Остановка необходима, чтобы напоить животных, вскипятить воду для бесконечного чая и перекусить. Я уже знаю, где у нас запасы продовольствия. Вскрываю один из тюков и достаю вяленое мясо, сухари и сверточек сахара. Сыр и лепешки кончились, но с чаем у нас почти нормальный обед. После еды Абу Сахат умудрился вздремнуть, но мне не спится. Пошел на вершину холма посмотреть, что там и что виднеется впереди. На вершине холма только развалины. Возможно, когда-то здесь была одинокая ферма, а совсем давно здесь могла быть вилла римлянина или византийца. Впрочем, мечтать можно о чем угодно, но реально здесь пара разрушенных домиков, поваленная и разбитая колонна и редкие кусты, выросшие рядом с развалинами.
Спустился вниз, и вовремя. Караван собирался выходить дальше. Абу Сахат, уже подготовивший к выходу нашего верблюда, сердито сказал, что нечего мне бродить по развалинам. Там нет ничего интересного. Возможно, он по-своему прав. Он видел тысячи таких заброшенных строений. Но для меня все в новинку. Неожиданно он сказал мне немного задержаться, набрать в роще хвороста. Потом верхом я могу быстро догнать караван. Не очень понял, зачем нам хворост, но не стал возражать. Караван ушел, а я еще минут двадцать искал в роще хворост, которого там почти не оказалось. Караван догнал быстро, и мы подвязали небольшую связку хвороста к тюку на верблюде. И опять несколько часов движения. Заночевали в караван-сарае очередной деревни. Деревня обширная, много домов, мечеть солидная. Чувствуется, что деревня процветает.
Мне удалось купить в лавке заднюю часть барана, а в других лавках несколько больших плоских лепешек и много зелени. На сегодня и завтра мы едой обеспечены. Абу Сахат разжег уже костер, вскипятить чай. Он собирался пойти со мной поужинать в харчевню, расположенную недалеко от караван-сарая, но увидел у меня в руках баранину и решил никуда не ходить. Мы поджарили на угольях разрезанную на четыре части заднюю часть барана, от души наелись жареной баранины, зелени и лепешек. Напились чая и спокойно легли спать. Утром опять ранний подъем, чай с лепешками, и вот мы снова едем по бескрайней, покрытой редкими кустиками чахлой травы степи, которая быстро сменилась песчаной пустыней. Вероятно, сказывается близость моря. Во время обеденного отдыха я понял, зачем учитель потребовал от меня собрать хворост. Вокруг не было ни единого деревца, только песок и песок. Мы съели остатки вчерашней жареной баранины с лепешками и зеленью, выпили по две чашки чая и готовы были продолжать путь с караваном. Остаток пути прошел без происшествий: не было ни песчаных бурь, ни налета бандитов. Возможно, я даже был немного разочарован таким мирным, спокойным путешествием. Мне казалось, что обязательно должно произойти что-то чрезвычайное. Но Абу Сахат объяснил, что в это время года песчаные бури бывают очень редко, а разбойников пустыни давно уничтожил грозный Салах ал-дин. К вечеру мы пришли в Дамиетту.
Дамиетта меня поразила. Мы подошли к городу и крепости с востока. Ее высокие стены были видны издалека. Никакого сравнения с устаревшей крепостью Газа. Мощные круглые башни соединены между собой стенами такой же высоты. Разбросанные вокруг крепости дома выглядят по сравнению с ней почти игрушечными. Издалека я не мог разобрать детали, но по мере приближения увидел бойницы в башнях, защитные парапеты с узкими промежутками для стрельбы на стенах. Это действительно крепость. Абу Сахат объяснил мне, что Дамиетта защищает Египет от нападения с востока и моря. Она стоит на восточном берегу самой важной протоки Нила. Здесь можно было бы по Нилу пройти к самому сердцу Египта. Но крепость полностью контролирует этот речной путь. На острове напротив крепости стоит высокая башня, от которой через Нил протянуты в обе стороны цепи, перекрывающие все русло. Если враг захочет пройти по Нилу, он должен сначала на кораблях с реки захватить эту башню, к которой нет пути по суше. В то же время восточнее Дамиетты на протяжении десятков километров нет места, удобного для высадки с кораблей. Если кто-то захочет осаждать Дамиетту, он должен сначала высадиться на левом берегу Нила, захватить башню на острове и только потом пытаться начинать высадку с кораблей на высоком правом берегу Нила.
Наш караван не вошел в крепость и остановился в караван-сарае одного из селений около Дамиетты. На следующий день мы с Абу Сахатом пешком пошли в крепость. Внутри я понял, что это не просто крепость. Это большой, густонаселенный город. Абу Сахат сказал, что в нем живет не меньше семидесяти тысяч человек. Мы прошли мимо крытого рынка, мимо домов знати, мимо грандиозной мечети, увенчанной сферическим куполом. У дворца вали[39] города нас остановил вооруженный охранник, которому Абу Сахат назвал свое имя. К моему удивлению, минут через десять нас пригласили к вали. Им оказался молодой энергичный мужчина – Абу Дауд Исхак бин Умар. Абу Сахат сказал мне, что вали друг наследника престола благородного ал-малика ал-Камила Мухаммада бин Абу Бакра[40]. Я, конечно, не обратил внимания на цветистое полное имя наследника престола, но значительно позднее мне приходилось с ним встречаться, тогда и запомнил его титулы. Остановился в отдалении, чтобы не мешать беседе. В помещении никого не было, никто не мог слушать их разговор, который к тому же велся почти шепотом.
К моему удивлению, после завершения их беседы я был представлен Абу Дауду. Он внимательно посмотрел на меня и что-то коротко сказал Абу Сахату. На этом аудиенция завершилась. Но когда мы вышли из дворца, Абу Сахат сказал мне:
– Ты заинтересовал Абу Дауда. Он забирает меня и тебя в поездку в Каир. Выезжаем завтра.
Ничего не могу понять. Почему столь высокая особа заинтересовалась мной? Может быть, учителю просто не на кого оставить меня здесь? И почему такая спешка с отъездом? Ехали не спешили, спокойно следовали с караваном. А теперь поедем в кортеже вельможи. Еще больше я удивился, когда вечером учитель развязал один из тюков, вытащил из него два свертка, положил в седельную сумку моего коня и спрятал ее под своей подушкой. Тюки мы сдали хозяину караван-сарая на хранение.
Следующим утром, когда мы собрались, выпили в спешке чай, взнуздали моего коня и прикрепили седельную сумку, к нам приехали двое мужчин. К моему удивлению, один из них был Абу Дауд. К удивлению – так как одет он был в совсем простую дорожную одежду. Второй мужчина придерживал за повод запасного коня. На этого коня сел Абу Сахат, и мы быстрой рысью поехали на юг вдоль Нила. От Дамиетты до Каира около ста пятидесяти километров. Первую непродолжительную остановку сделали в деревушке километров через двадцать пять. Напоили коней, дали им немного отдохнуть. Абу Сахат спросил меня, не болят ли ноги. Но я уже привык к езде, и, хотя мы ехали значительно дольше, чем раньше, с ногами было все в порядке. Через полчаса двинулись дальше.
Еще через три часа мы остановились в другой, значительно большей деревне. Наш второй спутник пошел куда-то и вернулся в сопровождении другого мужчины, ведшего четырех коней. Трех коней мы оставили в этой деревне, но своего коня я не решился оставить незнакомым людям, в незнакомой деревне. Я уже привык к нему, да и он ко мне явно питал хорошие чувства. Поэтому пересел на другого коня, взяв с собой седло и седельную сумку, а своего коня пустил без седла. Он ни разу не отстал от меня. Мы немного отдохнули в этой деревне, поели и выпили по паре чашек горячего чая. Я не думал, что поедем снова, так как день клонился к вечеру, но Абу Дауд скомандовал подъем, и мы двинулись дальше. Еще два раза останавливались ночью отдохнуть, напоить лошадей, размять ноги. И снова отправлялись в путь. Бешеная, непонятная мне гонка.
Утром в каком-то городишке (или большой деревне) мы еще раз сменили лошадей. Удивительно четкая организация поездки. Но Абу Сахат сказал мне, что нечего удивляться, если едет такой уважаемый человек, как Абу Дауд. Мы немного отдохнули, даже поспали с полчаса, но потом пришлось снова сесть на коней. Еще раз отдохнули в пути и до захода солнца приехали в Каир. Абу Дауд практически не сдержал ход коня: на окраине города мы почти скакали по улицам. Но ближе к центру он все же замедлил движение, и к его небольшому дворцу мы подъехали мелкой рысью. Слуги сразу схватили коней под уздцы, хотели взять коня и у меня, но я сначала снял свою седельную сумку, перебросил через плечо и пошел с ними в конюшню, проверить, где и как будет стоять мой собственный конь. В глубине души я уже не считал его конем Абу Сахата. Меня знаками заверили, что с конем все будет хорошо, что мне не нужно беспокоиться. Потом проводили в комнаты, отведенные моему учителю. Это были две комнаты и чуланчик с принадлежностями для умывания. В дальней комнате было ложе для Абу Сахата, в первой комнате на возвышении лежал ковер и были свернуты постельные принадлежности. После того как сопровождавший меня слуга вышел и за ним закрылась дверь, Абу Сахат впервые обругал меня:
