- Стоп! Москва… - Новодаров припадает к динамику. Он медленно поворачивает регулятор, и комнату наполняет уже другая музыка.

С шумом падает в углу лист фанеры. Новодаров и Лемке резко оборачиваются. С пистолетом стоит эсэсовец Мусс:

- Руки вверх!

Первым идет к двери щуплый Лемке. За ним - Новодаров. Он ни голову выше старика. Мусс рывком выключает приемник. На какое-то мгновение дуло парабеллума оказывается у виска Новодарова. Майор тяжело дышит, косит глазом на руку эсэсовца. Вдруг сильно бьет по этой руке. С тяжелым стуком ударяется о каменный пол мастерской массивный пистолет… Мусс и Новодаров, оба рослые, сильные, сцепившись, не выпускают друг друга. Лемке все еще стоит с поднятыми руками у двери. Мусс ловким приемом швыряет Новодарова в угол и тотчас кидается к пистолету. Новодаров с трудом успевает ухватить эсэсовца за начищенный до блеска сапог. Мусс плашмя растягивается на бутовом полу… Лемке, опустив руки, потянулся к парабеллуму. Мусс ногой бьет старика а живот и, откинув полу френча, выхватывает узкую, с чуть загнутым концом, как щучий нос, финку. Но - поздно. Новодаров успевает раньше: тяжелой рукояткой с маху оглушает эсэсовца…

На полу с проломленным виском - Мусс. В углу, оцепенев от ужаса, скорчился Лемке. Новодаров растерянно вертит в руках парабеллум. За окном поет скрипка: «Над прекрасным голубым Дунаем»…

Недалеко от лагеря - кучка молодых кудрявых лип. Сквозь листву проглядывают стены небольшого коттеджа. Широкие окна смотрят в сад. Одно из них распахнуто. Виден стол, трюмо, платяной шкаф. Макс Оссе - адъютант коменданта - стоит перед зеркалом. На нем новая форма. На груди, среди черных фашистских крестов, - советский орден Красной Звезды. Пустые рукава мундира заправлены под ремень… Рядом с Максом - Адель. Она - его руки. Адель на голову ниже Макса. На петлицах ее черного костюма белая брошь «мертвая голова», такой же знак и на берете.

Улыбаясь одними губами, Макс спрашивает:

- Ну как?.. К лицу мне этот пурпурный орден?..

- Да, Макс, - говорит Адель.

- А ты знаешь, как я его взял? - Макс остекленело смотрит в зеркало, и перед его глазами всплывает картина…

…Бугристое, голое поле, изрытое взрывами снарядов и перепаханное танками. Рослые эсэсовцы бежали в тонких зеленых рубашках с расстегнутыми воротами. Впереди всех - Макс. Он упирал затыльник шмайссера в живот и беспорядочно стрелял. Вдруг из окопчика поднялись те самые, которых надо убивать. На них мятые гимнастерки и пилотки с красными звездочками… Обгоняя всех, бежал светловолосый командир. Макс угадал в нем офицера по ремням на гимнастерке. И вот они уже один на один. На какое-то мгновение Макс отчетливо увидел белый пушок над верхней губой русского и широко открытые глаза: в них не было ни страха, ни злобы - ничего. Они были очень светлые, как осенний ледок. Может быть, в них отражалась синева неба. Макс не стрелял. Он с плеча ударил прикладом по лицу офицера. И, когда тот упал, обхватив голову руками, Макс выпустил очередь в узкую грудь юного лейтенанта. А потом, наклонясь, вырвал с"куском материи орден и опустил в свой карман. Но затем… затем случилось все остальное: он увидел спускавшийся ему навстречу с бугра танк… Он не помнил,, как упал, окутанный разрывом, не видел и не чувствовал, как оторвало ему руки. Поднялся - вместо рук болтались окровавленные клочья рукавов рубашки. Макс кинулся прочь. Долго ли он бежал, сейчас не вспомнить. Но бежал изо всех сил… Потом сознание покинуло его.

- Да… Этот пурпурный орден я взял под Ленинградом. Место то называлось Пулкоф…

За окном назойливо пилит скрипка.

- Черт его знает, заладил одно и то же… Ты бы сходила, Адель, стукнула болвана по затылку… Да напомни ему, я люблю солдатские песни!

