- Мент родился. Что примолк, Вадюш?

- А что говорить-то?

- Нагоняй не огребешь от Ее Императорского высочества, что не доложился?

- Вряд-ли. Скорее всего, Оленька с сестрой через часок поедут к маман. Думаю, что вести о бурном объяснении ее с сыном до Зимнего уже долетели. Тут с этим быстро...

- Логично. Судя по всему, Мишкин матушку до прединсультного довел.

- Она тоже в долгу не осталась, – Вадим невесело ухмыльнулся.

- Ну, это-то изначально предполагалось, – Василий задумчиво глянул в окно, – Ты же не думал, что романовская камарилья так вот запросто Конституцию да Думу проглотит?

- Проглотить-то бы им очень хотелось, только пока подавиться и лопнуть боятся.

- Это – пока. Пока дядя Вова с Николашей от пережитого страха не отошли. Созреет ли августейшая семейка снова на что-то серьезное – ближайшие недели покажут. А мне на днях в эту Англию долбанную срываться! Зубатов настаивает.

- Но ведь, насколько я знаю, Сергей Васильевич должен был там все подготовить, на случай если бы Вы в Питер не успели, или Николай Вас с собой удержать решит. Да и Михаила лучше бы подстраховать...

- Все так. Но и ехать надо. Дела там серьезные очень, боюсь, не накосячили бы чего наши хроноаборигены. Короче, не решил я пока. А у Мшкина настрой нормальный. Но сможет ли он выдержать такой прессинг, если нынче и любимый дядюшка его в оборот возьмет? Посмотрим, перетрем все, тогда и определюсь...

Скажу честно, Вадим, страшно не хватает умения “дубля” создавать. У Стругацких, в “Понедельнике”, помнишь? Может, Вы, ученые, чё-нить придумаете? Разрываюсь ведь.

- Глухо с “дублями”, Василий. Думаешь, я сам о таком не мечтал? – вздохнул Вадик, – Я ведь, как в Питер попал, первые три месяца не то чтобы выходных не видел, на сон-то часов пять получалось. И то, много, пожалуй. Если в среднем только...

- В среднем? Это ты хорошо сказал. Мы с тобой точно в среднем... положении. Как Жучка на заборе. С одной стороны дворянская камарилья со всеми понтами. Сдругой – многоуважаемая “Мировая закулиса”. С третьей – наши неизбывные “дураки и дороги”. А с четвертой – парни вроде Азефа, Савинкова, Чернова, да Владимира нашего, Ильича...

- Тогда уж не на заборе, а на столбе, – уточнил расклады Вадим.

- Ага. На колу... Кол на колу! – как тебе это, – Василий вдруг задорно расхохотался, – А знаешь, что, Вадюша?..

- Ну?

- Адреналинчик-то от всего этого вырабатывается не хуже, чем от рукопашки. Ты просёк, что у нас сейчас права на ошибку попросту нет? И мы, голуба, с тобой, теперь саперы по жизни? Счастливца Петровича я выношу за скобки, как спеца узкого профиля.

Конечно, будь на то моя воля, отработать бы 90 процентов от всей этой банды, глядь – небо сразу чище и станет. Только вот теория и практика глаголят: уберем сразу с доски кучу известных фигур, – в возникшем вакууме напочкуются новые. Те, кого мы не знаем...

Ладно. Выметайся, приехали. Буду тебя, царедворец, с Верочкой моей знакомить.

Высокие пристенные часы гулко отбили три удара. Темнота в комнате сливалась с мраком за окнами. Тяжелый, мутный туман висел над городом, укрывая его промозглой сыростью и какой-то щемящей душу, безысходной мглой. С непроглядного ночного неба уныло сеял мелкий снежок с дождем, оставляя на оконном стекле слезные потеки скорби. То ли по почившей в положенный срок зиме, то ли по безвременно уходящему миру.

Его миру...

Глубокой ночью проводив племянника ко сну, Сергей Александрович по чугунной витой леснице поднялся в старый рабочий кабинет. Не включая света, прикрыл дверь, подошел к окну и, со стоном сдавив ладонями виски, вжался лбом в стеклянный холод.

“- И что теперь? Как с этим всем быть? Сейчас – уже не знаю...

- Не знаешь, что делать, – ничего не делай, – бесстрастно откликнулось альтер эго.

- Так обожают говорить французы. И в результате имеют уже третью республику. И каждая – плод огромной крови и страданий.

- Возможно. Но что ты предлагаешь? Пойти по стопам тупиц Володи и Николаши?

