…внутри Врежа течет не человеческая кровь, это я знаю с его же слов. Так было модно создавать роботов в семидесятые годы, сказал он, так модно и поныне. В последнее время мы обсуждаем его сюжеты – он пытается писать сказки по ночам, пока его аккумулятор заряжается от сети, в перерывах между посиделками со мной и учебой.
Он плюхнулся на диван рядом со мной («сука-а», прошипело кожаное чудище), перешел в обычное свое полулежащее состояние.
– Привет!
– Здорово!
– Хорошо, что сегодня ты! – заявляет Вреж, его рука тянется достать сигарету и закурить – я поневоле напрягаюсь, но сегодня Гены Черепанникова нет. – Надо будет обсудить одну идею. Представь себе, огромный чердак…
И Врежа понесло. Про чердаки, про сны, про сны на чердаке и про роботов-воров, крадущих на чердаке сны у главного героя…
…я даже не слушал его, к своему стыду. Он ко мне относился как к единственному другу, а я не слушал его. Моя Ирен все не появлялась, и я не находил себе места.
Видя, что я его слушаю вполуха, Вреж с вполне электронным кряхтением отделился от дивана («уф, сука-а») и ушел по своим таинственным делам…
Когда его «электронный» след простыл совсем, я сказал:
– Ты чего, совсем охренел? Он тебя мог услышать!
– Кунем ворыт какой город! – отчеканил диван. – Баравдзес! Кунем кес!
Та-ак… найти бы тех, кто научил его ругаться матом, тем более, не по-нашему – язык их поганый отрезать. Послушай, старина, говорю ему, это все же невежливо. Вреж мой друг, он хороший парень, хоть и робот. А какого хрена он на меня все время падает, не унимается диванище. Ну, что тут ответить?
За окном истаивала разрываемая редкими фонарями мгла теплого апрельского вечера. Воздух за бортом корпуса Г стоял особый: весенний, прохладный по вечерам и холодный ночами, но достаточно теплый днем. Такой воздух кружил голову, вызывал сладостное щемящее чувство, что случится что-нибудь хорошее.
Большой фрагмент административной зоны Главного здания возвышался правее. В этот час там светились всего несколько окон. Взгляд, прежде всего, упирался в колонны входа со стороны ДК. Я смотрел на него как бы сбоку, и видел то же, что и всегда: белый и коричневый мрамор стен, несколько коробок, из которых состоял архитектурный ансамбль массивного входа, многочисленные окна разных размеров и форм. Автобусы в этот вечерний час помигивали тусклыми фарами, и ленивые лучи света от них расходились в разные стороны, быстро умирая в сумраке. Справа торчала стена переходной зоны в профессорский корпус, кирпич стены местами менял формы, переходя в изображения человеческих фигур.
Красота-то какая!
Но на эту красоту накладывались одновременно и другие красоты, другие пейзажи, каждый раз вырываемые из Прошлого… куски прошлой реальности, которые происходили…
…и в непогоду, когда за окном лил тропический ливень. Сплошная, оглушительная водяная стена стояла совсем рядом. Ирен, как завороженная, смотрела на эту стену падающей воды. Ее губы почти касались этой стены… я подошел к ней сзади, положил ладони на ее грудь, и она повернула ко мне свое прекрасное лицо с маленькой родинкой на щеке…
…и на восходе солнца, когда белоснежные башенки профессорских зон окрашивались в розовое, а Шпиль Главного здания начинал нестерпимо для глаз блестеть золотом. Воздух был неподвижен и кристально чист, как бывает в хорошую погоду на рассвете. Корпуса и зоны Главного напоминали египетские пирамиды, и даже пальмы начинали потихоньку отбрасывать тени… и не было никаких зданий химического и физического факультетов, а Ирен лежала, спящая красивая девушка, и лучик солнца подкрадывался к ее ступням, не обращая внимания на пустую бутылку из-под шампанского и недоеденный шоколад…
…и глубокой ночью, когда тишина накрывала все Здание, и над ним сверкали звезды, и по временам висела полная луна, едва не задевавшая Шпиль… и только мы с Ирен, единственные влюбленные во всем мире, наслушавшись друг друга и досыта насмотревшись глаза в глаза, занимались любовью при свете луны и никак не могли остановиться, боясь упустить хоть миг, хоть полмига этого волшебства…
Привык я к Главному зданию. Оно мое до самого последнего кирпичика. Оно родное и неповторимое. Здесь я встретился с Ирен. Здесь чувствуется особая аура жизни, она пленяет и притягивает постоянно. И неважно, почему.