Женщина в черной форме покорно поднимается с дивана. Но в это время звонит телефон. Адель снимает трубку, подносит ее к уху Макса. Макс слушает и чеканно отвечает:

- Яволь, герр штурмбанфюрер!.. Яволь!.. Яволь!..

На другом конце провода телефонную трубку держит комендант Штофхен. Он сидит в кабинете за массивным столом. На столе телефонные аппараты: белый и черный. Между ними разлегся ангорский кот. Канцелярские принадлежности из бронзы. Пресс-папье изображает сходни, волны и русалку. Пепельница в виде черепахи. Справа от стола на стене большой из черного бархата ковер. На ковре серебристыми нитками вышит череп с костями и буквы СС. На другой стене картина: Гитлер с цветами.

Комендант держит трубку белого телефона:

- Макс! Принесите мой приемник… Если он все еще не готов, сведите старого колдуна к виселице и примерьте петлю на его тощую шею…

- Яволь, герр штурмбанфюрер!.. Яволь!.. - чеканно отвечает адъютант.

Адель кладет трубку на рычаг.

- Адель, сними эту… - подбородком трогает он Красную Звезду.

Пройдясь по комнате, Макс останавливается у окна и, резко обернувшись на каблуках, приказывает:

- Коньяку!..

Адель ставит на стол бутылку, стопку. Наливает, подносит к губам Макса.

- Хочешь, выпей и ты, - милостиво разрешает Макс, высасывая лимон.

Адель с благодарностью смотрит на него, наливает себе.

Они выходят на улицу. На гранитной арке ворот лагеря высечено:

«Arbeit macht Frei!» (Работа дает свободу).

Над лагерной площадью переливается мелодия штраусовского вальса.

- Не сошел ли этот болван с ума? - говорит Макс. - Целый час пилит одно и то же!.. Сейчас я на него взгляну…

Адель смеется:

- Может быть, этот идиот наказан. Их блокфюрер любит такие шутки: пять часов подряд играть что-нибудь…

По площади маршируют заключенные. Они в коротких полосатых пиджачках и брюках, в деревянных колодках на босу ногу, в мятых чепцах.

«Хлык, хлык, хлык!..» - глухо стучат колодки.

- Линке, цвай, драй, фир… Линке унд линкс!.. Равнение, равнение! - командует идущий сбоку строя заключенный. У него сытый вид, на рукаве черная повязка с белой готическим шрифтом надписью «Блокэльтестер» (блоковый старшина).

Завидев Макса, блокэльтестер зычно командует:

- Линкс, цвай, драй, фир!.. Линкс унд линкс!..

«Хлык, хлык, хлык!» - стучат колодки.

Макс с Аделью направляются к каменному сараю. Над ним - высоченная мачта. На флагштоке, как флюгер, черный жестяной эсэсовский флаг.

Если смотреть с высоты этого жестяного флага, залитая асфальтом площадь лагеря напоминает квадрат с рядами бараков. Перед бараками - газоны и бледно-серые вазы с цветами. За бараками - густая сеть колючей проволоки и сторожевые вышки. С круглых вышек на лагерь направлены дула пулеметов. Неподалеку от каменного сарая мастерской бытового обслуживания - виселица. Легкий весенний ветер лениво покачивает петлю.

В прозрачной синеве неба беспечно, радостно смеется солнце. Грустно поет скрипка. Скрипач стоит у открытого окна. По изможденному лицу его катятся капли пота. Резко обозначены скулы и челюсти. Глаза беспокойно косятся на каменный сарай. Заметив на площади безрукого адъютанта, Адам резко обрывает игру… Он с минуту наблюдает за Максом, затем поднимает скрипку и, взмахнув смычком, начинает играть «любимую солдатскую песню».

Макс усмехается:

- Заметь, Адель. Этот польский пес не дурак. Увидел нас, сразу переменил пластинку!

В каменном сарае тоже замечают смену «пластинки». Взглянув в окно, Лемке отскакивает как ужаленный.

- Безрукий идет! К нам…

В руках Новодарова замирает лопата. Он стоит в яме, вырытой посреди мастерской, и не может оторвать взгляда от листа фанеры, из-под которого торчат ноги эсэсовца Мусса.

- К нам идут! К нам, - заплетающимся языком повторяет старик.

Лицо Новодарова становится белым. Он достает из кармана парабеллум, ставит ударник на предохранитель.