Но сонки были в восторге, и мир был восстановлен.

С тех пор наряд пылился в её шкафу.

- Сейчас самое время вынуть его из шкафа, – процедила Тийна сквозь зубы, рассматривая себя в зеркало. Накидка, изготовленная специально для той коронации, была оторочена блестящим мехом и ярко-пурпурная, ушитая драгоценными камнями так, что жесткая, грубая, прочная ткань растягивалась, и надев её, Тийна неожиданно почувствовала то, чего тогда, пять лет назад, не чувствовала и даже не думала об этом. С восторгом и недоверием смотрела она на себя, поворачиваясь то так, то этак перед зеркалом, восторгаясь все больше грубой броской красотой наряда, и ликование переполняло её душу.

«Какое величие! – подумала она, задыхаясь от восторга. – Как величественно это платье! Что больше подчеркнет богатство и мощь, чем эта небрежность? Ведь даже самые почитаемые идолы – это всего лишь куски грубого золота, на котором еле угадываются глаза, а их чтят и им поклоняются… Зря я не надевала это раньше; теперь я сама подобна этим идолам. Драгоценности… надеть? Да! Непременно! Видят боги, я не хотела, но теперь я надену их обязательно! Пусть все видят мое великолепие и мощь, пусть все видят, что я прекрасна и величественна! Перед такой королевой легко склониться!»

Советник, появившийся в её комнате внезапно, был бледен и его шатало, словно он выпил лишнего.

- Твой отец, принцесса, – произнес он трясущимися губами. Тийна с неприязнью смотрела в его кроткое перепуганное лицо – и он еще смеет называть себя сонком! Тем, чьи предки пили кровь у еще живых врагов, тем, чьи потомки никогда не утратят свирепого нрава!

- Ну, что там? – нетерпеливо спросила она, увидев, что сам он не осмеливается рассказать то, как именно расправились с её отцом его разъяренные соплеменники. Отец мертв, уже мертв! Эта мысль заставила её трепетать и кровь быстрее побежала по жилам.

- Он мертв, – выпалил наконец советник. Зрачки в его глазах были похожи на две крохотные черные точки на бледной радужке – странно, удивилась Тийна, у него голубые глаза. – Его прирезали, когда он спал…

- Этого следовало ожидать! – насмешливо воскликнула Тийна, навешивая серьги. – Что тебя так смущает теперь, когда мы в шаге от величия и богатства? Или ты не этого хотел? Ты передумал? Может, и месть за надругательством над священным Чиши тебя не устраивает?

- О, нет, что ты, госпожа, – торопливо произнес советник, и Тийне показалось, что он испугался, что она расскажет о том, что он чем-то недоволен тем, кто убивал Чета. Неужели там все так страшно? – Только ты должна знать… Ты можешь испугаться… Они надели его голову на копье и выставили в зале, где соберется Совет. Может, тебе не ходить туда?

Тийна вздрогнула и снова глянула в зеркало. Весть о таком конце отца еще сильнее взбудоражила её кровь, и та женщина, что отражалась в зеркале, казалась ей незнакомой. Она, несчастная юродивая, не могла быть той красавицей с жестоким и отчаянно смелым сердцем, которая смотрела на неё из серебристой волшебной мути.

«Отец мертв! Больше ничто меня не сдерживает, – подумала она. – Впереди только мое, все мое! Я заставлю этот совет признать меня законной наследницей, я заставлю его забыть о том, что я просто женщина!»

- Мы пойдем туда, – ответила она спокойно. – Не бойся! Как ты собираешься выспорить свое право быть Первосвященником, если боишься простой отрезанной головы?

Советник в ужасе смотрел на нее.

- Это голова твоего отца, – напомнил он, потрясенный. Она недобро усмехнулась:

- Я помню.

Советник молча забился в угол, а Тийна продолжала наряжаться, как одержимая переворачивая все свои заветные ларцы и шкатулки, и даже те, которые до тех пор равнодушно отвергала. Прочь сомненья!

Выбранную ранее вуаль она укрепила на двурогом венце-колпаке; служанки, перепуганные, метались по покоям принцессы, отыскивая все части давно забытого церемониального наряда, и на скорую руку пришивали к колпаку маленькие золотые колокольчики.

- Коровы! – выругалась она и зло отпихнула от себя прочь служанку, когда та неловко опустила на её голову Венец, и он сполз на сторону, придав Тийне вид нелепый и незадачливый. – Эй, хватит сидеть в углу! Помоги мне! Да побыстрее – в конце концов, ты сонк, ты должен лучше меня знать, как надлежит выглядеть сонской принцессе!

Советник подскочил как ужаленный и выхватил Венец из рук служанки. У него удачнее получилось водрузить его на голову госпоже, и Тийна увидела в зеркале отражение величавой и высокородной женщины.

