Осматривая, в 1814 году, в Гарлеме, достопримечательности этого города, император Александр остановился у модели гранитного камня, служащего подножием памятнику Петру Великому в Петербурге.

При этом, сопровождавший монарха профессор Ланге сказал ему.

— Государь! Наше общество гордится, видя в среде своей героя, которому человечество с доверием дает название Марка-Аврелия, а религия, — благословенного.

— Марк-Аврелий, — отвечал Александр, — может служить хорошим примером властителям, но я не могу с ним равняться, а только стараюсь подражать ему (51).

В бытность свою в Амстердаме, в 1814 году, император Александр, встававший обыкновенно весьма рано и прогуливавшийся по городу в статском платье, зашел в девятом часу утра к купцу Кесвельту, у которого пожелал видеть принадлежавшую ему знаменитую картинную галерею. Когда один из сопровождавших государя местных жителей заметил, что он встает очень рано, не дав себе достаточного отдыха, император отвечал, что привык к этому в военное время. — «Правда, — прибавил он, — что я купил эту привычку дорогою ценою и надеюсь впредь не иметь в том нужды, по продолжаю вставать рано затем, что выигрываю таким образом ежедневно по несколько часов» (52).

В 1818 году, беседуя с прусским епископом Эллертом, император Александр сказал ему — «Императрица Екатерина была умная, великая женщина, но что касается воспитания сердца в духе истинного благочестия, при петербургском дворе было — как почти везде. Я чувствовал в себе пустоту и мою душу томило какое-то неясное предчувствие. Пожар Москвы просветил мою душу; суд Божий на ледяных полях России преисполнил мое сердце теплотою веры. Тогда я познал Бога, как открывает нам его Святое Писание; с тех только пор я понял его волю и его закон, и во мне зрела твердая решимость посвятить себя и свое царствование его имени и славе» (53).

В 1816 году, находясь в Киеве, император Александр послал сказать известному в то время по святости своей жизни схимнику Вассиану, что вечером в восемь часов его намерен посетить князь Волконский. В назначенный час ожидаемый гость тихо вошел в келью слепого старца и стал говорить с ним. Вассиан спросил гостя: женат ли он? имеет ли детей? давно ли служит государю? — «Благодарение Господу Богу, — продолжал схимник, — что государь удостоил и Киев и Лавру своим посещением. Он вчера в Лавре всех обрадовал своим благочестием и своею кротостью».

— Да он здесь — сказал посетитель.

— В Киеве? — спросил Вассиан.

— Он у вас, — отвечал Александр, — благословите меня! Еще в Петербурге я наслышался о вас и пришел поговорить с вами — благословите меня.

Вассиан хотел поклониться в ноги царю, но Александр не допустил его до этого, поцеловал его руку, говоря:

— Поклонение принадлежит одному Богу. Я человек, как и прочие и христианин; исповедуйте меня и так, как всех вообще духовных сынов своих.

После исповеди и долгой беседы, государь пожелал знать, кто в Лавре более других заслуживает внимания и когда схимник назвал наместника, иеромонаха Антония, приказал послушнику позвать наместника, будто бы к князю Волконскому, ожидающему его у Вассиана. Когда же Антоний, узнав государя, хотел отдать ему должную честь, Александр удержал его, сказав:

— Благословите как священник и обходитесь со мной как с простым поклонником, пришедшим в сию обитель искать путей к спасению, потому что все дела мои и вся слава принадлежит не мне, а имени Божию, научившему меня познавать истинное величие.

Только в полночь государь вышел от Вассиана, запретив наместнику провожать себя, а на другой день послал ему и Вассиану по бриллиантовому кресту (54).

Во время пребывания своего в Брянске, в 1823 году, император Александр, возвратясь с осмотра города, заметил у крыльца занимаемого нм дома восьмидесятипятилетнего старика в отличном от других наряде. Государь тотчас же велел позвать его к себе.

— Откуда вы? — спросил он старика.

— Вашего императорского величества верноподданный, Черниговской губернии, Мглинского повета, житель Василий Брешков.

— За чем вы сюда приехали?

— Нарочно приехал узреть священную особу вашего императорского величества, отдать должный мой поклон и сказать: «Ныне отпущаеши раба твоего Владыко».

— Очень хорошо. Но не имеете ли ко мне какого дела?

Брешков объяснил, что он с родственниками давно уже отыскивает потерянное предками их дворянство, что по этому делу в Петербурге живет его племянник и терпит там разные притеснения.

— Я не забуду вас, — сказал государь, — пишите к своему племяннику, чтоб он явился ко мне, когда я вернусь в Петербург. Этот кафтан у вас верно очень древен?

