Интересно, Энни еще жива? Сохранила ли она мой браслет? Я встряхиваю головой. Нужно забыть об этом. У меня есть дела поважнее.
Снаружи камер точно не было. Я не собираюсь рисковать, на случай, если они окажутся в коридоре, поэтому бросаю в окно стул и кладу на стол банкноту в двадцать долларов, чтобы покрыть расходы на ремонт. Хорошенько подумав, забираю ее обратно. Мне ужасно стыдно, но я не хочу добираться до Бостона на попутках.
***
Еллоу уже нетерпеливо вышагивает перед зеркальным прудом. Вокруг снуют несколько человек, но кроме них больше никого нет. В конце концов, сегодня рождественское утро.
— Ну наконец-то, — произносит она. Еллоу отвратительно выглядит: грязные засаленные волосы и черные круги под глазами. От нее пахнет общественным туалетом. Я вопросительно поднимаю бровь.
— Что? — спрашивает она. — Я два дня добиралась до Мэриленда. Ты когда-нибудь пыталась поспать в автобусе? — С этими словами Еллоу поворачивает шею влево, а потом вправо. — Но это неважно. Ты что-нибудь узнала?
— Узнала, но мало. Ты первая, — вздыхаю я.
— У меня дела обстоят не лучше. — Еллоу колеблется секунду, а потом подтверждает то, что я уже и так знала в глубине души. — Это был твой отец. Он присутствовал на тайном собрании по поводу «Манхэттенского проекта».
— Программы по разработке ядерного оружия?
— Да. Программа была еще на ранней стадии. Твой отец сказал, что он представляет какую-то компанию, которая хочет инвестировать в этот проект деньги.
Я чувствую, как каждый волосок на моей руке встает дыбом.
— «Игл Индастрис»? — шепчу я.
Еллоу широко распахивает глаза.
— В моем случае тоже всплыла именно она. Это была Эта, как ты и думала. Она предлагала, чтобы «Игл Индастрис» вложила деньги в завод, который впоследствии выкупит «Дженерал Электрик».
— А Эта сказала, кто стоит за «Игл Индастрис»?
— Нет. А… мой отец?
Еллоу качает головой. Но неожиданно меня осеняет:
— КИ, — говорю я. — Что если «И» — это Игл?
Лицо Еллоу вспыхивает, как лампочка.
— А «К» — это Крести! — практически кричит она. — Крести Игл! Думаешь, это имя?
— Если это так, то родители явно поиздевались над ребенком19.
— У нас есть только один способ это выяснить. — Еллоу быстрым шагом начинает удаляться от зеркального пруда, а потом оглядывается через плечо. — Шевелись, в нескольких кварталах отсюда есть библиотека.
— Но сегодня Рождество, — отвечаю я.
— Черт. Придется проецироваться, — резко останавливаясь, произносит она.
Я напрягаюсь, но тут же расслабляюсь. У меня все еще болит все тело. Я бы все отдала за горячую ванну и две таблетки ибупрофена. Но Еллоу права. У нас есть зацепка.
— Давай отправимся в будущее, — говорю я. — Мне надоел одна тысяча девятьсот шестьдесят четвертый год.
Мы перемещаемся на две недели вперед, в восьмое января одна тысяча девятьсот шестьдесят четвертого года. По ощущениям, на улице становится холоднее градусов на двадцать. Со стороны бухты дует сильный ветер. Мы, клацая зубами, идем по Хантингтон-Авеню в сторону Копли-сквер. На улицах много мужчин и женщин в шерстяных пальто и шляпах. Они неверяще смотрят на двух девочек-подростков, которые бегут по улице, ничем не защищенные от холода.
Еллоу поворачивает на Дартмаут-стрит, а я следую за ней. Мы быстро взбираемся по ступенькам, ведущим в библиотеку, проносимся мимо скульптур, олицетворяющих Искусство и Науку, и залетаем в открытые металлические ворота. Все это время мои плечи были прижаты к ушам, но как только мы оказываемся в здании и я начинаю согреваться, то сразу опускаю их.
Я поднимаю голову, и время замирает. Если не считать женщины, которая стоит рядом со мной в коротком пальто в очках «кошачий глаз», здание выглядит так же, как и в последний раз, когда я тут была. У меня всегда перехватывает дыхание, когда я здесь оказываюсь. Мы молча поднимаемся по мраморной лестнице, которая ведет в читальный зал. На лестничной площадке сидят два мраморных льва, которые злобно смотрят на нас. Мы с Еллоу обмениваемся взглядами.
