Мама взяла на работе неделю выходных. Я не знаю, было ли это из чувства сострадания, или у нее было больше выходных дней, или она просто сказала им, что не выйдет, и поскольку они знали о том, что произошло, то не стали ее останавливать. Подозреваю, что последнее. Мы с папой достигли разрядки, небольшое напряжение спадает, когда я говорю ему, что нуждаюсь в его объятии, так что теперь он обнимает меня. Постоянно. Мы все сидим за одним столом, завтракая и ужиная, и пытаемся решить, как все исправить. Ни в ком из нас нет уверенности. Вероятно, это самая страшная часть из всего происходящего до сих пор. Слова можно изменить и для моих родителей тоже, но перевести их сложнее всего. Эти слова без эмоций, или в них, напротив, слишком много эмоций, или в них неправильные эмоции. Сейчас сломлена не только я. Я сломала и своих родителей.
Часто приходит Полли и мы тусуемся во дворе, потому что погода все еще теплая, а скоро наступит зима. Она прыгает на батуте, и я с тоской наблюдаю, как она кружится и с какой легкостью в конце делает лейаут назад. (Примеч. Лейаут назад — вид прыжка с разворотом с выпрямленными ногами). Когда я смотрю на нее, я забываю о том, что боюсь шестерых членов своей команды. Я забываю о том, что любой из них может оказаться моим насильником. Я забываю о том, что у меня повреждения, но помню о том, что люблю летать. Мэлори тоже часто приходит, но ее визиты более короткие. После окончания тренировки по графику у нее дела по дому, но она скрупулезна и всегда сдерживает свои обещания, а она обещала приносить мне домашние задания. К среде я начинаю думать, что Полли была права и оставаться дома всю эту неделю было ошибкой, правда я сомневаюсь, что родители захотят отпускать меня из дома без своего присмотра. Я все еще не уверена, что они отпустят меня в школу в понедельник.
Они не нависают надо мной постоянно, но всегда один или оба родителя находятся здесь. Просто такое поведение иногда раздражает. И это определенно станет раздражать еще сильнее, если они попытаются запретить мне идти в школу. Мы не говорим о моей терапии или о приближающемся дне проведения теста на беременность. Я думаю, мы все ждем результатов, прежде чем думать о чем-то дальше воскресенья. Со мной это срабатывает, но я уже могу сказать, что отстаю в классе, поэтому не хочу пропускать школу дольше этой недели.
Во вторник Полли нужно присмотреть за своим братом, так что после обеда мы с Мэлори остаемся вдвоем. Она очень расстроена, когда я открываю дверь. Моя мама на кухне, готовит ужин и делает вид, что в порядке. Хоть это и противоречит ее нормальному поведению, потому что на этой неделе у нас больше домашней еды, чем было, я думаю, за всю мою жизнь. Вершина маминого кулинарного искусства ― это продолжать принимать от соседей запеканки. Я впервые сама открыла дверь, и миссис МакЛеннан практически вымокла от пота, стараясь быть милой и пытаясь при этом извлечь как можно больше информации для сплетен. «Держи, это запеканка с тунцом» и «Спасибо, ты не подпишешь тарелку?». После этого я отправляла маму открывать дверь, если только это не были Полли или Мэл, а еда отправлялась прямиком в морозилку. Вчера на ужин мы ели запеканку из тунца, после чего я провела пятнадцать минут, выблевывая ее назад. Вы не обязаны есть еду на своих собственных похоронах. Я думаю, это плохая карма или что-то подобное. Так что теперь они просто складывают ее, потому что мама отказывается выбрасывать продукты, которые все еще съедобные.
Как бы там ни было, Мэлори явно чем-то расстроена. Я знаю, что у меня всего десять секунд, чтобы решить, что именно я хочу с этим сделать. Я могу просто забрать домашнее задание и закрыть дверь, или могу впустить ее в дом. Обычно я не обдумываю подолгу свой выбор. Но потом кто-то делает то, что, является очень важным «выбором» в моей жизни, поэтому теперь я склонна обдумывать каждый свой выбор.
― Привет, Мэлори, ― говорю я, потому что действительно рада видеть ее. В смысле, я не в восторге от домашней работы, но Мэлори нормальная, а все нормальное ― это хорошо.
Не считая того, что Мэлори не более нормальная, чем моя мама, готовящая еду. В любом случае, я впускаю ее в дом.
― Что случилось? ― спрашиваю я, как только мы поднимаемся в мою комнату. Я не закрываю дверь. Моим родителям больше не нравится, когда моя дверь закрыта. Они переживают.