черт… очередная затяжка чуть не обожгла губы – докурил почти до фильтра.
Пора работать. Сажусь за пульт. Но тут в процесс этой самой работы вмешивается ответственный дежурный по корпусу Г ведьма Евменовна. Она звонит по телефону и зловещим голосом скрежещет:
– Ну что, товарищи камрады… Ключи вам сейчас принесу! Ясно? Вы слышите?
Затем ведьма хохочет и тут же – гудки отбоя. Лифт выходит со мной на связь. Сейчас он это делает через стакан граненный, что на столе. Стакан оживает и человеческим голосом:
– Ребятки, кхе, ведьма эта придурошная к вам, кхе, собралась…
– Я уже здесь! – раздается голос Евменовны. – Я все слышала, сучьё…
Это называется, не успел я и глазом моргнуть. Стакан вновь становится обычным стаканом. Что же получается? Ну, встречусь я с этим связным, и это будет единственное развлечение за дежурство. Может быть, заявится Варыхан, будет предлагать выпить водки на его 5-м психологическом этаже. Скучно. Ирен не будет, у нее стрелка с какой-то подругой. И потом еще целых 3 дня без нее…
…она вышла ко мне вдруг и внезапно, в совершенно непонятный момент Времени. Пространство вокруг застыло, звуки куда-то делись… вот только что ее не было, и вот дверь блока отворилась, и она вышла, загадочно улыбаясь и с видом заговорщицы. Оказалось, и правда – заговор. Мол, ей нужно встретиться с давней подругой «дней ее суровых», та внезапно приехала из ее родного города Н. и жаждет общения.
Я уже заметил, что в последнее время она использует любой повод, чтобы встречаться как можно реже, постепенно отдаляясь от меня. Ей, скорее всего, не нравится роль любимой женщины на моих дежурствах. Но это всего лишь мои домыслы. Поди их пойми, этих баб, чего им не хватает, особенно если они еще и аспирантки филологического факультета МГУ.
– Это так неожиданно, – говорила она негромко, своим сладким завораживающим голосом, склонившись ко мне так близко, что я чувствовал аромат ее тела, – представляешь? Она и от Влада привезла весточку… ну, не расстраивайся, мой хороший, не надо. Я (ее ладонь ложится на мою ладонь) …тебя (ее пальчики нежно сжимают мои) …люблю (посмотрев по сторонам, она нежно, с упоением, закрыв глаза, целует меня) …прямо в губы, долго, глубоко, неистово…
Еле перевел дух. Глаза ее потемнели, как всегда было в минуты глубочайшего возбуждения. Несколько бесконечно долгих мгновений она смотрела на меня, не отрываясь, затем улыбнулась, как бы виновато, и пошла к себе в блок.
Нет, ну совершенно невозможно противостоять такому заговору. Тем более, я знаю, что если Ирен на что-то настроилась, то ее трудно переубедить. К тому же, Влад – любимый братик… что тут скажешь. Но поцелуй… нет, не понимаю. Такой поцелуй дарят только любимому человеку…
…и вот я сижу и жду этого долбанного связного.
…уже 23 часа. Судя по звукам, доносящимся с лестничной клетки, комендант Варыхан нажрался хани и пытается навести порядок у себя на 5-м этаже, а заодно и в районах 6-го и 7-го. Слышны его крики, пьяные, естественно… я сегодня у него на поясе сабельку приметил, такую, аккуратную, маленькую, он ее курткой закрывал. Хотел спросить, что и откуда, но потом отвлекся, и вот сейчас опять вспомнил… надо будет не забыть… На 4-м этаже и ниже дружественные коменданты, их в основном никогда нет на месте, и территории эти не исследованы. Варыхан туда и не суется. Второй этаж вообще закреплен за нашим однокурсником молдованом Чекиным Серегой. Это его, так сказать, вотчина. К нему и Евменовна благоволит… не жизнь, а малина.
…23.20. Звонок от Вовки Старостина, коллеги-коменданта с 8-го этажа и просто хорошего парня. Наш знаменитый «якутский диктатор» сегодня поменялся сменами с комендантом Краснощековым и балдеет дома. У него с хозяйкой квартиры, которую он снимает, непонятные отношения. В сожительстве Вовка не признается, но мы с Варыханом подозреваем его в этом.