- Кто будет на Совете? – спросила она тоном, словно ничего не происходило, словно в её жизни такие советы были постоянны. Это приободрило советника; тем более, помогая ей одеваться, он словно позабыл о своих страхах и сомненьях – возможно, недобро подумала Тийна, его жадность пересилила его робость.

- Прежде всего, – произнес он, натуго перевязывая её талию широким поясом из чистого шелка, – там будет барон Рваола и барон Длодик. Сегодня за ними посланы гонцы, но, думаю, далеко им ехать не придется, потому что эти два волка давно ожидали чего-то подобного и крутились неподалеку от столицы. Они будут претендовать на трон обязательно. Их будет сложно убедить отдать его тебе, и уж тем более – приезжему.

- Ясно, – кивнула Тийна.

- Но это не самые яростные твои противники, – продолжал советник, безжалостно стягивая шнуровку накидки на её спине. От его действий тело её стало похоже на прямую палку, и лишь руки оставались свободны от жестких оков одежды. – Тебе следует бояться тех, кто претендует на сан Первосвященника. Раньше его место продал бы царь, но теперь платить некому, и они постараются занять его место бесплатно…

- Да кто – они? – Тийна поморщилась от боли, когда советник затянул последний узел, но не стала выражать своего неудовольствия.

- Предсвященник Рбон и Предсвященник Чавы. Они давно крутились вокруг Чета, еще когда Тиерн был… Первосвященником. И если бароны могут тебе уступить – в конце концов, можно будет пообещать им, каждому в тайне, что именно он станет Наместником, – то Предсвященники не станут тебя слушать.

- Кто будет еще?

- Так, ничего не значащие люди. Их не стоит брать в расчет, в них нет никакой силы. Их позвали лишь для того, чтобы никто более не догадался, что эти четверо делят власть меж собой.

====== 2.КОРОЛЕВА ЭШЕБИИ. ======

- И ты говоришь – они ничего не значат?! Они уже что-то значат, раз скрывают от прочих такое важное дело… не бывает ничего не значащих людей! Мой отец так думал; и где он теперь? Он воевал вместе с сонками, но он пренебрегал ими, всегда думал, что они – всего лишь сонки, а он – регеец, пусть самый ничтожный из них и обедневший, но регеец! Они не простили ему такого унижения. Где он теперь, я тебя спрашиваю?

- Ты приказала его убить, – произнес советник. Впервые он смотрел ей в глаза прямо, не избегая её взгляда, и она поняла, что он догадался, кто разбил статую. А это плохо, ой, как плохо, пронеслось в её голове тревожной ноткой. И почему-то вспомнился прощальный взгляд Чиши, не предвещающий ничего доброго. И вспомнилось, что когда-то давно, в детстве, она слышала от сонских старух, нянчивших её, что Чиши умеет так проклинать, что ни одному другому божку и не снилось.

«Нет! Нет! Ничего этого не будет… Что он может, этот козлоногий урод?!»

- Идем, – сухо произнесла она, отворачиваясь. – Нам нужно приготовиться. И не забудь – если ты очень постараешься, то уже сегодня наденешь шапку Первосвященника.

…В зале, наскоро приспособленном для совета, было сумрачно и тихо. Внизу, под ним, располагался подвал с кухней или прачечной, и горячий влажный воздух нагревал его, и капли воды осаждались на каменные серые стены и стекали вниз.

Посередине зала стоял круглый стол, огромный, как озеро. И посередине его на блестящем блюде, как издевательство, была выставлена голова Чета. Одного взгляда на неё Тийне хватило, чтобы стало жутко, и за спиной послышались смешки и издевки. А что, если через миг её голова украсит этот стол так же, как и голова её глупого отца? Такая мысль пришла к ней только что, но она упрямо сцепила зубы и отвернулась, стараясь не глядеть на посеревшую кожу и жемчужный свет, льющийся из-под полуприкрытых век. Ирония судьбы, этот чудовищный стол! Тийна узнала его – обычно он служил её отцу в тех случаях, когда он хотел показать своим верным сонским слугам, как он любит их. Тогда он собирал их всех вместе, и они пьянствовали всю ночь. Иногда он дарил им какие-нибудь ничего не значащие подарки, преподнося их как высокие награды. Сонки радовались и хвастались потом друг перед другом, а Чет смеялся и называл их тупоголовыми ослами. Сонки не умели читать; а на тех медалях, что обычно им жаловались, были написаны какие-нибудь красивые карянские слова. Чет утверждал, что эти ордена он добыл в бою, и раньше они принадлежали карянской знати, но это была неправда. Тийна не раз еле сдерживала смех, читая на груди важного барона что-нибудь типа «первый стремянной» или «младший помощник садовника». И вот этот стол, видевший столько унижений сонков, даровал такое жуткое унижение ему самому, и его голова смотрит мертвыми глазами на тех, кто его окружал, и губы мочат, не смеются, а они, те, кого еще вчера он называл дураками, сегодня уже отнюдь не дураки, и говорят в его присутствии, не стесняясь его и не спрашивая его мнения.