Напившись чаю, государь поблагодарил за угощение, поцеловал у нас руки и, пожелав нам спокойной ночи, пошел в спальню. У нас была приготовлена и собрана на стол закуска, но государь, отпробовав несколько, велел подать из своего запаса кушанье английского приготовления.
Поутру, лишь только государь встал от сна, пришел к князю Волконскому купец Колосов и просил передать государю свое желание, чтобы государь пожаловал на освящение устроенного им Засимо-Савватиевского храма, имеющее быть 4-го августа. Когда Волконский передал государю желание Колосова, государь отвечал — «Передайте от меня благодарность Копосову. Я очень бы рад его просьбу исполнить, но не могу изменить маршрута. Освящение храма пройдет, быть может, до 2-х часов, а мне к этому времени далеко уже должно быть».
Была приготовлена у нас утренняя закуска, но государь сказал — «Я не могу теперь кушать ничего, благодарю!»
Вслед за сим он прислал через адъютанта своего нам подарки: Алексею Андреевичу перстень, а мне и Пелагее Андреевне по фермуару. Экипажи были уже поданы, и государь вышел в зало, готовый в путь. Мы поблагодарили его за подарки и он, как бы в ответ на это, сказал прощальное приветствие — «Прошу меня любить и помнить, а я очень рад, что с вами познакомился». — Потом поцеловал у меня и Пелагеи Андреевны руки, поклонился всем нам и отправился в путь.
Выезжая за город, государь пожелал еще раз взглянуть на Каргополь и, увидавши женский монастырь, приказал ехать туда — был там очень недолго, потому что его там не ожидали и все были в сильном расстройстве, вследствие пожара, бывшего незадолго пред тем; так что говорят и сама настоятельница игумения Павла явилась пред ним не в монашеской одежде: так сильно растерялись все, завидев нечаянный царский приезд».
Из Каргополя, император Александр проехал в Олонецк и Сердоболь и затем в Валаамский монастырь. Государь отправился в обитель на лодке, не взяв с собой никого кроме камердинера и прибывшего для встречи его в Сердоболь эконома монастыря иеромонаха Арсения. Поздно вечером, 10-го августа, (после трехчасового переезда через озеро, более 30 верст от Сердоболя до Валаама) августейший посетитель благополучно прибыл к пристани монастырской. Когда государь с экономом уже всходили на гору, по гранитной лестнице, в монастыре узнали о приезде императора, затрезвонили во все колокола и братия начала сходиться со всех сторон к собору. Государь стоял на церковном крыльце и внимательно смотрел на монахов, поспешавших друг пред другом. По приготовлении всего в соборе, клиросные запели: «Спаси Господи» и «Достойно есть». — Войдя в собор, государь стал на середине, игумен был в ризе и со крестом, а иеродиакон в стихаре; при отворенных царских вратах возгласили эктению и многолетие, после которого император изволил прикладываться к местным иконам. Сняв с себя ризы, игумен стал за амвоном с братиею; государь подошел к нему, принял благословение, сперва от него, а потом от всех иеромонахов, целуя у каждого руку, но своей никому не давая, затем кланялся всей братии и когда, пораженные смирением государя и благодаря его за милостивое посещение, все поклонились в землю, он сказал кротко, — «что бы ему никто не кланялся поклонением в землю, подобающим лишь Богу!» — Осмотри собор, государь выразился — «собор у вас прекрасный». — Потом в сопровождении всей братии пошел в церковь преподобных, — где приложился к раке над св. мощами, а оттуда отправился в кельи игумена; здесь пил чай, пригласив игумена сесть; старшая братия стояли кругом. В простой речи от сердца, настоятель благодарил императора за посещение обители, а государь отвечал ему, — «что давно уже хотел побывать в Валаамском монастыре, но не находил случая», расспрашивал о древности обители, о порядке службы церковной и часах, когда она совершается. Благочинный (иеромонах Дамаскин) отвечал на все вопросы подробно, и спрашивал: в какие часы повелено будет начинать каждую службу во время пребывания государя, а также не оставить ли положенных чтений для сокращения? — Государь требовал, чтобы все было исполняемо неизменно, по положению. — Чрез несколько времени император пожелал идти отдохнуть и, в сопровождении игумена и старшей братии, отправился в гостиный покой.
