Я тихонько вхожу в комнату, опускаюсь на пол. Она замечает меня, чуть улыбается и возвращается к прочтению детям Оливера Твиста. Прижимаю колени к груди, упираюсь лбом в чашечки, закрываю глаза. Спустя главу засыпаю. Странно, что её голос убаюкал меня… Обычно он производит на меня противоположный эффект. Как сказать ей, что я уезжаю?

====== Часть 37. Ценитель прекрасного ======

– Эй, – ласковый шепот. – Шеннон, – её пальчики проходятся по моим волосам. Холи целует меня в висок. – Проснись, мой сладкий, – мне так нравится слышать это от неё. – Ммм… – открываю глаза. Горящие зелёные изумруды. Она самая красивая девушка. Притягиваю её к себе, утыкаюсь носом в волосы, втягиваю их аромат. – Долго я спал? – Минут десять, – качает она головой, нежно целует меня в губы. – Дождя нет, – шепчет. – Я рад. Может наконец-то солнце выглянет, – улыбаюсь. – Пойдём, сделаем кое-что, – тянет меня за собой. – Сделаем кое-что? Ты – мечта, Холи! – улыбаюсь. – Я не об этом, Шеннон! – раскрывает глаза. – Озабоченный! – Мы похожи в этом, – прижимаю её к стене в пустом коридоре и настойчиво целую. Она чуть слышно постанывает. – Ты сводишь меня с ума, – тяжело дышу. – Хватит, мой сладкий, хватит! – заводит меня в мой номер. Копается в моих вещах. Смотрю на неё. Нервничаю. Не люблю, когда трогают мои вещи. Холи, пожалуйста, перестань. – Вот. Держи, надень это, – протягивает мне свитер, двое штанов. – Мы едем в Антарктиду? – забираю вещи. – Нет. Просто одевайся. Всё увидишь. Я тоже пойду одеваться, – выходит. Жму плечами. Что за игры опять? Ох, Холи, Холи… Хватает меня за руку в коридоре, тянет к выходу. Куда мы, мать твою? – Куда собрались? – Эрика вяжет перед телевизором, смотрит на нас из под толстенных линз. – Променад, – Холи застёгивает пальто. – Будьте осторожными. Обещали сильный дождь. Сильнее чем был. Все, кому нужно уехали в город. Следующую неделю уехать возможности не будет. Дороги размоет, – информирует нас Эрика. – Ого! – в глазах рыжей смятение. – Может, никуда не пойдём? – Холи, перестань! Там вот-вот выглянет солнце, – киваю на окошко. – Ты уверен? – поднимает на меня свои зелёные глаза. Натягиваю на её волосы шапку. Рыжие кудряшки, игриво пружинят. – Ты похожа на кончик презерватива, – шепчу ей и поправляю шапку. Она смеётся и вытягивает меня на улицу. – Если ты скажешь, куда мы идём, то я перестану злиться! – бормочу, плетясь за ней. – Ты такой нетерпеливый, – оборачивается на меня, улыбается. – Холи! – рявкаю, прижимая её к себе. – Чёрт! – выдыхает она. – Мы идём на гору, Шеннон! Просто гуляем. Ты невозможен. Капризный маленький ребёнок! – отталкивает от себя. – Нужно сразу было сказать! – продолжаем путь. – И на будущее, миссис О’Доннелл, я не переношу неизвестность. Всё должно быть под контролем. – Нет никакого будущего, – шепчет она. Закатываю глаза. Игнорирую тупое высказывание. – Я привык, что всё идет, по-моему. Понимаешь, я привык командовать в своей жизни?! Я привык всё контролировать. Я уверен в том, что без моего контроля всё пойдёт не так, как я задумал. Никогда не расслабляюсь. Не знаю, может это болезнь какая-то, но за одной решённой проблемой следует другая нерешённая. И я такой во всём! В личной жизни в том числе. Я должен. Понимаешь, просто должен контролировать! По-другому я просто не могу, просто не умею. Я понимаю, что всё это сложно понять и ты, наверное, считаешь меня сумасшедшим, но я так жил всегда. Я не показывал тебе этого раньше, боялся напугать. Но я так больше не могу. Всё должно быть по-моему. Я выслушаю твою точку зрения, прислушаюсь, но отныне буду делать так, как решу сам! О, Боже, да я даже мысленно своего механика контролирую, когда он мою машину чинит, и маме за плечо заглядываю, пока она готовит, – выдыхаю. – А лечиться не пробовал? Говорят, психологи творят чудеса! – улыбается рыжая. – Так и знал, что не поймёшь! – смотрю под ноги. – Я пошутила! – бормочет. – А иногда я пытаюсь говорить Джареду как нужно играть. Даже на тех инструментах, на которых я играть не умею! Он всегда жутко злится, но понимает. Он тоже тот ещё командир. Мы с ним очень похожи. В общем, ты меня прости, но я буду командовать! И как бы ты сейчас не пыталась спорить со мной, ругаться, доказывать что-то или начать связывать мне руки смирительной рубашкой, ничего не выйдет! – улыбаюсь. – Я попытаюсь быть смиренной, – торжественно обещает. СМИРЕННОЙ!

