне, налетая на курочку, что привез с собой Реук. Создавалось ощущение, что не было никакого года расставания. Как и раньше они весело болтали о каких-то пустяках, шутили и смеялись, не вспоминая о бедах.

Хакён наслаждался легкой атмосферой, пока не раздалась трель телефона. Звонил Хонбин.

Вся радость момента рассыпалась до основания. Было страшно ответить. Хакён две недели ждал новостей, отгоняя переживания о парне. Как прошла у него операция? Успешно ли? Как он теперь там? И что делать, если операция пошла неудачно?

- Я сейчас, – поднявшись под вопросительные взгляды друзей, произнес Хакён. Ничего не говоря, он выбрался на крыльцо и только там ответил. Почему-то захотелось поговорить сначала наедине.

- Привет, – тихий голос Хонбина настораживал.

- Привет.

Хакён прислонился к стене дома, уже догадавшись о результате операции, прикрыл глаза, стараясь собраться. Он нужен Хонбину, не время опускать руки.

- Операция не помогла, – после недолгого молчания, произнес Ли. Его голос звучал спокойно и отрешенно.

- Что говорят врачи?

- Они больше ничем не могут помочь, – устало произнес Хонбин. – Меня выписывают послезавтра.

- Что ты думаешь о том, чтобы вернуться на сцену? – спросил Хакён. Этот вопрос сам собой сорвался с губ. Он был абсурден и нелеп, но от него почему-то становилось теплее. Может, бессмысленная надежда – это и не совсем плохо? Особенно в их случае. Может, им всем нужно хоть на что-то надеяться?