Я присел.

А ведь это не пятно! Это вышивка, почти погребенная под слоем грязи. Вышивка в форме букв. Причем не с лица, а с изнанки ткани.

Две буквы. «Ф» и «К».

Я замер. «Ф» и «К». Это может означать, например, «Фиеста Кастилья» — есть такая гостиница в Картахене. Для богачей и знати, меня туда даже на порог не пустят. Особенно благоухающего после посещения окрестностей монастыря Эстебан Бланкес. Лакеи и служки «Фиесты Кастильи» вполне могут носить одежду с гостиничным знаком.

Но это также может означать и «Фернандо Камараса». И тогда цена этой вонючей реликвии наверняка сильно возрастет.

Я полез под плащ и достал специально припасенный для подобных находок холщовый мешок. Кое-как затолкав внезапно подорожавшую тряпку внутрь, я подвесил мешок на боку и прикрыл плащом.

До ножей слева теперь трудно добраться, ну да ладно. Пока неприятностей не предвидится.

Я вернулся к воротам, полный решимости наскоро осмотреть монастырское подворье, заглянуть в кельи, скитские башни и в храм и тащиться к Сальвадору Камараса, почтенному дядюшке пропавшего восемнадцатилетнего обормота.

От ворот меня отделяло не более пятнадцати шагов. Почему-то с каждым шагом от моей решимости оставалось меньше и меньше, и завершилось все тем, что я снова застыл перед воротами и обнаружил, что дальше идти просто не могу.

Не могу.

Не знаю почему.

Меня прошиб пот. Чертовщина какая-то! Такое впечатление, что меня просто не пускают внутрь! Но кто? И каким образом?

Без толку потоптавшись еще пяток минут, я решил убираться подобру-поздорову. Наверное, это снова какое-нибудь предчувствие. А я стараюсь им доверять.

Пойду к Сальвадору, суну ему под нос сегодняшнюю находку, он, скорее всего, на меня наорет, обзовет каким-нибудь нехорошим словом и вытолкает взашей за двери. Потом, правда, меня нагонит его дворецкий (приблизительно напротив рынка Эдмундо Флорес), пятидесятилетний отставной матрос, обладатель потрясающих баков, зычного голоса и неистребимой тяги к крепкому рому. Он хлопнет меня по плечу, басом скажет, что хозяин Извиняется за вспыльчивость, просит продолжать поиски, и вручит ежедневные четыре монеты. Потом многозначительно кашлянет и выжидающе уставится куда-то в сторону. И мы пойдем с ним в ближайший матросский кабачок, где и останется одна из монет, будем пить ром, дворецкий будет вспоминать былое, а я — слушать и тоскливо ожидать внезапного озарения. Ну, а вечером я притащусь, покачиваясь, словно под ногами у меня не булыжная мостовая, а палуба галеона, домой, велю Генису согреть воды, с наслаждением вымоюсь и рухну спать. А наутро все начнется сначала.

Как выяснилось, я ошибся. Сальвадор на меня не наорал и не выгнал. Но об этом — чуть ниже.

* * *

Для меня все это началось двенадцать дней назад. Спустя сутки после исчезновения Фернандо Камараса, племянника Сальвадора Камараса. А Сальвадор Камараса — ни много ни мало — дож Картахены и глава торговой гильдии.

К тому моменту я занимался, как сам считал, совершенно заурядным делом — разыскивал некоего Сантьяго Торреса, мелкого купчишку, задолжавшего небольшие деньги коллегии Альфонсо Баройя. Баройя вовсе не собирался прижимать Торреса к ногтю, наоборот — его коллегия поддерживала торговлю маслом и благовониями, и Торрес был одним из распространителей, причем не из худших. Альфонсо Баройя интересовало — куда подевался его мелкий партнер? Вероятно, Торрес имел устоявшуюся сеть сбыта и Баройя не хотел ее терять.

Так или иначе, Альфонсо Баройя поручил своему помощнику отыскать пропавшего купчишку, а помощник, недолго думая, нанял меня, за полмонеты в день. Поскольку иных предложений, повыгоднее, у меня не было и не ожидалось, я взялся.

