Тычась по какому-то проходу, как слепой котенок, Тиерн налетел на дверь и толкнул. Та не поддавалась. Тиерн, объятый и вовсе уж паническим ужасом, колотил кулаками, пинал ногами, наваливался плечом, не заботясь больше о сохранении тишины.

- Помогите, помогите! – вопил он.

Дверь не подавалась. Более того – как издевку над собой. Тиерн увидел мелкую вязь букв, карянских, опоясывающих замочную скважину. Древняя загадка! Тот, кто хотел пройти тут, должен был отгадать её, и видимо, загадка была не из легких, раз дверь все еще была закрыта – под своими руками, панически колотящими по старому дереву, Тиерн увидел паутину и плесень. Время присыпало створку густым слоем пыли и почти сравняло её со стеной. Мало кто отгадывал эту загадку, наверное…

Загадка была высечена ровным красивым шрифтом, но Тиерн был так напуган, что не мог прочесть её целиком; его зрение выхватывало отдельные куски слов, фраз, как-то болезненно замечая какие-то мелкие, но малоприятные детали на стене. Царапины, оставленные , наверное, ногтями такого же перепуганного заблудившегося странника, как и он, жирные липкие полосы – возможно, эти почерневшие полосы на стене были нарисованы кровью.

«Он человек, и то, что только часть человека. Он живой, и то, без чего человек не живет».

Ниже был алфавит, тоже карянский. Буквы были размещены на маленьких пластиночках, как бы на кнопочках, и тот, кто отгадывал, должен был просто набрать слово из этих букв, нажав пальцами на кнопки.

Тиерна трясло. Сплетение синих тел на стенах словно шевелилось, угнетая его, и ему казалось, что он слышит гулкие шаги по коридору. Кто-то шел за ним!

- Что это, что это, – шептал Тиерн, истерично размазывая пыль по стене. Даже если никто не отгадывал этой загадки, должен же быть кто-то, кто её здесь высек? И он наверняка проверял, как действует механизм? Его звериное обострившееся зрение, казалось, просверливает насквозь толстый слой вековой пыли и паутины, ему казалось, что он видит даже мелкие бороздки отпечатков пальцев древнего мастера, который кропотливо работал над изящной надписью, а потом, сдув со стены мелкие крошки и строительную пыль, опробовал свой замысловатый замок, набрав нужное слово.

На миг Тиерну показалось, что мерзкое шевеление тел на стенах прекратилось, и смолкли все звуки. Даже его сердце, бившееся до этого часто и оглушительно громко, вдруг замедлило свой ритм и стало биться лениво и медленно, отдельными гулкими толчками, тихими и глухими. Тиерн закрыл глаза, а когда открыл, ему показалось, что эти отпечатки пальцев жирными пятнами виднеются на стене.

Тиерн закрыл глаза. Дыхание его стало ровным и медленным, под закрытыми веками было темно и красно.

«Он часть человека, та, что помогает ему жить», – пронеслось в голове Тиерна, и рука его сама легла на мелкие камешки.

С, И, Л, Ь, Ф.

Дух.

Откуда к нему пришло это знание, и как он догадался, Тиерн не знал. Он и карянский язык-то толком не знал, говорил на жуткой смеси ломаного карянского и регейского, вворачивая бранные сонские слова. Но догадка пришла к нему вовремя – едва подалась стена, едва заскрежетал камень о камень, как ожил мир, и Тиерн услыхал приближающуюся погоню, топот ног и скрип песка под сапогами преследователей.

- Стой! – кричали за его спиной, срываясь на визг. Тиерн на миг оглянулся – это были они, серые, – и шагнул в открывшийся проем. Плита под его ногами плавно ушла вниз, и проем закрылся – быстро, но достаточно медленно, чтобы он еще раз смог увидеть развевающиеся серые плащи и синих ящериц.

Стена наглухо отрезала его от звуков погони. Здесь, в подземелье, было тихо и покойно, так, что Тиерн, еще минуту назад задыхающийся от страха, вдруг успокоился, дыхание его выровнялось. Эти тишина и одиночество не пугали и не угнетали его. Да их и не было – Тиерну казалось, что он наконец-то вышел к людям, где-то пахло жильем и слышались голоса… впрочем, возможно, это его растерзанные нервы могли играть с ним такую злую шутку. Да, так; ему это казалось, но и этой галлюцинации хватило, чтобы успокоиться.

