… восемь, девять…
- Тогда мы примемся за твоего друга, – паладин небрежно откинул крышку клетки, где лежал Зед, и решетка с его неподвижным телом выдвинулась наружу. Лицо спящего Зеда все больше наливалось неземной белизной, и паладин усмехнулся, проведя пальцем по его щеке. – Он умирает, это очевидно. Я узнаю отравление сывороткой из миллиона других. Твой чешуйчатый друг угостил его чем-то, сказав, что он станет кем-то другим? Я вижу, что так оно и было; одна проблема: твой друг уже был кем-то другим, не человеком. И теперь его к жизни может вернуть только кодовое слово – может, произвольный набор слов, например, пердеж, или чихание. Этого не знает никто, поверь мне. На поиски звуков, которые активизируют мозг, иногда уходят годы, десятилетия, если вы заранее не закодировали его. Но вы же не закодировали его, не так ли? Вы даже не знали, что это нужно делать. Одного взгляда на его кожу мне было достаточно, чтоб понять, что он обращается. И одного того, что вы дали схватить вас и не смогли сопротивляться, дало мне понять, что вы не можете его оживить. Поэтому я даже связывать его не стал, – паладин явно издевался. – Наверное, это очень ужасно – смотреть на свою бомбу, но быть не в состоянии ее взорвать?
… тринадцать, четырнадцать….
- Я знаю, вы на него надеялись. Надеялись на его силу и скорость, на его меч, но надежда эта заведомо мертвая. Посмотри – он не реагирует даже на звук твоего голоса, когда тебя пытают. Это означает, что его Слово гораздо длиннее, чем три звука. Его Слово – это слово не первого порядка, не случайный набор букв. О, да он у вас поистине монстр, если его код так сложен! Наверное, он приходит в себя от какой-то фразы? Его можно включить лишь упорядоченным предложением? Я кое-что смыслю в кодировке; я пытался активизировать его, так, ради интереса – и ничего! Он не реагирует ни на один набор звуков, который мог слышать при жизни. Вы создали поистине титана, монстра! Такие сложные системы защиты подразумевают просто чудовищные способности, уникальные, самые лучшие. Такие, каких достоин только Зед. Но вот незадача – он умрет, если его не активировать. Он будет спать, пока не погибнет от голода и старости. Ты поверил этой чешуйчатой жабе и дал влить в своего друга яд?! Неужели ты поверил ему, этому проходимцу с цветной мордой, и позволил обратить твоего друга?! Да он почти мертв. Или умрет скоро, если вы не найдете Его Слово. А еще его жизнь можно продлить, просто продлить, пока отыщется это кодовое слово.
Но можно – убить его тут же, сию секунду.
Выбор за тобой.
- Ты врешь! – тонко выкрикнул Торн, все еще переживая боль. – Ты врешь, врешь, врешь!
Паладин усмехнулся, и даже Уру стало ясно – он не лжет. Черт! О крови Дракона Ур как-то совсем позабыл, и о том, что творит некое существо, не совсем человека, тоже. А паладин, верно, не раз прибегал к таким обращениям, творя себе подобных. Ведь ту светящуюся ядовитую дорожку, сердце паука, вживленное в живую плоть, надо было как-то разбудить.
Паладин знал, о чем он говорил.
- И вот, – не скрывая своего торжества, продолжал паладин, – ваше тайное оружие, которое вы взялись изготовить, подобно несмышленым детям, дремлет в режиме ожидания, и сами вы всецело в руках маньяка – вы же понимаете, что этот человек, называющий себя принцем, на самом деле умалишенный психопат? А ваш защитник бесполезен…
Смотрите – я могу даже вложить в руку вашего друга его меч. Могу даже его пальцы сжать на рукояти, которую он изучил до мельчайших подробностей. До самой крохотной щербинки – и ничего! Эти ощущения ему ничего не напоминают. Его ладонь жесткая, его пальцы разгибаются, – паладин и в самом деле положил Айясу рядом с Зедом и попытался сжать его пальцы на рукояти. Бесполезно: они упрямо разгибались, и рука отталкивала меч. – Торн! Я вижу в твоих глазах, что ты до последнего момента на него рассчитывал, но ты всего лишь глупый маленький мальчик. Зед мертв; почти мертв. Тебе ничто не поможет. Я буду мучить тебя гораздо изощреннее, чем этот болван, поверь мне, я буду мучить вас по очереди, и вы скажете мне где ключ. Возможно, я изуродую вас так, что ты, волей-неволей, вынешь из небытия своего сознания кодовое слово Зеда. Но к тому моменту он будет всего лишь кровоточащим куском мяса без ног и без рук. За каждый твой неверный ответ я стану отрезать у него по одному суставу. Сначала пальцы; потом ладони; потом руку по локоть…
Ур замер от ужаса; неужто и эту чашу Торн смог вынести и рассчитать для себя?!