― Ох, ― заикается Мэлори. Она практически никогда не заикается. ― Я-я только хотела сказать тебе… Я просто думаю… Не проверяй, эм, свою страничку на Фейсбуке, хорошо?
― Что? ― из всех вещей, которые я ожидала, совет о соцсетях уж точно был в самом низу этого списка.
― Твоя страничка на Фейсбуке, ― повторяет она, ее голос становится увереннее. ― Наверно, тебе стоит вообще держаться подальше от интернета. На время.
― Почему? ― мы с Полли практически постоянно общаемся по смс или по телефону, и я на самом деле не живу и не умираю на Фейсбуке. До сих пор, до этого момента, и теперь я хочу проверить страничку больше, чем когда-либо. Мэлори понимает свою ошибку.
― Вот черт, ― говорит она. ― Я только сделала хуже.
― Сделала хуже что?
― Ты знаешь как… Я имею в виду, ты знала, что ходят слухи, да? ― спрашивает она. Я киваю в ответ. ― Ну, я сделала все, что могла. Я постоянно слушала кого-то, и я говорила им, что ты не такая ― что это было преступление.
В эти дни я не перестаю удивляться творческим подходам людей, которые избегают говорить напрямую «ты была изнасилована». Доходя до этого слова, все ломаются.
― Мэл, ― говорю я. ― Просто скажи это.
― Я рассказала всем о таблетках. Как они сделали тебя сонной, забрали твои воспоминания и лишили возможности сопротивляться. Я сказала им всем. Но я не Полли. Люди не слушают меня.
― Люди прислушиваются к тебе, ― говорю я ей. ― Они просто боятся тебя.
― Но они не услышали меня, ― говорит она. Мэлори близка к истерике, а я ощущаю странное спокойствие. Если я попрошу ее остановиться, она остановится. Я по-прежнему останусь в неведении, это убьет ее, но она остановится.
Я не прошу ее остановиться.
― Мэлори, ― говорю я снова. ― Просто скажи это.
― Лео сказал всем, что ты провела две недели, флиртуя со всеми парнями лагеря, кроме него, ― выпаливает она. ― А Дженни сказала, что видела в твоем чемодане большую упаковку презервативов.
Это тот момент, когда я впервые думаю о том, как это все использовалось, чтобы оно обрело смысл, и как это не использовалось, чтобы было время все понять, и тогда я понимаю, что скажет мне моя страничка на Фейсбуке. Что скажет каждый.
― Оу, ― мой голос не всегда был таким тонким, когда мне причиняли боль. Когда-то он громко звенел. Я думала, что на этом история могла и закончится. Я думала, что это осталось на озере Manitouwabing. ― Ох, нет…
― Мне жаль, ― снова говорит Мэлори. ― Я сделала все, что смогла.
― Спасибо тебе, ― говорю я и понимаю, что именно это и имею в виду. В своей спальне, прислонившись спиной к изголовью кровати, с вытянутыми ногами, я могу найти в себе силы быть храброй. ― Спасибо за попытку.
Хоть Мэлори и популярна, но она застенчивая. Она стала черлидером, потому что любит танцевать и еще потому, что даже несмотря на то, что она не любит свободное падение, когда находится наверху, она может удерживаться в позиции с одной ногой в чьей-то руке вечно. И на этой неделе она снова и снова заступалась за меня. А теперь она думает, что подвела меня.
― Почему Дженни соврала? ― спрашивает она.
― Она не соврала, ― говорю я и чувствую, как к горлу подкатывает тошнота, но я сдерживаю рвоту. Я принимаю решение. В первый год в лагере, когда остальные ребята узнали, что моя фамилия Винтерс, они попытались дать мне кличку Снежная Королева. У них не получилось, в основном, потому, что я чертовски жизнерадостная. Я думаю, что быть ледяной, как ледник, было бы полезно прямо сейчас. Возможно, пришло время принять эту кличку.
― Что? ― требовательно спрашивает Мэлори.
― Если ты ведешь себя мило с парнями, они думают, что ты флиртуешь. Я позволяла всем парням поднимать меня вверх, подбрасывать и ловить в течение двух недель! ― говорю я ей. Мой голос суров. Мэлори ненавидит флиртовать. Вероятно, она никогда снова не заговорит с парнями, и это моя вина. ― А Лео сам подбросил презервативы в мой чемодан, вероятно, когда мы ехали в автобусе. Я нашла их, и Дженни увидела меня прежде, чем я успела их снова спрятать.
