– Ты послала его к Тавоху?

– Я поблагодарила его за заботу.

– Напрасно, надо было послать.

– И намекнула, что уже слишком поздно и что вы уже утянули меня в эти самые пучины. Не стоило этого говорить? – тут же всполошилась она.

Гергос помедлил.

– Возможно. Но какая теперь разница? Каждой истории про принцессу и галантного рыцаря нужно чудовище, чью голову и насадят на пику. Я лучше всего подхожу на эту роль, и ваши слова, скорее всего, мало на что повлияли.

– Но что Морэв может сделать?

– Теперь вам может отказать в приеме дани Форкен. А его сиятельство наверняка не захочет жениться.

Тари фыркнула и несколько человек глянули на нее с осуждением. Лицемеры! Сами же практически засыпают с открытыми глазами! Гергос снова сжал ее руку, успокаивая. Бояться Морэва – последнее дело. Если бы не недавно проснувшаяся паранойя, Гергос и внимания бы не обратил. Да и Тари не следовало дергаться.

Остаток вечера прошел в приятной, чуть ленивой атмосфере. Конец любовной поэмы публика сопроводила доброжелательными аплодисментами, а дарование, чуть покачиваясь на нетвердых ногах, ушло в столовую – лечить стресс. Потом снова были разговоры, легкий ужин и несколько партий за карточным столом. Гергос проиграл почти триста марок и снова был полностью доволен жизнью.

А затем за его спиной разбился бокал. В гостиной было довольно шумно, но звук бьющегося стекла все равно неприятно резанул по ушам. Гергос обернулся и увидел Тари – она застыла, глядя на расползающееся по светлому платью бордовое пятно. Не кровь. Вино. Напротив Тари, откинув назад голову и презрительно кривя губы, стоял Морэв. У его ног поблескивали осколки бокала.

Гергос встал. Почему-то казалось, что все смотрят на него – не на Морэва и даже не на Тари в мокром платье. Гостиная словно затаила дыхание. Их связь не была страшным секретом, кто-то знал, большинство догадывалось, и Гергос мог на пальцах одной руки пересчитать тех, кто не понимал, что происходит. Все смотрели на него, ждали реакции.

Даже Мариника застыла на месте, не торопясь вмешаться. Наедине она могла говорить все, что думает. Она могла даже жить так, как ей хочется, не обращая внимания на шепотки за спиной. Ее битвы давно остались в прошлом, как бы это ни произошло, но она отвоевала свое право плевать на условности и приличия. Тари – нет. И если Мариника вступится сейчас, кто знает, не припомнят ли ей былые прегрешения?

Все это пронеслось в голове Гергоса буквально за мгновение. Несмотря на выпитое, он вообще соображал невероятно быстро и четко. Видел насквозь. Замечал даже самые незначительные детали. И понял еще до того, как сделал первый шаг к Морэву, что произойдет дальше. Успел перехватить руку – по какому праву?! – и встал рядом с Тари, но чуть впереди. Один из осколков хрустнул под каблуком.

Теперь тишина была оглушающей. Мир замер. Только взгляд Морэва, пьяный, чуть расфокусированный, быстро скользнул из стороны в сторону. Запястье в руке Гергоса напряглось, пытаясь вырваться. Он удерживал его еще одно мгновение, просто чтобы показать, что может, и отпустил.

– Вам лучше уйти, Морэв.

Он действительно мог бы уйти. Не обострять. Пока это еще не скандал, сплетницы пошумят недельку и забудут. Но если Морэв откроет рот... Он открыл.

– А вам не следовало приходить, Гергос. И вообще не следовало приезжать в Анкъер. Из какой дыры вы вылезли?

Все-таки чудовище. Нет, так даже лучше. Пусть считают Тари невинной девой, попавшей в лапы старому развратнику и просто отвратительному типу. Эта роль была привычной и знакомой. Если у нее теперь хватит сообразительности так и остаться жертвой, то все еще обойдется. Гергос спиной почувствовал, как напряглась рядом Тари, готовясь что-то сказать. Он чуть сдвинулся, еще больше ее загораживая, незаметным движением руки приказал молчать – почему-то казалось, что никто, кроме Тари, этого не заметит. А если и заметит, не страшно. Пусть видят, что он полностью ее контролирует.

– Могу рассказать о той дыре при нашей следующей встрече.

Ему все-таки удалось заговорить первым. Тари коротко вздохнула, но так ничего и не сказала.

– С удовольствием послушаю!

Речь Морэва звучала немного невнятно. Возможно, он был пьянее, чем показалось на первый взгляд. И тогда это еще больший абсурд – бросать вызов человеку, который себя не контролирует. Но люди вокруг слушали, они впитывали слова, как губка. И теперь ничего уже не исправить. Не вернуть.

Мариника наконец шагнула вперед, попыталась вмешаться, но Фераль оказался ближе. Он придвинулся к Морэву и что-то зашептал тому на ухо. Гергос ждал, надеясь на чудо. Нет, самого Морэва он не боялся, но как насчет всего остального – общества, Дайаны, императорской семьи, которой совсем не нужны скандалы у самого основания трона? Это как войти с горящей лучиной в пороховой погреб. Может, и удастся выйти живым, но лучше все-таки не рисковать.

«Я должен был послать его к Тавоху», – мелькнула запоздалая мысль.

Может, и он, Гергос, тоже был слишком пьян и просто не понял этого вовремя? И эта кристальная чистота сознания – всего лишь иллюзия? Снова звон и хруст стекла – Мариника уводит Тари в сторону, словно щитом, закрывает ее своим телом от колючих взглядов. Странно, почему никто не попытался отговорить его самого? Фераль по-прежнему что-то разъяснял, Морэв слушал, не перебивая. Но взгляд его оставался неподвижным. И в нем медленно разгоралась упрямая злость. Слова Фераля делали лишь хуже.

– Я буду ждать приглашения, – сказал он, прервав любовника Мариники на полуслове.

Гергос просто поклонился.

Толпа расступилась, пропуская Морэва к дверям. Фераль остался стоять на прежнем месте, потом поглядел на Гергоса с легким осуждением, словно говоря: а ведь раньше я считал тебя разумным человеком, – но вслух так ничего и не сказал. Шепот родился где-то в дальних рядах и медленно пополз вперед. Дамы прикрывали лица веерами, склоняли друг к другу головы, мужчины бросали насмешливо-сочувственные взгляды, но в воздухе ощущалось затаенное торжество.

Не нужно быть гением, чтобы понимать, что нынешний глава дома Гергосов не вызывает всеобщего восторга. Многие знали и любили его старшего брата, почти все – боялись его отца. А еще были сочувствующие Дайане и Энту. И просто те, кто считал его выскочкой – несмотря на то, что он был сыном Великого Гергоса. Он сбежал, он пропадал где-то двадцать лет, а значит, лишился всех прав на наследство. Теперь он был чужим, но наблюдать за ним было интересно. И они наблюдали. И переговаривались. Все громче, ближе.

Хлопнула дверь – Мариника увела Тари из гостиной, и Гергос направился следом. Надо было хотя бы извиниться перед хозяйкой дома за испорченный вечер. А впрочем, разве пряный скандальчик не стал его лучшим украшением? Ссора двух высокородных дану заинтересовала публику куда больше, чем любовные излияния поэта.