- Если бы эти два дурака сначала посоветовались со мной, все можно было сделать аккуратно, умно и благопристойно. Тогда. Сегодня – уже поздно.

- Так уж и поздно? Почему?

- Даже если я дерзну пойти на силовое отрешение семьи покойного Сашки от трона, Зубатов, Дурново и как минимум половина гвардии, этого не поддержат. Я сейчас просто бывший генерал-губернатор второй столицы. И кое-кто поймет это как попытку сведения счетов. А это – позор вековечный.

- Не только они. И не только из-за твоей опалы...

Народ не поддержит. Сегодня люди голыми руками разорвут любого за Николая.

- Знаю. Эйфория от победы и царевых “подарков” такова, что нас просто растопчут.

- И? Значит, ты готов по-филосовски смотреть из окна на то, как через распахнутую им дверь, сюда, на эти улицы, врываются кровавые демоны?

- Нет...

- Что же тогда?

- В конце концов, с такой дрянью, как костный туберкулез, мне все равно долго не протянуть...

Четвертый этаж. Или “Браунинг”, подарок Феликса. Вещь безотказная...

- Грех смертный. О душе подумай.

- Я просто ищу выход.

- Это трусость, а не выход. На кого ты бросишь Эллу, своих?..

- Теперь мы будем всех жалеть, да? Не пропадут...

То, что сейчас начинается в России – невыносимо! Можно с ума свихнуться, если не восстать против этого кошмара.

- “Невыносимо, свихнуться, кошмар!..” А вдруг у них все получится? Что тогда?

- Мне бы Мишкину уверенность. Но шансы призрачно малы. Народ к этому не готов.

- Думаешь? А ведь это – русский народ. Не забывай: великое видится на расстоянии.

- Предлагаешь сдаться? Уехать? Трусливо сбежать? Это же бесчестие...

- Почему? Ты никого не предаешь. Война закончена. Отставка принята. Сейчас ты волен как птица. Так что, это как раз и есть – самое разумное решение.

- И в чем же его “самая разумность”?

- В том, что тебе вчера посоветовал Сережа.

- Молча посторониться с их пути? Забыв наказы брата? Забыв о гордости и чести!?

- Если не готов принять их начинания, – сохранишь руки чистыми, а репутацию не запятнаной. За их возможные провалы никто не посмеет возложить ответственность на тебя, а время все расставит по местам. И ты вернешься. С высоко поднятой головой.

- Значит, в Дармштадт?

- А что, есть другие варианты?..”

Глава 6. Два

альянса.

Териоки – дачный поселок под Санкт-Петербургом. Апрель 1905-го года

- Здравствуйте, любезный Сергей Васильевич! Примите глубочайшую благодарность за то, что откликнулись на мою просьбу. И тотчас решили приехать, не взглянув, что на дворе суббота. Да еще в этакую даль, – Петр Николаевич Дурново крепко пожал руку Зубатову, едва тот выбрался из своего экипажа, и с учтивой улыбкой осведомился, – Я не слишком отвлек Вас от домашних дел? Вечерних планов не разрушаю?

- Здравствовать и Вам, Петр Николаевич. Спасибо, что вытащили подышать свежим воздухом и на такую замечательную красоту полюбоваться. В Териоках я года три не был.

Да и какие у меня могут быть домашние дела? Я же пока из Владимира никого сюда не перевозил. Некогда. Спать и то пока больше на службе приходится. Дел иного свойства, не семейных отнюдь, – просто не впроворот. Может статься, что только к середине лета мои в Питер переберутся.

- Значит, холостякуем пока? – начальник департамента полиции МВД с хитринкой подмигнул своему собеседнику, – Но тяжко, поди, приходится без домашнего-то супца-борщика? Как поживает Ваша супруга, остальное семейство?

- Спасибо. У моих, слава Богу, все в порядке. А Ваши как?

- Тоже не болеют. Тьф-тьфу, чтоб не сглазить. Кстати, а как там Владимир дышит? Я ведь, страшно подумать, четверть века, почитай, как уехал оттуда.

- Стоит Владимир-град. Все как обычно: грязь и пыль летом, сугробы да мороз-трескун зимой. Клязьма течет. Колокола звонят. Вишенка моя, наверняка уже начинает цвести. Сейчас самая пора. Я ведь, грешным делом, как в 1903-ем от господина фон Плеве полный афронт со службы получил, садоводством баловаться стал. И, Вы не поверите, но несуетное это занятие здорово увлекает. Вот, задумал и здесь кое-что посадить, опасаюсь только, что климат для хороших вишен и слив сыроват.