- Да, Сергей Васильевич, погоды здешние своеобразны. Вишенка, говорите...

Но Вы, мой дорогой, – романтик, как я погляжу. Дел-то у нас тут действительно – не впроворот. Нам сейчас с Вами, по большей части, предстоит сажать не столько вишни да яблоньки-грушки, сколько фруктов-ягодок совершенно иного свойства. В Шлиссельбург, да в Петропавловку, в том числе. Думаю, что местные условия им скорее – в радость. Все приятнее, чем сибирские морозы.

- А Вы шутник-с, однако, Петр Николаевич.

- Э, какие уж тут шутки. Развелось вокруг всякого... – Дурново тяжело вздохнул, в сердцах пристукнув по бардюрному булыжнику тросточкой. Вскинул голову, как бы освобождаясь от неожиданно догнавших тяжелых мыслей, и улыбнувшись, с чуть заметным аристократическим полупоклоном, предложил гостю первым войти в заведение, – Вот мы и на месте. Чувствуйте себя как дома. Это мой любимый ресторанчик. Его хозяина я знаю лет пятнадцать. Вид на залив, полагаю, Вы уже оценили вполне. Я решил угостить Вас домашней чухонской кухней. Горшочки по-карельски и тушеный окорок тут – пальчики оближите! И поговорить дадут вполне спокойно. Хоть до утра. Ни мои служаки нам досаждать не будут, ни Ваши. А то ведь ни разу не удавалось нам по душам поговорить, с самого Вашего возвращения. Кстати, хотите, покажу Вам свой скромный уголок? В августе не удержался я, знаете ли, прикупил небольшую дачку. Спасибо Государю, поддержал меня денежкой, после того, как мне именьице спалили. Это здесь, неподалеку. Пешком минут пятнадцать, не более. Там уж нам точно никто не помешает.

- Спасибо за приглашение, Петр Николаевич. Но тут уж – Вам решать. Сегодня Вы принимающая сторона, мое дело простое: кушать, да нахваливать. Да еще дивными видами любоваться – рассмеялся Зубатов, – Думаю, что глядя на Вас, придется и мне здесь домик подыскивать. Ну, а пока, – главное, утром в понедельник на службу не опоздать...

- Получается, что Государь ведет нас к окончательному распределению дел. Весь сыск уголовный и поддержание местного правопорядка, как в городах, так и в деревне, – мои. Порядок на транспорте и силовая работа в случае бунтов – жандармы. А весь сыск политический и политическая же разведка за границей, как и контрразведка, – отныне Ваша епархия, Сергей Васильевич. Не так, ли? – промокнув белоснежной салфеткой губы и кончики своих аккуратно подстриженных, “моржиных” усов, Дурново отложил вилку, и, откинувшись на спинку кресла, скрестил руки на груди.

Цепкий, изучающий взгляд его темно-серых глаз и вопросительный изгиб правой брови говорили о том, что пришло время серьезного разговора по душам.

- Также наша обязанность – охрана границ Империи. И персональная – Государя, его семьи и ряда лиц, чья безопасность требует пристального внимания.

- Да, конечно, я помню. И как Вам, Сергей Васильевич, в первое время страшно не стало? Что такую махину ответственности на плечи принимаете?

- О, еще как стало, любезный Петр Николаевич. Еще как! Ночи две без сна провел. Хотя уже после того, как согласился, – Зубатов негромко рассмеялся, и, проведя рукой по шевелюре, подытожил, – Седых волос в те дни поприбавилось раза в два. Ну, а потом – бояться уже некогда было. Навалилось все, и... поспевай поворачиваться. Вы на меня не в обиде, Петр Николаевич, что многих Ваших кадров к себе в контору перетащил?

- Конечно, друг мой, эта пертурбация усложнила мне жизнь преизрядно-с. Да еще в военную-то пору! Не стану душой кривить, позлился я на Вас тогда. Но не долго. Вы ведь, в основном, тех людей забрали, с кем и раньше работали. Так что мои ли они были, – то бабушка надвое сказала. Прочие же переходят к Вам вместе с функцией, так что особого повода для недовольств у меня нет.

Кстати, благодарю Вас, что согласились всю кухню перлюстрации оставить пока у нас в министерстве. Не стоило Плеве окончательно доводить до белого каления. Для Ваших офицеров я у себя организую отдельное помещение, так что отобранная ими почта будет храниться отдельно от общего потока, и на стол к министру не попадет.