Наконец, мы заходим в читальный зал с цилиндрическим сводом. Само помещение длиной около шестидесяти метров, а потолок находится на высоте пятнадцати метров. В центре зала стоят длинные столы с деревянными стульями со спинками. На каждом из столов по зеленому светильнику, которые наполняют комнату теплым ярким светом.
Еллоу с невозмутимым видом оставляет меня пялиться в потолок, а сама подходит к мужчине, сидящему за столом. Краем глаза я наблюдаю за тем, как он встает и ведет ее к полке, а потом возвращается на место. Я оглядываюсь, и она взмахом головы подзывает меня к себе.
Мужчина привел ее к секции о птицах. Еллоу изучает корешки обложек на верхней полке, а я опускаюсь на мраморный пол и просматриваю названия книг на нижней. Неожиданно мой взгляд цепляется за две красные книги на второй полке снизу.
Я достаю том под названием «Орлы, ястребы и соколы мира» и показываю его Еллоу. Она кивает и садится на крайний стул возле ближайшего стола. Я устраиваюсь рядом с ней и задерживаю дыхание. От нее и правда ужасно воняет. Но, по крайней мере, с раной на руке все в порядке.
На обложке книги нарисованы орлы, а описания птиц расположены в алфавитном порядке. Я начинаю листать ее, чтобы перейти к букве «К», и на странице тридцать семь у нас перехватывает дыхание. Потому что в книге обнаруживается запись о «крестед игл» — гребенчатом орле.
Я перевожу взгляд на изображение и лишаюсь дара речи. На меня смотрит маленькая птичка с хохолком из длинных перьев на голове. Словно ей сделали неудачную завивку.
Я сразу вспоминаю День испытаний. Выпускной. И значок, который висел на лацкане пиджака директора Вона. На нем было изображение точно такой же птицы.
Глава 26
— Подожди, — шепчет Еллоу. — За «Игл Индастрис» стоит твой бывший директор?
— Он определенно имеет какое-то отношение к этой компании. Но я не знаю, стоит он за ней или нет.
— Сколько ему лет?
— Что? — спрашиваю я немного громче, чем хотела. Мужчина за соседним столом поднимает голову и пристально смотрит на нас.
— Твой отец… он назвал его «Старым Крести». Сколько лет твоему директору?
— О, я точно не знаю, но много. Он уже пожилой. Может, за семьдесят? — Это чистое предположение. — До перевода в Пил директор долгое время был агентом ЦРУ, а потом начальником отдела. В Пиле он выпустил по крайней мере два поколения студентов.
— Два поколения, чтобы приобрести влияние во всех правительственных организациях. ЦРУ, ФБР, АНБ…
— И других, о которых мы даже не знаем.
— В Страже времени, — шепчет Еллоу.
— В Страже времени, — повторяю за ней я.
Мы довольно долго сидим и молчим. Еллоу смотрит на изображение гребенчатого орла, а я наблюдаю, как за окном в Копли-сквере падает снег. Я знаю, Еллоу пытается понять, что нам теперь делать, и мне, наверное, стоило бы тоже об этом подумать. Но я размышляю о своем отце. Может быть, в этом не было его вины? Может быть, директор Вон сделал его таким? И может быть, — всего лишь может быть — если мы сможем вернуться и остановить директора до того, как у него появится шанс проникнуть в Стражу времени, то предотвратим смерть отца?
— Нам нужно вернуться в Пил, — шепчу я.
Еллоу закрывает книгу и смотрит на меня пустым взглядом.
— Мы должны остановить это на начальном уровне, как и во время миссии в музее. — Я опускаю руки на бедра и выпрямляюсь. — Мы не можем донести эту информацию до сведения властей, потому что обе находимся в списке особо опасных разыскиваемых преступников.
Еллоу откидывается на стуле и продолжает смотреть на меня напряженным взглядом. Уверена, это заставило бы занервничать большинство людей, но я сейчас слишком сосредоточена.
— Мы отправимся обратно в одна тысяча девятьсот восемьдесят второй год, — говорю я. — Мы остановим Вона до того, как у него появится шанс что-то начать.
На лице Еллоу появляется недоуменное выражение.
