- Ты вправду можешь ламий найти?
- Не знаю. Ламий пока не ловил. С оборотнями было дело, а вот девок истреблять не приходилось. Я с ними как-то иначе обычно…
Снова посмеялись. И спросили про оборотней. И я распустил язык. Правда, как-то так уж получилось, что моя роль в той истории стала чуточку больше, а роль Визария слегка уменьшилась. Но он никогда не сердился на моё враньё, не рассердился бы и теперь. Я снова чувствовал его усмешку, он опять громоздился где-то за моим плечом и щурился одобрительно. Ладно, буду продолжать, если ты считаешь, что это правильно.
Меня давно интересовал один вопрос. Я и пришёл сюда, чтобы задать его кому-нибудь. Они перестали меня дичиться, и началось обычное рыбацкое враньё.
- Хорошая рыба была в Чёрном Омуте. Сомы с полменя - не вру!
Конечно, врешь, дядя! Что я рыбаков никогда не слыхал?
- Один мне лодку чуть не перевернул. Мы с Лином только приплыли, сети даже не развернули, как он вынырнул – и давай уток хватать. Скажи, Лин!
Лин по виду на трепло не похож – из курчавой бороды торчат одни настороженные глаза, кивает молча. А рассказчик – щуплый, говорливый мужичок, взахлёб продолжает:
- А ещё было – взяли столько рыбы, что едва лодку не перевернули, пока вынули сеть. Хорошая рыбалка была в Чёрном Омуте, говорю же.
Рябой кивнул:
- То-то, что была. Где он теперь, Чёрный Омут!
- Пересох что ли? – спрашиваю я.
- Сам ты пересох, - почему-то обиделся болтливый рыбак. – Поехали мы как-то с Лином по весне. Только вышли за излучину, а они уже там. Загалдели, в небе аж черно стало. Ну, мы и повернули обратно. Пусть стратег смотрит, кто там опять на деревьях висит.
«Они», которые уже там – это птицы. Понятно. Так местные и узнают, что опять случилась беда. Вороны падаль чуют издалека, не чета человеку. Вот теперь пришло время для моего вопроса.
- А что, часто вот так ворон видите?
- Чаще, чем хотелось бы.
Ого, у Лина посреди гнедой растительности даже рот есть! И он даже говорить умеет.
- Ну, и всё же? Кроме Леонтиска, Адраста и его ребят? Сколько ещё было?
- Я дважды видел, - угрюмо роняет Лин.
- А я раз пять! – встревает его болтливый товарищ.
Ну, этому я не особо верю, его слова можно уменьшить раза в два, и то ещё преувеличением будет.
- И кто вот так пропал?
Странно мнутся.
- Да мы эта… ну…
- Чего ну?
- Я к такому близко не подойду, - отчаянно признался рябой. – А ты бы подошёл? Чтобы тебя там рядом повесили?
- Ага, они ещё кровь пьют, - сообщает кто-то.
- Да брось ты, - махнул рукой Лин.
- Что брось? – вспыхивает его языкатый товарищ. – Леонтиску голову отгрызли, ты сам видел.
- Ну, видел, - гудит Лин из своей бороды.
- Свои нечасто пропадали, - подытожил рябой арфист. – Вот Скильдинги не вернулись, это точно.
Скильдинги – это те, кого изгнали первыми. Впрочем, я ведь о них уже думал.
- А до этого вы вот так ворон по деревьям видели? Где-нибудь? В смысле, до Леонтиска?
Переглядываются и жмут плечами. Похоже, этот вопрос они себе как-то не задавали.
- Было, - произнёс молодой голос за спиной.
О, у нас новый собеседник. Это белёсый Кратон, правая рука стратега.
- Тебе-то откуда знать? – хмыкает застольный говорун. – Тебя здесь вообще не было, боспорец! Ты и приехал-то, когда твоего дядьку уже убили. А про Скильдингов я больше всех могу рассказать. Скильд моим соседом был. Вот послушай!
Кратон сгоняет со скамьи тощего паренька глуповатого вида и садится рядом со мной:
- Здравствуй, Лугий! Интересные байки, да? Веришь этим кабацким врунам?
Он улыбается на редкость приветливо. Кажется, впервые за всё время нашего знакомства. Я и не думал, что он вообще способен на улыбку.
- Пришёл отдохнуть, Кратон?
- Да, стратег отпустил. Ты тоже отдыхаешь, я вижу?
Нет, это я так работаю. Но не признаваться же в этом.
