- Хорошо, что Аннушка не знает!

Виктор Иванович заперся у себя в кабинете с рюмкой коньяку, да так и сидел, не выпив. Сердце щемило.

А к вечеру прибежал мальчишка-посыльный, сказал, что из участка, от Коробейникова. Отдал письмо без подписи, написанное твёрдым и ровным почерком. В письме говорилось:

«Виктор Иванович!

Дела службы вынуждают меня покинуть Затонск в полной тайне, но я чувствую себя не вправе держать вас в неведеньи. Анна Викторовна оказала мне честь, согласившись разделить мою судьбу. Хотя она сделала это без родительского благословения, руководствуясь больше моими интересами, чем приличиями и обязанностями перед семьёй, я надеюсь, что Вы не осудите её за это.

Со своей стороны заверяю, что я люблю Вашу дочь и сделаю всё, чтобы она была счастлива».

Прочитав эти несколько строк, Миронов внезапно схватил свою рюмку и выпил залпом. Потом перечитал ещё раз. А потом сорвался с места, вылетел за дверь и крикнул:

- Прасковья! Мальчишке скажи, чтобы не уходил. Ответ отнести надо будет.

Убедившись, что посыльный ещё в доме, и единственная ниточка всё же ведёт, куда следует, кинулся в кабинет и начал писать, роняя кляксы на лист. Лист пришлось сменить дважды, прежде чем вышло написать разборчиво:

«Моя милая девочка!

Благословляю тебя и люблю! Будь счастлива в той жизни, которую выбрала для себя, и ни о чём не жалей.

Надеюсь, что у тебя будет возможность время от времени сообщать мне, что с вами происходит».

Ему хотелось бы написать много больше, но Штольман и без того пошёл на риск, отправив ему послание. Не хотелось подвергать его ещё большему риску, выражаясь конкретнее. И только это «с вами» должно было дать понять зятю, что он прощён, что его благословляют тоже. Впрочем, Яков Платонович – человек умный, он поймёт.

На похороны сходить всё же надо будет. Чтобы легенда Штольмана, для чего бы она ни была нужна ему, оставалась незыблемой.

Может быть, когда-то они ещё смогут приехать домой… Маше он скажет потом, попозже. Когда Олимпиада уедет.

Как бы то ни было, жизнь продолжалась.

***

Церковь Николы-на-Росстанях название имела заметное, сама же была мала и неказиста, хоть и ухожена. У этой церкви было много преимуществ. Находясь в пятидесяти верстах от Затонска, никому не приметная, располагалась она у поворота на Тверской тракт. Штольман рассчитывал сесть на поезд в Твери, так что оно удачно выходило. Служил же в церкви всё тот же добрый батюшка, который почитал грехом блуд, но не тайное венчание.

Санки с Яковом Платонычем и Анной подкатили к крыльцу близко к полудню. Выехали затемно, чтобы никто в городе не узнал. Правил Коробейников. За санками в поводу бежал гнедой конь, на котором он предполагал вернуться назад.

Отец Василий ждал на пороге, предупреждённый, и всё было готово. Штольман заметно волновался. Анна улыбалась, но была бледна. И в локоть наречённого вцепилась, аж пальцы побелели. Одеты были по-дорожному, свидетелей же не было никого, кроме Коробейникова, всё устроившего для друзей. Виктор Иванович благословил письмом, так что венчание можно было считать не таким уж беззаконным, хотя и тайным, конечно.

Антон старался думать только о том, что требовалось в данный момент для дела: свечи, кольца. Что бы он ни испытывал к Анне Викторовне, в этой истории для него никогда не было места, и теперь она заканчивалась правильно.

- Венчается раб божий Яков рабе божьей Анне. Венчается раба божия Анна рабу божию Якову. Согласны ли вы, дети мои?

И тихое, убеждённое «да» в ответ.

Жеребец ржал, поигрывая перед неказистой кобылкой, запряжённой в санки. Тучи накануне высыпались снегом, и теперь небо сияло глубокой синевой, возможной только в зимнюю пору. Сосны под толстыми снеговыми шапками, замерли в неподвижности и только посверкивали в глаза тысячами морозных иголок.

Прощаясь Анна Викторовна обняла Коробейникова. Второй раз в жизни сподобился он такой ласки от неё. Знала ли она о его чувствах?

Лукаво обернулась на мужа:

- Яков Платоныч, чур не ревновать!

Коробейников пробурчал:

- Сейчас скажет: «Антон Андреич, делом займитесь!»

Штольман рассмеялся и обнял его тоже:

- Зла не держите, Антон Андреич!

А потом разобрал вожжи и тронул, не оборачиваясь. Анна Викторовна, сидя рядом с ним, помахала, улыбаясь, и возок бодро покатил под звон колокольца меж замерших величественных сосен.

Антон Андреич долго смотрел им вслед сквозь радужные блики, мерцавшие на ресницах, а когда сморгнул и вынул платок, чтобы утереть глаза, они уже скрылись за поворотом.

Вот и всё! Пусть так. Так ему за них будет спокойнее.

- Светлой любви душа радуется! – с чувством сказал отец Василий. – А пойдёмте-ка, Антон Андреевич, чай с вареньем пить!

Антон вздохнул, словно сбрасывая с плеч ненужный груз:

- Слаба плоть человеческая, батюшка: искушениям подвержена! А чай с вареньем – это хорошо.