Тиерн огляделся. Странно, но ему показалось, что он внутри какой-то башни, узкой круглой башни с узкими окошечками в толстых каменных стенах. Осторожно, чтобы не оступиться впотьмах, Тиерн поднялся на первый пролет и приник к толстому запыленному стеклу. Ничего не видно; кажется, это было слепое окно, засыпанное землей. Башня была словно врыта в землю или вдавлена, провалена страшными силами. Тиерн поднялся выше, но и на втором пролете ничего не увидел. Окна, как и на первом этаже, были слепы.

На четвертом или пятом этаже ему повезло. Башня резко вынырнула из-под земли, и сквозь толстое слюдяное стекло Тиерн увидел нечеткие силуэты каких-то строений, полускрытые мраком. Увидел – и опустился на пол, трясясь от истерического хохота. Внизу было подземелье и лестница, и груда обломков оружия, среди которого он нашел Кривой – это надо же! Из слюдяного окошка хорошо был виден ход в эту башню с другой стороны, чуть ниже, чем тот, через который Тиерн убежал от преследователей. Тиерн хохотал, как безумный; по щекам его вновь текли слезы отчаянья.

- Индюк надутый! – визжал он, дрыгая ногами так, что суставы щелкали. – Ходил кругами, все это время я ходил кругами, удирал, и все для того, чтобы вернуться на то же самое место! В самое начало, в одну из башен прямо у входа, куда меня кинули, как собаку!

Внезапно истерика его прекратилась так же, как и началась. Он вдруг затих.

Преследовать того таинственного незнакомца он начал тоже где-то здесь. Да, точно. Вон та башня, похоже, Королевская Тюрьма. А значит… не сюда ли торопился тот, кто завел Тиерна в лабиринт подземелья? Он просто не смог пойти сюда, зная, что Тиерн последует за ним, и явно не желая выдавать своего маршрута.

- Конечно, – сквозь зубы прошипел Тиерн. – Все правильные решения самые простые. Я шел искать выход далеко, а он оказался близко. Вперед!

Тиерн резко, как на пружинах, подскочил и ринулся наверх башни. Возможно, им двигало только отчаянье, оно придавало ему сил и горячую веру в то, что теперь-то он спасен.

Преодолев последний пролет, Тиерн почувствовал, как изменился воздух. Он был очень холодный. На самом верху башни был настоящий ураган. Тиерн вынужден был ухватиться за перила, окружающие круглую площадку на верху башни, чтобы его воздушным потоком не снесло в круглый люк, расположенный посередине. Казалось, какой-то сказочный великан спит там, и втягивает могучими легкими воздух. Ветер то прекращался, то поднимался с удвоенной силой, увлекая все в загадочную дыру.

- Что за напасть, – пробормотал Тиерн. Желание сию же секунду перейти по тонкому шаткому мостику в темноту замка было огромным – от верхней площадки башни, еле освещенной все теми же полупотухшими кристаллами, как лучи, тянулись длинные, хрупкие на вид мосты, заканчивающиеся темными провалами в стенах. За ними, возможно, была свобода. А что за этим таинственным люком? Искушение разузнать это было еще сильнее. Тиерн, перебирая руками по перилам, осторожно прошел прямо к таинственному лазу и заглянул вовнутрь. Ничего; пустота и чернота. И ветер воет.

Тиерн опустился на колени; так стоять было гораздо устойчивее, ветер уже не сбивал с ног. Он присмотрелся, напрягая зрение – нет, ничего не видно. Однако…

- Что это?!

Почти у самого верха люка была вбита в стену железная скоба, и к ней привязана веревка. Толстая, крепкая и новая. Тиерн ухватил её, подтянул к себе – так и есть, дальше был узел, чтобы удобнее было держаться и не съезжать… Значит, кто-то пользуется этим ходом! А что там? Логово великанов-Палачей? Или серых теней? Крепче сжав рукоять Кривого, Тиерн ухватил веревку и подергал, проверяя на прочность. Хорошо привязана.

- Только гляну и наверх, – пообещал себе Тиерн. – Не думаю, что на середине пути меня будет поджидать Палач… а если и будет то я уж сумею постоять за себя!

Внутри лаза, который, наверное, пронизывал всю башню насквозь, до самого основания, было еще холоднее. Ветер давил на плечи спускающемуся, бил, трепал полы одежды, и пару раз Тиерн оскальзывался, ободрав ладони. Изнутри лаз порос каким-то странным мохом, мягким, упругим и пушистым. Он обнимал Тиерна мягкими лохматыми лапами, и ходил волнами, отчего голова кружилась. Башня казалась зыбкой, словно болото, и спуск показался Тиерну еще дольше, чем восхождение.