На другой день (11-го числа) в 2 часа пополуночи император прежде всех пришел к утрени, когда пономарь едва успел отпереть церковные двери. Внимательно следя за всем и слушая всю службу, во время седальных государь садился вместе с братиею на скамью. — Вскоре после утрени государь пришел и к ранней обедне, в церковь св. Петра и Павла, простоял всю службу и во время антидора принял поднесенную благочинным на блюде вынутую просфору и откушал не много теплоты. После обедни, провожаемый игуменом и старшею братиею до покоев, объявил, отпуская их, что «чрез час намерен идти вокруг монастыря и осмотреть местность».
В означенное время, игумен, казначей, благочинный и эконом ожидали выхода государя.
Первоначально он пошел на берег, с которого обозревал местоположение кругом и сказал — «вид вашего монастыря прекрасный». — Потом был в больничной церкви и обошел всю больницу, приветствуя больных братий; оттуда перешел в теплую церковь Успения Божией Матери, где осмотрел иконостас, алтарь и приложился к св. иконе Смоленской Божией Матери. Отсюда, с игуменом, благочинным и экономом, отправился в пустыни; сперва в трех ближних разговаривал с пустынниками, брал и кушал подносимые ими простые овощи, а при прощании у каждого целовал руку и просил их молитв. Затем пожелал идти и в дальнюю пустыню, при чем ласково отпустил в монастырь игумена, не желая утомлять его, и шел далее с благочинным и экономом. Дорогою государь милостиво говорил о разных предметах, о многом расспрашивал, а дойдя до горы, где нужно было спуститься, чтоб опять взойти на высоту, государь почувствовал одышку. — «Всходя на гору, я всегда чувствую одышку, — сказал он, — еще при покойном государе я расстроил себя, бегая по восемнадцати раз с верхнего этажа вниз по лестнице». — Подходя к пустыне, государь заметил утомление благочинного и сказал: — «Вы устали со мною?» — «Я рад пройти с вами еще пять верст!» — «Благодарю, отвечал государь усмехнувшись, — готовность мне эта приятна». — Подойдя к загородке в лесу, когда эконом Арсений напрасно старался разгородить ее, император почти ползком пролез под изгородь, говоря: — «Ведь я солдат». — Достигнув дальней пустыни; государь сам видимо утомился; он вошел в тесную келью, поздоровался с пустынником, спрашивал давно ли он живет тут, сел на скамью, посадил благочинного и эконома и внимательно разговаривал о весьма многом касающемся духовной и аскетической жизни.
— В какой тесной, бедной и пустынной кельи изволите вы теперь беседовать, государь, с кем и о каких предметах? — сказал благочинный Дамаскин, — но поверьте, ваше величество, что иноки живущие в таких пустынях, по благости Божией, утешаются в них столь пленительными духовными чувствами, истекающими из стремления их к соединению сердца с Богом, в послушании Его закону, — что предпочитают свои шалаши и вашему царскому дворцу. — Государь отвечал — «Да, я знаю это верно; ты говоришь правду; но это есть дело прямой благодати Господа!» — В продолжение разговора, государь при случае сказал: — «Я часто замечал, что священники благословляют спеша и не знаменуют креста как следует; это знак великого невнимания. Как благословляющему так и принимающему благословение надлежит опасаться не лишиться благодатной пользы благословения. Не раз когда я подходил к сельским священникам, которые, в простоте, вздохнув от сердца, благословляли меня, ограждая настоящим знамением креста, как благословляют и крестьян, — всегда я чувствовал нечто особенное!» — Вставши, государь из трех поднесенных пустынником реп, из его огородца, принял одну, и когда благочинный спросил нож, чтоб очистить, он повторив: — «Я солдат и съем по солдатски», — начал очищать кожу зубами. — Государь осмотрел молитвенный тесный чуланчик пустынника, а прощаясь с ним целовал его руку и усердно просил благословения и молитв.