— Ему сто тринадцать лет — он пожалован предком вашего величества великим государем императором Петром Первым.

— По какому случаю?

— При взятии Юнгер-Гофской крепости под Ригою.

— Какое тяжелое и крепкое сукно! И сколько лет! — сказал государь, пощупав полу кафтана. Затем, положив обе руки на плечи старика, прибавил: — Оставайтесь покойны и если будете иметь какую нужду, пишите ко мне прямо: государю императору Александру I в собственные руки. Я вас не забуду.

Действительно, государь не забыл Брешкова и, по возвращении в Петербург, рассмотрел его дело и найдя его справедливым, решил в его пользу (55).

В 1819 году, летом, император Александр посетил северные области империи и Финляндию. Можно представить себе, с каким восторгом встречали его жители этих отдаленных областей, никогда еще не имевшие счастия видеть своего монарха.

Государь выехал из Петербурга 22-го июля и 26-го числа прибыл в Каргополь, оттуда поехал в Архангельск и, подробно осмотрев город и все его заведения, возвратился 3-го августа обратно в Каргополь. О двукратном посещении им этого города сохранился любопытный рассказ вдовы каргопольского купца Е. Д. Вишняковой, записанный с ее слов В. В. Йеменским и напечатанный им в историческом сборнике «Древняя и Новая Россия» 1875 г. №9. Приводим здесь этот рассказ:

«Как скоро известно стало о проезде чрез Каргополь на Архангельск государя, везде стали производиться поправки и улучшения дорог и зданий, особенно видных с пути следования государя — где назначены были остановки и ночлеги, везде приготовлялись квартиры. В Каргополе были, на случай, приготовлены две квартиры, из которых одна в доме тогдашнего градского головы, но государю, неизвестно почему, угодно было остановиться в нашем доме.

Около 2 часов пополудни, 26 июля 1819 г., государь прибыл в Каргополь и прямо подъехал к собору, где и был встречен духовенством города. Что происходило в соборе я не знаю, нам тогда было не до того; мы бегали, хлопотали и приготовлялись как встретить, да и после не удалось разузнать, а может и спрашивала, но теперь позабыла и не помню.

Из собора государь пешком прошел до нашего дома (расстояние до 100 сажен); народу так было много, что от собора и до самого крыльца образовались две живые стены, между которыми и проходил государь с министром двора, князем П. М. Волконским. Народ со всех сторон восторженно приветствовал его оглушительным «ура». День был теплый и прекрасный.

Алексей Андреевич, купец, деверь мой, хозяин дома, встретил государя в воротах, я и Пелагея Андреевна (сестра Алексея Андреевича), моя золовка, стояли на нижней площадке крыльца. Семейство наше хотя и было тогда большое, но все жили в разных местах, а жена Алексея Андреевича была в Вытегре, на родине, откуда взята. Государь, проходя мимо нас, сделал под козырек, но шел, не останавливаясь, очень скоро; Алексей Андреевич поддерживал его под руку.

Поднявшись во второй этаж, государь вошел в назначенные ему покои; проходя по ним, запирал за собою все двери; таким образом, дошел до спальни, в которую также запер дверь. Спустя несколько времени, он вышел из спальни в зало и начал говорить с Алексеем Андреевичем, спрашивая: каково каргопольское общество, велико ли оно, много ли у общества имеется капиталов, какого рода главная промышленность жителей? Алексей Андреевич смутился, и только отвечал на каждый вопрос государя, что и как тогда было. Про промышленность и торговлю Каргополя сказал, что купцы здешние занимаются поставкою льна в С.-Петербург для английской компании, ездят к Макарью на ярмарку и в Ирбит, где заготовляют разный пушной товар, который потом и отвозят в С.-Петербург, а белка остается в Каргополе, обделывается жителями в меха, которые и отвозят потом в Петербург, или же к Макарью. Разговаривая с государем, Алексей Андреевич был весьма бледен и голос его дрожал. Во время этого разговора вошел городской голова и поднес государю хлеб-соль от города. Государь ласково принял хлеб-соль, благодарил и начал расспрашивать голову про общество и город, почти тоже самое, что и у Алексея Андреевича. По уходе головы, государь, обратившись к Алексею Андреевичу, спросил — «Верно вы хозяин этого дома?» — «Точно так, ваше императорское величество, — отвечал Алексей Андреевич — я хозяин дома», — «А если вы хозяин дома, — сказал опять государь, — так мне надобно познакомиться с вами» — и поцеловал Алексея Андреевича. Как бы от прикосновения электричества, бледность мгновенно исчезла с лица Алексея Андреевича и по нему разлился яркий румянец.