– Съё… бываем! – сказал я довольно внятно, как мне показалось. – Опас-сно!
Али вдруг опять рухнул под стол. Он вырубился. У меня все плыло перед глазами. Из поверхности стола произросла голова Евменовны и сказала голосом начальницы корпуса:
– Нас слышат! Тише! Да тихо вы, придурки!
Оказывается, Али не вырубился, а кричал или пел что-то восточное. У меня хватило сил прикурить сигарету. После второй затяжки потянуло блевать, а голова все смотрела и шипела, мол, тихо вы, придурки. Не выдержав и, чтобы сохранить лицо перед профессором, распахнул окно и этак деликатно, децибелов на пятьдесят, проблевался… далеко снизу кто-то дико закричал, и, по-моему, на хинди. Да пошли вы. Стало полегче…
Ренат вновь овладел моим сознанием. Не разбирая дороги, он ринулся из блока, хотя профессор орал, что это опасно, «и могут застукать».
Открыв дверь, Ренат чуть не сшиб с ног стоящую прямо перед ним… Ирен. Она была с подушкой в руках и совершенно голой. Пока челюсть Рената пыталась встать на место, Ирен прошла мимо него, нависла над лежащим профессором. Тот заверещал, словно увидел привидение. Ирен начала бить его подушкой по голове. Ноги Рена не слушались, он смотрел на ее прекрасные голые ягодицы, не обращая внимания на крики профессора. Стало настолько тяжело уследить за происходящим, что… повело влево… профессор все верещал. Ирен стояла на коленях и била его подушкой. Ренат упал на пол… последнее, что ему привиделось, был профессор с окровавленной головой и закрытыми глазами, которого голая Ирен по частям выталкивала в окно…
…Рен проснулся как от мягкого толчка, обнаружил себя лежащим в неудобной позе, в плаще, на диване возле пульта дежурного по этажу. Во рту пересохло. Горло болело. Значит, он храпел во сне. Глаза еле открывались. Водка, выпитая вчера ночью, далась тяжело. Интересно, который час?
Восемь ноль одна, тихонько пробормотал диван…
Приятель, ты так храпел, прошелестел пульт восхищенно…
Увидев на запястьях рук по черному браслету, Рен похолодел. Это же те самые так называемые Близнецы – так их величал профессор Али.
С кухонь доносились голоса и ароматы. Рен еще более похолодел. Кто открыл кухни? Ключи лежали на месте.
Вспомнилось вчерашнее… последнее, что было: профессор наливал шампанское с таким шипением, что, кажется, слышно было по всей вселенной. Затем провал в памяти… какая-то голая девка, вроде бы… нет, постой, это же Ирен была… вновь профессор, исполняющий гимн Советского Союза на арабском… его лицо, все в кровоподтеках, да, и… тут Рен судорожно сглотнул… опять профессор, вползающий в окно со стороны улицы, его странно печальные глаза… но куда делась Ирен, в таком случае?
Затем… они, шатаясь, бежали из блока, сразу направо, Али что-то говорил, показывая на красные огни на Близнецах. Поминутно падали, держась друг за друга. Наглухо запертую дверь в профессорскую жилую зону они просто не заметили – пробежали сквозь нее, только щепки и обломки в разные стороны полетели.
Али поторапливал. Церберы где-то рядом, твердил он. Защита все же не справилась. Их передвижение сопровождалось целой какофонией звуков и пьяных криков. Долго еще, профессор? Да подожди ты, хрипел он, поглядывая на мои руки, Близнецы работают на автомате…
…они оказались словно во дворце багдадского халифа. Огромный коридор, везде персидские ковры, пальмы… живут же в профессорской зоне…
И все, потом провал в памяти…
Апрельское утро было теплым и влажным, оно деликатно втискивалось в приоткрытое окно, которое он оставил на ночь в нарушение инструкции.
По его прикидкам, от такого количества спиртного, что было освоено вчера ночью, он должен был бы полдня лежать влежку. Но происходило что-то странное: его состояние улучшалось, и улучшалось буквально «на глазах». Было ли это связано с вибрацией на одном из браслетов, что красовались на его запястьях?
Похмелья и след простыл. Минут через десять он уже встал на ноги, пошел, умылся на кухне, и даже выкурил сигарету на лестнице. Вот это да! Браслеты или нет, но он готов был свернуть горы! Напевая что-то себе под нос, вышел из лифта на первом этаже корпуса.
