Локтем придавила к полу она вуаль, и тонкий треск был свидетельством того, что и вуали пришел конец. С рычанием, вырывая собственные волосы, к которым вуаль была прикреплена зажимами, Тийна стащила её и растерзала в один миг, даже не вспомнив, какую дорогую вещь она портит.

Что ещё? Что ещё можно сломать, испортить, кому можно сделать больно?!

Ярость все нарастала, переходя в какую-то жуткую припадочную истерику, и Тийна каталась по полу, визжа и царапая себе ногтями лицо и грудь, колотя ногами, уже не ощущая боли.

…Ненавижу!!! Я ненавижу!!!

Силы кончились вместе с припадком; тяжело отдыхиваясь, она лежала на полу, медленно приходя в себя. Кажется, она прокусила себе губу – лицо было мокрое и липкое от слюны и кровавой пены. Волосы всклочены, растрепаны, и на затылке огромная ссадина. Все лицо дрожит мелкой дрожью, глаза мечутся под закрытыми веками… Хорошо, если бы кто-нибудь нашел её. Самой не дойти до комнаты. Пусть даже доложат царю – ей все равно, что он будет орать и злиться. Он всегда злится, когда у неё случаются эти припадки и говорит, что она попросту бесится с жиру.

Болезнь все больше отступала; скоро она уже могла слышать – по коридору кто-то шел, несколько людей. Бряцало оружие, и этот характерный шорох одежды…

Наверное, это её ищут. Отец что-нибудь вспомнил и послал за ней. Снова будет браниться за то, что она валяется грязная и слюнявая на немытом полу.

Чьи-то сильные руки крепко схватили её за плечи и осторожно встряхнули.

- Что это с ней? – голос был абсолютно незнаком. Нет, это не слуги отца. – Это ведь она кричала? Наверное, на неё кто-то напал. Ничего себе, порядки у них тут в замке!

- Я… – еле ворочая распухшим прокушенным языком, пробормотала Тийна. – Я упала… пожалуйста, отнесите меня… туда…

- Упала сама? – второй голос, вступивший в разговор, казался изумленным. – Тогда, вероятно, особой беды с тобой не случилось, и негоже нам…

- Отнесем, – коротко и властно велел первый говорящий. – Негоже девице тут валяться.

Кто-то легко поднял её тело – у неё сил не доставало даже глаза открыть, чтоб посмотреть, кто это пришел ей на помощь, – и она почувствовала, что её несут куда-то.

- Сдается мне, – произнес чей-то голос, но не тот, не первый и не второй, а старческий и скрипучий, – что с ней приключился припадок. И часто тебя терзают духи, дитя мое?

- Часто… – собственный голос улетал куда-то высоко, в пустоту. – Очень часто…

Полет её окончился – когда её опустили на ложе, она уже чувствовала собственное тело, и запахи чужой постели, аромат тела, которое недавно тут лежало…

- Вам некогда возиться с припадочной, сиятельный, – напомнил нудный второй голос. – Нам пора!

Сиятельный? Да это верно, приезжий! Это он нес её!

- Сиятельный! – взвизгнула Тийна, вцепляясь в чью-то руку. – Умоляю! Не оставляйте меня одну! Еще немного побудьте со мной!

Сквозь опущенные ресницы неясно виднелся силуэт – что-то блестящее и красное. Тени над ней нерешительно качнулись, люди переглянулись между собой.

- Мне пора, – непреклонно ответил, наконец, принц, и Тийна, превозмогая слабость, с жалобным криком открыла глаза, все еще удерживая руку, которая несла её.

Над ней склонялся человек молодой и опрятный, с тонкими чертами лица и быстрыми глазами. Он хмурился – кажется, она больно вцепилась в его руку ногтями, – и свита его топталась позади него в нерешительности.

- Тийна… – просипела Тийна. – Меня зовут Тийна…

На чистом лице принца отразилось такое живое чувство отвращения, что даже врожденная вежливость не смогла скрыть его. Он отпрянул, мрачно оглядывая её, и лишь вцепившиеся в его кожу ногти не дали ему убежать.

- Принцесса Тийна? – уточнил он. Она слабо кивнула.

- Да. Сиятельный, мне досадно, что наша встреча произошла при таких обстоятельствах… прости мне мой вид; я знаю, я отвратительна сейчас, и понимаю твою брезгливость…

Принц молчал; его рука была напряжена, и Тийна понимала, что он готов убежать в любой момент. Лепеча все это, она напряженно думала – а что бы сделать, чтоб он не ушел? И ответа не находила.

