Потому и в Москву укатила… Миленький мой, колокольчик ненаглядный… – Вера опять прослезилась и не обратила внимания, как в глубине кладбища появились не то серые собаки, не то волки. Она увидела их, когда они поравнялись с часовней. Звери шли с подветренной стороны, и самый высокий, вздыбив шерсть, похожую на конскую гриву, остановился и, подняв морду, принюхался словно кабан. Остальные тоже остановились и чутко реагировали на любой шорох и запах. Вера вздрогнула, насторожилась. Но еще больший ужас охватил ее, когда глаза вожака вдруг заморгали и стали как две капли воды похожи на глаза сутенера, с которым она работала в Москве. Они были такие же круглые, бессмысленные, злобные. «Ну, точь-в-точь мой московский мерзкий сутенер», – подумала она.
Звери неожиданно замерли и, постояв немного, молча приблизились к оградке. Поравнявшись с оградкой, они обнюхали ее и, захрипев, начали подкапывать. Вера оцепенела.
Самый крупный зверь, видимо вожак, молча обошел оградку и, почуяв не то запах человека, не то подход к могиле, решительно направился к дверцам.
Вера вскрикнула, но все-таки успела закрыть дверцы на железный засов. Вожак остановился и, в упор посмотрев на Веру, обнажил ломаные клыки. По всей видимости, он не боялся людей.
Напротив, присутствие человека оживило его, он даже попытался перелезть через ограду, но после неудачного прыжка отошел в сторону и стал внимательно разглядывать Веру.
Глаза его были безумными и горели в сумерках кладбища как белые угли.
– Сутенер! Сутенер! Мерзость. Ты меня и здесь достаешь! – вдруг вырвалось из ее груди. Голос ее был отчаянным, ненавистным, но в ответ вожак только фыркнул и брезгливо покосился на могилку Юры. Судя по всему, зверю не нравились этот холм, этот деревянный крест и его паломница с ярко накрашенными силиконовыми губами, похожая на куклу Барби. Только сейчас Вера заметила, что шерсть у хищника облезлая, туловище худое, поджарое. «Ну, точь-в-точь такое же мерзкое животное, как мой хозяин, только говорить не умеет!» – почему-то опять подумала она, почувствовав сильное отвращение к мохнатой твари.
Между тем кладбище заметно потемнело, земля еще больше задышала влагой, а отсыревшие кресты и деревянные надгробья – гнилью, плесенью.
Вера уже догадывалась, что появились дикие животные неспроста и где-то рядом должны находиться люди, такие же ужасные, облезлые, бесцеремонные и все-таки больше похожие на собак, чем на волков.
Люди появились у оградки так же внезапно, как и собаки. Первый, ростом повыше, с той стороны, куда только что закатилось солнце, другой – покоренастее, шел от черного леса, откуда выкатывалась красная ущербная луна. Оба были в камуфляже, с наполненными рюкзаками, с ружьями наперевес. Они словно находились где-то рядом, но ждали чего-то, так же как и собаки, принюхиваясь и приглядываясь к сумеркам кладбища. Сначало подошел к оградке человек, идущий от солнца. Собаки сразу стали повизгивать и урчать, как будто ждали какой-то необычной команды от своего хозяина.
– На ловца и зверь бежит, – еле слышно прошептал человек, пришедший от солнца. – Сказка моя, как я понял, кладбище твой родной дом?
Подошедший был не молодым и не старым. Судя по глазам и еле заметным искрам, которые словно излучали из его глаз какой-то странный, почти безумный свет, он был еще молод, но лицо, изрезанное шрамами, и золотые искусственные зубы говорили совсем о другом.
– Неужели ты девушка?! – Нежным и каким-то вкрадчивым, совсем не мужским голосом вдруг спросил он и улыбнулся. И Вера увидела не только его золотые, ювелирно исполненные зубы, но и длинный, дрожащий от вожделения язык. – Что ты молчишь? Отвечай мне как на исповеди. Ты девушка? – строго спросил он. – Тебе стыдно от этих слов или смешно? Если ты будешь молчать, то я подумаю, что ты мертвая, и сделаю контрольный прокол, то есть проткну тебя вот этим самым ножом. – Он вытащил из-за голенища нож и долго смотрел на него, словно любуясь игрой света, идущего от красной луны. – Как зовут тебя?
– Тебе не все равно…
– Ну вот, наконец-то заговорила.
– Ты мне нравишься, полунощная ведьма, душу на клочки рвешь. Очень нравишься.
– А вы мне нет.