Ведьма Евменовна, забирая у него дежурные ключи, против обычного молчала и не говорила ничего. Рен отметил это про себя. Невероятно. Немыслимо. Ей рот зашили, не иначе?
Пива бы сейчас для полного счастья, но надо на занятия ехать… как ни странно, но пива не хотелось… что происходит со мной, озадачился Рен, присаживаясь задницей на спинку скамейки, в парке перед корпусом Г и опять закуривая.
А может, не ехать на занятия? Можно и не ехать, дорогой, вай ме! Лекцию пропущу, пожалуй, подумал Рен. Ну и ладно. Подумаешь, лекция. А вот на семинар по партсовпечати надо бы.
Но тащиться на «Библиотеку имени Ленина» уже расхотелось. Тем более, что он заметил некоего маленького человечка, карлика, направлявшегося явно к нему. Тот подошел, оглянулся вокруг, словно стараясь запомнить всю эту утреннюю красоту, шумно вдохнул большим носом. Сказал:
– Товарищ Розин? Здравствуйте.
Рен был в ответ как мог вежлив:
– Здравствуйте, товарищ. Мы разве знакомы?
– Пока нет. Но у нас с вами есть общий знакомый.
– И кто же он?
– Варыхан. Я считаю его своим другом.
Хорошо, что Ренат сидел… Странно, он этого карлика никогда раньше не видел. Друг Варыхана, а он, Ренат, об этом ни сном ни духом!
– Вас вызывает товарищ Казак, – продолжал карлик, – по поводу вашего вступления в Партию.
Сигарета дрогнула в пальцах Рена.
– Меня вызывает товарищ Секретарь? А что случилось?
– Да все хорошо, не волнуйтесь. Просто вас ждут. Пойдемте.
Рен поднялся и пошел за карликом… нет, за человеком. Прежде всего, перед ним – человек. Они прошли «вертушку», углубились в зону А, дошли до лифтового холла и тут человек, вызвав лифт, исчез из поля зрения. И только тогда Рен понял, что так и не спросил его имя. Зато возникла маленькая женщина, сидящая в кабине лифта на единственном стуле. Рен вошел, двери за ним закрылись, и через минуту яростного вознесения наверх он уже выходил на десятом этаже, где располагался партком Основной партии Главного здания.
Но заседание парткома по поводу меня должно состояться только через неделю, подумал он.
…здесь царила тишина. Двери не хлопали ежеминутно, служащие не бегали как угорелые из кабинета в кабинет. Было все солидно. Даже слишком солидно. Тишина этажа поразила Рена. Если кто-то и появлялся в коридоре, то ненадолго.
Рен медленно прошел в сторону парткома. Заглянул. Секретарша, не поднимая головы:
– Можете войти, товарищ Розин. Сергей Михайлович ждет вас.
Он протиснулся в огромную дверь и очутился в огромном кабинете. Здесь все тоже было солидно. Секретарь Основной партии, круглолицый, с короткой стрижкой, в очках, поднялся ему навстречу:
– Входите, товарищ Розин, очень рад вас видеть. Сейчас принесут чай. Или, может быть, пива желаете?
Рен покосился на свои руки с браслетами Близнецов. На их темном металле спокойно мерцали три зеленые точки. Так хорошо как сейчас он не чувствовал себя никогда в жизни. Хотелось ущипнуться больно-больно…
– Ну, тогда чай, – продолжал Секретарь, истолковав молчание Рена по-своему. – Светлана Сергеевна, нам чайку, пожалуйста.
Был Секретарь весь в белом. Костюм на нем был модного кроя, импортный, и мужчина смотрелся в нем как генерал на отдыхе, скажем, на курорте союзного значения. Улыбнулся:
– Меня зовут Сергей Михайлович… у меня к вам будет всего пара вопросов, с позволения сказать, и затем мы вас примем.
Пока Светлана Сергеевна собирала чай, Секретарь сказал:
– Приятно с вами познакомиться, товарищ Розин… вы откуда родом? Я, например, родился в Белоруссии, а жил в Кировской области. А вы, с позволения сказать?
– Я из Чебоксар, знаете?
– О, ну, конечно! Мы же с вами, получается, почти земляки, с позволения сказать! – воскликнул Секретарь. – Что ж, зовите меня Михалыч, товарищ Розин! Но – к делу! Мне хотелось бы понять – какова ваша истинная цель вступления в партию?