В Картахене, конечно, часто пропадают люди, как и в любом достаточно большом городе. Вряд ли их всех начинают разыскивать, во всяком случае, вояки городского магистрата этим не занимаются, предпочитая выколачивать налоги у рыночных завсегдатаев. Да и заметят ли исчезновение какого-нибудь бродяжки? А если и заметят — хоть кого-нибудь это взволнует?

Другое дело — более заметная публика. Когда пропал Фернандо Камараса, об этом мгновенно узнал весь город.

Я к тому моменту ни на шаг не продвинулся в поисках Сантьяго Торреса, хотя сумел более или менее внятно установить, чем он занимался в утро перед исчезновением. Ничего такого он не делал, за что можно было бы ухватиться. Как назло.

И вдруг в мою берлогу пожаловал Сальвадор Камараса собственной персоной. Я опешил. Дож Картахены — у меня в гостях?

Слава Богу, надолго он там не задержался, а то я сгорел бы со стыда.

Я уже говорил, что не очень люблю чинить одежду? Так вот, убирать в своей берлоге я тоже не очень люблю, а Гениса к себе просто не пускаю.

Ну, в общем, дож посулил мне четыре монеты в день, лишь бы я отыскал его дражайшего племянника, которому только недавно стукнуло восемнадцать. В этом возрасте у многих молодых людей в голове заводится всякая блажь. К тому же тронуть племянника дожа вряд ли посмели бы и местные головорезы, и головорезы пришлые. Скорее всего, думал я, парня обуяла жажда странствий и он околачивается где-нибудь в порту. Хуже, если ему уже удалось пробраться на какой-нибудь корабль и он ныне находится далеко в море. Но Фернандо не видели всего лишь три дня, и я прекрасно понимал, что выяснить, отходили последнее время из Картахены корабли или не отходили, будет проще простого.

А возможно, все еще тривиальнее. Ушел парень в запой в каком-нибудь кабачке и благополучно валяется под столом. Впрочем, нет, племянник ведь дожа. Любой кабатчик Картахены счел бы своим долгом доставить его домой после первой же отключки.

В конце концов, он мог связаться с какой-нибудь девицей, а в этом возрасте можно провести в постели неделю, и не надоест.

И оставался мизерный шанс, что беднягу действительно убили, если он пьяный возвращался домой. Мизерный, потому что в затрапезный кабак приятель дожа не пойдет, а в центре нечасто ошивается всякая шваль с ножами за пазухой.

В общем, я понадеялся, что быстренько отыщу Фернандо, получу оговоренное вознаграждение и преспокойно вернусь к поискам Сантьяго Торреса, пока помощнику Альфонсо Баройя не надоест платить мне по полмонеты в день. Случай с Торресом казался мне куда более безнадежным.

Понадеялся я зря. Начал, как обычно, с шатания по городу, разговоров с уличными торговцами и мальчишками (между прочим — ценнейший источник информации!), расспросов — словом, с рутины. Стал прокручивать путь Фернандо Камараса с момента, когда он ступил за ворота дядюшкиного дома.

К вечеру установил, что Фернандо и близко не подходил к порту. И не похоже, чтобы он заворачивал в кабаки, по крайней мере в центре, в приличествующие его положению — великовозрастного бездельника-богача. Сначала он слонялся по рыночной площади и, видимо, кого-то поджидал. Потом в компании некоего седобородого (бородища — до колен! — сказал мне десятилетний Хосе) мужчины пошел в направлении собора Санта-Розалины. Этот бородач, вероятно, был португальцем, потому что Хосе сказал, что он вместо «с» все время произносил «ш», а «о» — скорее как «оу».

Про португальца, понятно, вывод сделал я, а не Хосе.

В собор эта парочка заходить не стала, и следующий свидетель видел Фернандо спустя некоторое время выходящим из библиотеки Хавьера Унсуе.

Тут я насторожился: Сантьяго Торреса перед исчезновением тоже видели около библиотеки! Правда, непонятно было — заходил он туда или нет.

В тот день я ничего больше выяснить не сумел, а на следующий оказалось, что старый книгочей Унсуе тоже исчез.

Мне сразу же перестала нравиться эта история. То есть не подумайте, конечно, что я радуюсь, когда бесследно пропадают люди и поэтому получаю аж четыре монеты в день. Просто до сих пор я считал, что случаи эти — неизбежная дань хаотичному року. Теперь же мне казалось, что за этими исчезновениями стоит что-то на редкость нехорошее.