– Об этом я тебя не спрашиваю. С человеком, идущим от солнца, так не разговаривают. – От этих слов Вере стало жутко. – Ну что дрожишь, ведьма несказанная? Такую смелую, такую чуткую и душевную барышню я давно ищу. – Он отложил ружье в сторону, сбросил рюкзак и с широкой душераздирающей улыбкой подошел к Вере. – Ты судьба моя звездная. Сказка моя, – тихо прошептал он и вдруг заплакал. – Я хочу от тебя сына. Такого же смелого. Такого же чуткого, как ты! Ради такой женщины я пожертвую многим. – И слезы брызнули из его воспаленных глаз еще сильнее. – Ты видишь. я плачу от счастья. Я предчувствую, что ты прекрасная женщина и прекрасная мать, и даже это склизкое кладбище. эти могилы, эти кресты, под которыми покоятся души земляков, будут нам в радость. Ну что ты смотришь на меня так?! Ты ведь нежная, славная женщина, умеющая любить и страдать, как я! Ну что ты молчишь? Ты уже знаешь моих собак. Если я захочу, они вмиг разорвут тебя на куски, в несколько секунд, потому что их воспитали люди, которые сегодня разрывают Россию еще быстрее, еще безжалостнее. Ты хочешь этого?
Вера замерла в оцепенении от неистовых чувств и взволнованных слов незнакомца, но, как ни странно, как ни жутко было ей общаться с безумцем, влетевшим на кладбище словно снег, слова его казались искренними и проникали в ее душу. Она уже второй год торговала собой в разных районах Москвы и прирабатывала в одном из «престижных» «элитных» домов, известном не только в центре. Но с такими откровениями, с такими потребностями интимной жизни встретилась впервые. Растерявшись, она даже не знала что ответить. Все тело ее, словно от какого-то жуткого сна, от какой-то безумной растерянности, вдруг болезненно сжалось, ее неожиданно затошнило и страшно захотелось провалиться хоть сквозь землю, куда угодно, только бы не стать жертвой человека, похожего на привидение.
– Уж лучше умереть, – сквозь зубы прошептала она, – чем…
Она недоговорила. Человек, идущий от солнца, вдруг захлопнул дверцу и проворнее лохматого вожака прыгнул на ее хрупкое тело. Он разорвал ее кофту в мелкие клочья и вдруг повалил Веру на еще свежий могильный холм прямо под крест.
– Ты будешь моей! – вдруг громко выкрикнул он и неожиданно застонал, а потом вновь заплакал как сумасшедший, видимо от счастья, радости. – Ты дашь мне такого же безумца, похожего на тебя и меня!
Вера сопротивлялась изо всех сил, но руки его, как железные клешни, которыми выхватывают горячие угли из русской печи, вцепились в ее модные джинсы, и они не выдержали и затрещали. Вера укусила его сначала в руку, потом в колючий подбородок, потом в губы, но от этого он только вздрагивал и словно таял от блаженства и радости, как будто впервые колол свежие, обалденно пахнущие дрова и наслаждался их прелестью.
– Ты дьявол, – в бессилии прошептала она, стряхивая слезы. – Ты хочешь изнасиловать меня на могиле Юры! Моего любимого парня. Тебя Бог накажет!
– Радость моя, – шептал он в ответ, порвав в клочья ее джинсы и бросив их за оградку могилы к оторопевшим собакам. – Прости меня, но я иначе не могу. Ты будешь счастлива. Ты узнаешь, что такое жизнь! Земля! Воздух! Солнце! Звезды! Я научу тебя тому, чему учит не только Господь, но и мир других страстей, другого разума. другого блаженства. Прошу тебя, если вдруг я умру сегодня от счастья. неги, скажи моему сыну, что отец его пришел от солнца. звезд. Пусть он всегда помнит об этом!
«Какой ужас, какая мистика, и все это на могиле Юры!» – дрожала Вера от неистовой силы его цепких рук и жадных губ. Но чувство страха и отчаяния постепенно стало покидать ее. Она вдруг ощутила, что перед ней хоть и обезумевший, сумасшедший мужик, похожий на лесного разбойника, но горячий, неистовый, с мощной людской энергией, страстью. У нее уже был опыт в отборе таких свирепых клиентов, но это осталось там, в большом городе, среди людей, ошалевших от денег и власти, а тут происходило нечто совсем другое, непохожее на все то, что уже пришлось испытать, почувствовать! И наслаждение среди замшелых крестов, вековых могил, затхлого сырого места, на котором находилось кладбище, рождало в ее сердце какую-то немыслимую тайну, какое-то не запрограммированное, не купленное заранее эротическими рекламами естественное влечение. Такие слова незнакомца, как «голубушка, ведьма несказанная, судьба моя звездная… ты узнаешь, что такое жизнь, земля, воздух, солнце», открывали перед ней мир других отношений, другой страсти. В «элитном» доме, когда она на пальцах или мимикой, прячась от видеокамер, показывала, что за подобные изощрения надо платить в два-три раза больше, ей предлагали только деньги и украшения. А здесь речь шла совсем о другом. Кроме того, незнакомец обещал еще чему-то и научить, ссылаясь не на Господа Бога, а на мир другого разума, других пророчеств.