- Мне пора, – перебил он её невнятное бормотание. – Простите.

Кажется, он не слушал её.

- Куда? – она обвела взглядом комнату. – Это же ваши покои.

- Мне нужно уехать, – сухо ответил он; видно было, что давать объяснения ей он не хочет.

– Вы уезжаете вот так, среди ночи, не попрощавшись с отцом, словно воры или разбойники, тайком? – Тийна чуть приподнялась и уселась на постели; тело её было все еще слабо, голова кружилась, но мозги уже работали ясно. Её чутье, по-звериному обостренное, говорило – что-то тут не так!

Рука его вздрогнула.

- Кто вы такая, чтобы спрашивать меня о том, куда я иду и что собираюсь делать? Какую власть надо мной имеете?

- Я принцесса, дочь правителя этой страны!

- Хороша принцесса! Укутана в чужие тряпки как бабочка-неудачница, пытающаяся выбраться из кокона уже неделю! – пробормотал первый голос, и Тийна озлилась.

- Велите вашему человеку замолчать, а не то я сумею заставить его сожрать свой язык!

– Вы оскорбляете меня, принцесса, – холодно ответил приезжий. Глаза его стали злы.

- А вы оскорбляете наш дом, – ответила она более внятно. Мир стал снова прочным и крепким, и мысли – ясными совершенно, словно приступа и не было, и Тийна поняла, что попала в точку. – Или в вашей стране принято покидать дома царей, когда вздумается, не попрощавшись и не отблагодарив за гостеприимство? Я могу кликнуть стражу, и вас силой заставят засвидетельствовать свое почтение моему отцу.

- Почтение?! После ваших речей?!

- А чем плохи мои речи? Я требую уважения к своему отцу, только и всего. Отчего вы бежите?

Глаза стали видеть отчетливо, и Тийна, наконец, смогла как следует разглядеть приезжего.

Да, он был молод. Моложе Тийны, наверное – и очень хорош собой. Этакий смазливенький породистый мальчишка…

Тийна ощутила приятный холодок, пробежавший по спине, и жжение где-то в животе. О, он сразу понравился ей! Отец – старый осел, он ничего не понимает в людях! У человека с таким горящим взором не может быть мало сил, чтобы любить её!

Мальчишка горяч; где-то глубоко в голове Тийны заворочались, зашевелились похабные мысли о том, как можно довести его до такой степени, чтоб он рассвирепел и взял в руки кнут. Этим кнутом он бы до крови иссек её, а она бы расцарапала и искусала его, и потом…

- Я не обязан вам говорить о своих планах, – холодно ответил он. – Но в чем-то вы правы. Я засвидетельствую почтение вашему отцу, сейчас же. Надеюсь, он не спит?

- Отец рано ложится, – ответила Тийна, гадко ухмыляясь. – Вам придется подождать до утра. А если вы все-таки посмеете уйти – что же, мне придется удержать вас силой.

Принц взбесился; глядя на его трепещущие, побелевшие от гнева ноздри, Тийна испытывала прямо-таки экстаз. Кажется, его ярость доставляла ей наслаждение самое сладкое из всех, ранее испытанных.

Может, это любовь?

- В таком случае, – холодно произнес он, – потрудитесь покинуть мою спальню. Я хочу провести остаток ночи один, без вас. И велите прийти кому-нибудь и поменять мне постель!

С трудом она встала; ноги еще дрожали, но разве ей привыкать? Кажется, на прощание она вытерла свое слюнявое лицо его простыней – приезжий чуть не подпрыгнул от ярости, но смолчал, еле сдерживаясь. Безмолвная свита принца расступилась перед ней, когда нетвердой походкой она прошла к дверям. Сердце её бешено колотилось, но уже не от болезни, нет.

Даже если это и неправильная, извращенная, но – любовь.

- Какое жалкое и одновременно страшное существо, – произнес Савари, когда двери за принцессой закрылись. – Она словно паук опутывает свою жертву.

- Она омерзительнее даже, чем я себе предполагала, – нервно рявкнула Кинф. – А эта странная болезнь делает её еще гаже! Может, в ней корень всей её жестокости?

- Может, – согласился Савари. – Так что будем делать? Уедем сейчас или действительно подождем утра?