-Никого здесь нет!–воскликнула Джулия, подумав, что тут не хватает модного в последнее время красочного ковра, такого, какой она видала у г-жи де Сот на прошлой неделе.

-Как пусто? – де Батц шагнул к креслу у камина и склонился над креслом. – Ах, черт подери! Вот он!

В простом шерстяном одеяле спал младенец.

-Что ж вы сразу не сказали! – воскликнула Джулия в восторге. – Ах, какое чудо! Это, кто, мальчик?

Де Батц озадаченно следил за ней. Малыш в этот момент как раз открыл глазки и тоненько захныкал.

-Какой миленький! – восхитилась Джулия, беря его на руки, не обращая внимания, что мнет кружева нового платья. - Скорее наверх, малыш, от этих мужчин, которые готовы уморить тебя с голоду.

Она развернулась и направилась с младенцем наверх.

-Куда вы его несете? – возмутился де Батц.

-В детскую, конечно!

-Я хотел сказать, - де Батц помялся. – Вы можете спросить, откуда он…

-Ну, так говорите скорей. Малыш хочет есть.

-Та дама, о которой я упоминал…

-Де Батц, не мучайтесь. Я все поняла. У мальчика ваши глаза. Это ваш сын.

Мушкетер откашлялся, выдавая сильнейшее волнение.

-Г-жа Жули…Я собираюсь усыновить ребенка.

-Ясно, дорогой друг. Решение превосходно и характеризует вас, как доброго христианина. А мы его сейчас накормим, ибо усыновить вы его можете, а вот накормить - нет!

Через час ребенок спал, накормленный, чистый, на руках у мадам Герании.

-Как он мил! - заметила Жули.

-Я не знаю, как вас благодарить, - прошептал де Батц. -Разрешите я поцелую вас, г-жа моя!

Джулия смеясь, подставила щеку.

-Как вы назовете его, де Батц?

-Ох, не знаю!

-Пусть будет Рене. У нас - Реми, у вас - Рене. Они буду дружить. А мы с кормилицей вскормим их.

-Неужели вы хотите сказать…

-Они станут молочными братьями. Иначе вы, де Батц, с вашей любовью к опасным приключениям и дуэлям, уморите ребенка за два дня.

Скуластая физиономия де Батц расползлась в улыбке. Все- таки он не ошибся, принеся ребенка сюда, в дом своих «детных» друзей.

Г-н де Арамисец вернулся из Лувра точно в часы кормления Реми. За ним слуга внес шкатулку со сладостями для Жули: орехами, засахаренными ягодами и каштанами. Он не удивился, застав у себя дома де Батц.

-Как мы поживаем? – спросил он весело, целуя жену в щеку. – Сладости для вас, любовь моя.

-А у нас сюрприз!

-Дорогая! - воскликнул де Арамисец, склоняясь к колыбели, в которой спали, тесно прижавшись друг к другу, оба мальчика. - Это кто еще? Неужели вы подарили мне еще одного сына!?

-Анри, разрешите представить вам маленького Рене, юного воспитанника г-на де Батц. Он только сегодня появился у нас, и я хочу…

-Гм…, - закашлялся де Батц.

-…мы с де Батц хотим, чтоб малыш остался. Мы ждем вашего решения, сударь.

Она покачала колыбель и нежно поправила вышитые голубые чепчики обоих малышей.

Де Арамисец посмотрел сперва на смущенного друга, потом на жену.

-Что вы решите, де Арамисец? – спросил де Батц взволнованно.

-Я не против присутствия ребенка в моем доме, если вы сделаете мне кое- какие одолжения по службе,- хитро ответил де Арамисец. – Завтра я скажу вам, какие! А сегодня мы отправимся крестить вашего воспитанника. По дороге, дорогая, я хочу знать подробный рассказ о вашем самочувствии.

========== Глава 16 В которой появляется королева-мать Мария Медичи ==========

Теперь, когда на страницах нашего романа появляется сама королева-мать, стоит рассказать об этом историческом лице.

Нелюбимая жена Генриха IV, не почитаемая мать Людовика XIII, некрасивая, стареющая Мария Медичи была несчастна. Когда- то любил ее верный помощник герцог Ришелье, а теперь Великий Кардинал Франции стал ее соперником в борьбе за влияние на короля. Он беззастенчиво забыл все услуги, оказанные ему королевой - матерью и теперь не было у Марии Медичи врага более лютого. Он же через Его Величества отправил ее на несколько лет в ссылку в отдаленное поместье, откуда она только что вернулась.