В общем, хорошо, что с организацией Вашего “опричного Приказа” и оформлением сразу четкого разделения обязанностей между нами, исчезает излишнее дублирование в работе ведомств, отвечающих за борьбу со скрытыми внутренними и внешними врагами Российского государства, это скоре, – к лучшему.

Хотя во многих случаях конкуренция идет во благо, но... одно ведь дело делаем. Так что, можете на меня впредь вполне полагаться и в делах, и в жизни. На правах старшего товарища всегда подскажу что-то, если хитрые вопросы будут. И наверху поддержу Вас и словом и делом. Вы, как я надеюсь, и сами это уже поняли. Как-никак, а три месяца мы с Вами – плечо в плечо, – Дурново аккуратно наполнил коньяком хрустальные рюмочки, – Ну, что, Сергей Васильевич? Как говорится, за боевое товарищество!

- Принимается, Петр Николаевич. Спасибо. Со своей стороны, и я обещаю Вам мою посильную помощь и немедленное разрешение всех ведомственных стычек, коие по ходу дела будут иногда возникнуть у наших подчиненных. Вы, знаете, конечно, про мое личное отношение к господину фон Плеве. Но уверяю Вас, что нашим с Вами взаимоотношениям, полному личному и служебному доверию, это обстоятельство никогда не станет помехой. Я не ревнив, в диктаторы не мечу, да и никогда не метил. То же самое полагаю и про Вас.

А, коли, дело мы делаем общее, то и делить, в свете вышесказанного, нам нечего. Я искренне надеюсь на товарищеские и дружеские отношения, как меж нами персонально, так и между ведомствами, нашему попечению Императором порученными. Прозит...

Кстати, Петр Николаевич, я давно хотел Вас спросить: как Вы оцениваете итоги объяснения Государя со своими милыми дядюшками? И что Вы вообще думаете об этой мерзкопакостнейшей истории?

- Думаю я, что мягкость Государя может и ему, и нам всем, со временем аукнуться очень серьезно. Понимаю, конечно, как ему не хочется выметать сор из избы. Из дворцов, в смысле. Но сделать правильные выводы из случившегося и разрешить Вам серьезную работу по отслеживанию впредь тому подобных “семейных инициатив”, участия в них отдельного офицерского элемента, и, в первую очередь, гвардейцев, надобно было еще вчера. Вместо того, чтобы сидеть на пороховой бочке в ожидании второго пришествия.

- Вы полагаете, что возможно повторение “банкета”?

- Скажу Вам больше, Сергей Васильевич. Я в этом не сомневаюсь ни на йоту. Сами-то рассудите: информация о роковой болезни Наследника Цесаревича – больше не тайна в узких кругах. Это чудесно, конечно, что господин Банщиков как раз подоспел со своей техникой лечебных переливаний. Но бедный мальчуган может просто случайно серьезно пораниться, и его никакие ухищрения докторов не спасут. Так что в очереди претендентов на трон неизбежно будет нарастать волнение. И нетерпение...

- Но ведь Михаил Александрович вернулся из Маньчжурии не просто возмужавшим, но, на мой взгляд, человеком, способным на жесткие, прагматичные поступки. Памятная его бесхарактерность почила в бозе. Чего, как я понимаю, многие не ожидали.

- Судите по его отказу в помиловании мерзавцу Ивкову и двум японским шпионам? Или по утверждению скандальных отставок среди интендантского генералитета?

- И по этому – тоже, но не только...

- А не находите ли, друг мой, что ТАКОЙ Михаил, как возможный будущий русский самодержец, кое-кому видится гораздо менее приятной альтернативой, чем инвалид-гемофилик Алексей? Кроме того, как я понимаю, Михаил Александрович – возможный претендент на руку единственной дочери кайзера Вильгельма. И этот династический альянс сделает русско-германское столкновение практически невероятным.

Лично я буду только приветствовать такой поворот наших политических дел, да и не только я один. Однако у подобного расклада есть и масса влиятельных противников. Очень влиятельных, смею Вас заверить. Вот и получается, что нам с Вами, любезный мой Сергей Васильевич, надо эту голову беречь едва ли не с большим рвением, чем голову самого Николая Александровича.