Торн не сказал до сих пор кодового слова – даже когда его жгли каленым железом, – значит, он его не знал?! Это невозможно терпеть, нет!
И все же Торн упрямо молчал.
- Я не скажу тебе, где ключ, – ответил он паладину.
…шестнадцать, семнадцать…
- Это неверный ответ, – паладин извлек нож, остро отточенный нож с блестящим лезвием. – Это первый неверный ответ, и я отрежу твоему друг фалангу мизинца. Как ты думаешь, будет ли он тебе благодарен, когда очнется?
… двадцать…
Торн криво усмехнулся.
- Моего друга, – четко и зло произнес он, – никогда не целовала сталь. Она находит его слишком жестким!
- Да? В самом деле? – рассеянно произнес паладин, рассматривая длинные красивые пальцы Зеда, вертя его руку так и сяк.
- На твоем месте я был бы осторожнее, – язвительно продолжал Торн, глядя за манипуляциями паладина.
- Это почему же?
- Сталь становится смертоносной, если Зед хоть пальцем прикасается к клинку.
Миг – и словно пружина разогнулась, распрямилась со звоном, и взлетела к потолку, уже перепачканная кровью Айяса, прочертившая на теле паладина красную, как сердце костра, полосу.
Вдребезги разлетелись черные латы, и панцирь раскрылся, как сломанный хитиновый покров вареного рака, выпуская беззащитное тело паладина. Взвизгнув, как серая огромная крыса, попавшая в серьезную беду, паладин отпрянул, потянулся к пряжке пояса, чтобы активировать защиту, но тщетно: она была разбита, и защиты больше не существовало. Ни наружной, той, что делает тело неуязвимым, ни, что еще хуже, внутренней, которая наливает нечеловеческой силой руки паладина.
В панике паладин ощупывал кровоточащую грудь, и пальцы его натыкались на перерубленные узлы, мертвые, бесполезные. Не реагировал ни один из них, не усилить ни единого пальца, ни на минуту, ни на половину минуты!
- Что..! – крикнул он, схватившись на грудь, из которой лилась кровь, и понимая мгновенно, что все то, что он отрицал и был уверен, что не свершится – свершилось. Вдруг.
- Бесполезно это, – миролюбиво заметил Зед, наблюдая, как паладин в панике ощупывает испорченную защиту. – Снимай свои доспехи. Теперь они будут только мешать.
Одним и первым своим ударом Зед в точности повторил линию, что прочертил Вед на его собственном теле. Умная Айяса, разрубив начало грудной кости и верх защитного пояса, прошла вверх, до самого последнего верхнего узла паучьего сердца, скрежетнув по кости, и даже старательно изобразила завиток на ключице врага, там, где рука Ура дрогнула и соскользнула.
Зед разрубил сердце паука, и погасли ядовитые дорожки силы, оплетающие пальцы и плечи паладина. Наверное, он и понять ничего не успел, даже не успел почувствовать боли, уклоняясь, как ему показалось, от клинка, когда с ним все было кончено.
Без защиты он не представлял никакой опасности для вооруженного Зеда.
Миг назад недвижимо лежавшее тело вдруг ожило. От толчка ложе, на котором лежал Зед, лопнуло, покрошились, ощетинились острыми щепками прутья решетки.
Паладин, захлебываясь кровью, зажимая рану левой рукой, таращился на Зеда, стоящего в боевой стойке. В его правой все так же бесполезно был зажат его никчемный, бесполезный нож, которым паладин хотел отрезать пальцы Зеда.
- Здравствуй, Роман, – произнес Зед, и следующий удар направил на принца, начавшего подавать признаки жизни. – И тебе привет, Воканна!
Воканна!
Имя это, несомненно, было Уру знакомо. Болтаясь по кнентам, он слышал не раз всяческие байки и сплетни о Правящих – простой люд выдумывал их, чтобы потешиться, разнообразить немного скучную жизнь.