Как же сладко это для моих ушей. Снова мышцы в паху сводит.

– Быстро поцелуй меня! – стальным голосом приказываю. Она нежно чмокает меня в щёку и улыбается. Хотя в её душе наверняка бушует ураган. «Подчиняться! О, ну, только не это! Всё, что угодно, только не подчиняться»! – мысленно прокручиваю её слова в своей голове. Но я люблю её, так что ей просто придётся подчиниться. Я сделаю всё для это. Я заставлю её полюбить меня. – Холи! Два часа! Сколько можно? – еле дышу. – Ещё пять минут, – оборачивается на меня. – Я жутко замёрз! Честное слово! – у меня стучат зубы. – Минет согреет тебя? – смотрит на меня, облизывает губы. – Да! О, чёрт! Да! – сияю счастьем. – Усмири своего дружка, Шеннон, – закатывает глаза. – Я не собираюсь делать ничего подобного! – Да, наплевать, – отмахиваюсь. – Мысль об этом меня уже согрела. Прямо в жар бросило, – улыбаюсь. Молчу. Надеюсь, до минета в твоём исполнении, мой кексик, мы ещё доберёмся. – Всё. Стой, – тормозит меня. – Смотри, – обводит рукой круг. Поворачиваюсь вокруг своей оси. Вид открывается потрясающий. – И? – смотрю на неё. – Шеннон, тут очень, очень красиво! Ты видишь стадо яков? – тычет пальцем на равнину. – Вижу, что дальше? – развожу руками. – Это прекрасно. Ты же музыкант! – морщится она. – Ближе к сути, О’Доннелл! – нервничаю, повышая голос. – Суть в том, что это красиво, Лето! – смотрит на меня как на дурака. – Погоди-ка, – хватаю её за руку. – Ты тащила меня на эту чёртову гору, чтобы показать, как тут красиво? – раскрываю глаза. – Ну… Да… – кивает. – О, Господи! Холи! – срываюсь. – Я весь грязный, я устал, я жутко, просто жутко замёрз. А ты притащила меня сюда, чтобы просто показать, как тут красиво? Холи, у меня есть деньги, я могу купить открытки прямо в аэропорту Тибета с изображением этого места и кучи других! Поверить не могу, что ты привела меня сюда, – качаю головой. – А я поверить не могу, что ты такой невежественный. Не можешь оценить красоту, – разворачивается и уходит. – А теперь стой! – хватаю её за руку. – Не хочу с тобой разговаривать! И находиться рядом, – зло бросает. – О, да? Тогда отлично. Я уезжаю. – Езжай! – почти кричит. – Я серьёзно. Возвращаюсь в Лос-Анджелес, – опускаю голову. – Что? – раскрывает глаза. – Возвращаешься в Лос-Анджелес? – её голос гремит, как и гром над нашими головами. По, и без того, мокрой земле, проходятся первые порции ливня. Чёрт! Капли просто ледяные. – Решил бросить меня? Шеннон, мне нужно пробыть здесь всего месяц. Две недели прошли. Остались ещё две и всё. И мы вернёмся вместе. Не уезжай сейчас, – в глазах тот самый страх. Мольба, от которой у меня сносит крышу. Она нуждается во мне. Да, чёрт возьми! – Холи, я нужен брату, – объясняю. – Он сможет без тебя две недели. Всего две. Он потерпит. Его музыка и идеи никуда не денутся, – качает головой. – Он попросил меня вернуться. Оставь это. Давай уедем вместе, – провожу ладонью по мокрым рыжим волосам. – Я не могу. Я живу йогой. Я не могу прервать курс, – она быстро снимает шапку, выжимает из неё ледяной дождь и надевает обратно. Мы быстро спускаемся с горы. Ноги застревают в грязи. – Я не вернусь раньше. – Раз так, то я не останусь ни на день! – копирую её тон. Она фыркает и быстро шагает в сторону деревни. Еле поспеваю за ней. Обратно мы возвращаемся в тишине. Вернее не разговариваем друг с другом. А я бормочу проклятья этой погоде, Холи и глине, налипающей на мои ботинки.

Когда наши грязные, промокшие и продрогшие до самых внутренних органов тела переступают порог гостиницы, на улице становится совсем темно.

– Погреемся в душе вместе? – хватаю её за ладонь. – Руки! – железным голосом произносит она. Отпускаю. – Уезжай. Надеюсь, что в аэропорту твоё хозяйство прищемит турникетом, и металлоискатель вырубит тебя разрядом тока, – она размахивает руками. – И пусть самолёт будет трясти весь перелёт до Лос-Анджелеса! – шипит своим стервозным тоном. – У меня пересадка в Гонконге, – шепчу ей. Она раздражённо рычит и хлопает дверью в свой номер. Я смеюсь. Холи, ты неподражаема!