Поселилась она вдалеке от Королевского дворца. Но это не означало, что она не была в курсе всех самых значительных интриг. Чаще всего королева- мать узнавала новости на приемах, что начала давать в своем дворце в Люксембурге, на левом берегу Сены. Дворец славился картинами, маленьким, чрезвычайно уютным парком, прудами и террасами, которые как ожерелье, опоясывала красивая балюстрада с позолоченными вазами, в которых пышно цвели анемоны. Балюстраду и статуи для дворца создали Жак Дау и Этьен Деброс, лучшие скульпторы Парижа.

Это был почти Лувр. Сюда, в Люксембург, теперь вывозили молоденьких дочек светские вельможи, надеясь удачно пристроить их в качестве фрейлин. Здесь царил младший брат короля – Гастон. Красивый, ласковый, простой, любящий развлечения, он обожал мать и терпеть не мог кардинала Ришелье. Тот платил ему тем же: огромные карточные долги Гастона, легкомысленные беседы с послами противных Франции держав, в результате которых вся Европа знала о планах страны - тревожили Ришелье не один год.

Поминуя расхожую пословицу - «Враг моего врага - мой друг», Мария Медичи, королева Анна Австрийская и Гастон частенько виделись в Люксембурге. Королева Анна привозила с собой фрейлин.

В тот вечер они приехали на праздничный ужин. Слуга громко выкрикивал имена прибывающих, а фрейлины королевы сплетничали о каждом из гостей. И только появившийся красавец герцог де Монморанси вызвал всеобщее восхищение и благосклонность.

Первый дворянин королевства, чья родословная считалась древнейшей и насчитывала более 700 лет, молодой, стройный, с золотыми пышными волосами и яркими большими глазами, он считался образцом элегантности. Бархатный камзол цвета ореха с золотыми позументами и брильянтами только подчеркивал достоинства его атлетической фигуры и блеск веселых мальчишеских глаз. Он был одинаково прост и с цветочницей на площади Сент-Сюльпис и с прелестной принцессой Конде, хотя знатность позволяла ему не снимать шляпу даже перед королем. Его дерзость вошла в поговорку среди дворян, а всех женщин лихорадило в его присутствии.

Герцог Монморанси имел юную жену и верных друзей, а на долю других приходилось всеобщее обожание. Блестящие победы в поединках, воинские успехи, необычайные способности к наукам, кровное благородство, место второго человека в королевстве после принцев крови - делало его гордостью Парижа. Его считали героем, знаменем того прекрасного века, в который жизнь ценилась дешевле чести, а любовь дороже свободы.

Сейчас герцог Монморанси с улыбкой склонился перед графиней Саксонской и принцессой Конде. Те покраснели.

- Боже, как он красив! Изабелла, да посмотри же - сам Монморанси почтил своим появлением наш дворец!- шепнула Джулия. – Или де Силлек так запугал тебя, что ты боишься глаза поднять на мужчин?

Изабелла пропустила насмешку мимо ушей; она смотрела на широкую лестницу из цветного мрамора, по которой, скромно опустив глаза, поднимался отец Жозеф. Его коричневая сутана казалась пятном грязи на фоне светлых одежд прочих приглашенных. Впрочем, сравнение было не совсем верным: там, где он проходил, не оставалась гостей - они поспешно отступали.

-Что он тут делает? – прошептала Изабелла одними губами и, не зная почему, скользнула вслед за дядюшкой. Она шла по галерее, протискиваясь среди толпы придворных, стараясь не быть замеченной хитрым родственником. Отец Жозеф дошел до высокой двери в библиотеку, выложенной мозаичными плитками, постучал и встретил в дверях молодого человека в красивом костюме синего цвета. Два белоснежных пера венчали его черную бархатную шляпу.

Изабелла облизала губы. Человек в синем явно ждал отца Жозефа, а сейчас слушал его с таким несчастным видом, словно получал приказание. Потом они с независимым видом отправились в парадную залу. Изабелла входила вслед за ними, когда услыхала, как принцесса Конде сказала герцогу Монморанси, все еще стоявшему возле нее:

-Мы рады видеть вас, - прекрасные ее глаза, вызывающие в воображении образ лани, лани влажно блеснули. – Мы вас заждались сегодня. Мы скучаем – развеселите нас!