Рыбаки как-то быстро покинули нас, когда он уселся подле. Только ко мне привыкнуть успели, как на тебе – вооружённая городская власть. Говорливый с товарищами пересел за соседний стол. А Лин вовсе ушёл из харчевни.
- Ты Евмену больше верь, - кивает белобрысый. – Другого такого болтуна во всём Танаисе нет.
- Я заметил.
Трактирное пойло ушедшие забрали с собой. Обнаружив это, Кратон кивнул мне:
- Погоди, сейчас закажу, и ещё поговорим. Ну, где там этот толстяк?
Хозяина в зале не наблюдалось. Боспорец пошёл его искать, а я призадумался. Стало быть, так: жертв было непонятное количество, и сколько из них танаисцев? Точно назвать никого не могут, кроме тех, кого я и так уже знаю. А кто ещё по деревьям висел? Купцы? Путники? Скильдинги? Как давно это началось вообще?
Явившийся спустя малое время Кратон приволок объёмистый кувшин. И налил не по-гречески, хорошо так налил, по края. Я заметил:
- А ты не по-местному пьёшь.
Он махнул рукой:
- Да ладно, Меч, сколько можно в старую Элладу играть! Пью, как люди пьют. Пусть косятся, кому не по нраву.
Из соседнего угла впрямь косились, он отвернулся, налил снова.
- Знаешь, Лугий, я и не думал, что ты такой. Выпиваешь вот, поёшь. Совсем другой, я таким тебя раньше не видел.
- Когда рядом сидел стратег, ты тоже был другим, Кратон.
Он сощурил свои непривычно светлые глаза и придвинулся вплотную ко мне:
- Похоже, и тебе не в новинку жить в чужой тени, а? И как ты себя там чувствуешь?
- Мальчишкой, которому иногда дают поиграть в героя.
- Вот именно. А меня к тому же угораздило оказаться намного младше. И все видят во мне шакала, бегающего следом за Танаисским Львом.
- Тебе ещё повезло. Я бегал за жирафом.
Вот, сказал. И правду, в общем-то, сказал. Но истаяла высокая тень за плечом, и в спину сразу потянуло ледяным сквозняком. А чего ты хотел? Если бы ты дал мне быть равным, я не испытывал бы растерянности теперь! Впрочем, он не слышит. Он ушёл. Я теперь уже навсегда один.
И разбираться c ламиями мне тоже придётся одному. Не надо тешить себя надеждой на призраков.
- Эй, Кратон, ты говорил, что видел ворон прежде смерти Леонтиска?
Кажется, он успел забыть. Не важно, я не забыл. Кратон захмелел слегка, пьяновато улыбнулся:
- Да, вроде что-то такое… Не помню.
- А ты вспомни.
- Ну, как я тебе сейчас… До завтра потерпи, а?
- Не потерплю. Рассказывай.
- Какой ты! Я с караваном ехал, до города ещё не добрались. У Скотьей Могилы, точно - там это было!
- Что за Скотья Могила?
- Да, было раз – стадо гнали на продажу. И молния в стадо попала. Вот картинка, скажу я тебе! На земле выжженный круг – два десятка шагов. И в кругу обугленные коровьи туши, длинные, страшные, палёным смердит. И пастухи завывают! Дурни, радовались бы, что по ним не попало! Голов пятнадцать убило разом, их закопали потом, курган сверху насыпали – Скотья Могила, стало быть.
Он странно посмеивался, рассказывая мне это, словно увиденное забавляло его. Парню не надо больше сегодня пить.
- Ну, и что ты видел у Скотьей Могилы?
- Я ж тебе только что…
- Смерть коров меня не волнует. Ты говорил, что видел там мёртвых людей. Когда ехал в Танаис, а твой дядька был ещё цел.
- А-а, ну да. Всё, как Евмен трепал. Подъехали, видим – птицы. Клюют что-то. Сармат-табунщик висел. У него лошадей взять хотели, а он не давал, дурачок. За это его и разобрали.
Да, мой ты хороший! Совеет на глазах. Домой на себе не потащу, пусть тут ночует. А мне пора уже. Вон, Пётр у двери измаялся весь, глядя на мой загул. И не ушёл ведь, святоша настырная!
Снаружи стемнело, и народ потихоньку тянулся к выходу. Оторвался от компании даже болтливый Евмен, и теперь громко прощался от порога. Я поднялся уйти. Монах встрепенулся тоже. И тут меня поймал толстый корчмарь:
- А как же деньги, добрый человек? Ты много выпил сегодня, думаешь ли платить?
Не люблю, когда с меня вот так лишнее трясут. Сейчас морды бить придётся. Давненько этого не делал - ладно, плевать! Повернулся к Петру: