- Я поручусь! – из толпы возник Лугий. И руку положил на меч.

- Ты ещё кто? – спросил его белёсый Кратон. – И по какому праву, чужак, тут свидетельствуешь? Может, ты с ними заодно?

- Ага, - ухмыльнулся галл. – Заодно. Та, кого вы белой ведьмой назвали – жена моя. В постели – и впрямь ведьма, а в остальном - ты ошибаешься!

Не надо было ему так говорить. Все вокруг как ощетинились, у которых и ножи заблестели. Но Александр и тут разгореться сваре не дал, поднял руку:

- Боюсь, что твоего свидетельства здесь не хватит, незнакомец. Никто тебя не знает. Докажи ещё как-нибудь.

Галл остро сощурился:

- Хорошо, моё свидетельство не в счёт. Может в счёт пойдёт слово Меча Истины?

По тому, как люди ахнули, я поняла – тут знают. По толпе пробежал говорок: «Служитель Древнего!» Статный седой муж с красивым лицом пробился вперёд, загородил Лугия от Александра.

- Слово Меча Истины значит много. Я встречал его в Истрополисе. Где он? Пусть скажет.

Моё сердце ухнуло в яму, поняла, кого он помнит. Однако страдать некогда было.

- Я – Меч Истины! – громко сказал галл. – Ты моего друга знал, Визария. Нет его больше. Моё же имя Лугий. Может, слышал?

Седой только покачал головой:

- Я не слышал про Меча по имени Лугий.

- Довольно, Филомен! – заорал ражий детина с мясницким ножом. – Хватит слушать! Имперские шпионы! Кончать их надо!

Сзади подлез Пётр, схватил мясника за локти. Тот отмахнулся, как от мухи, калеку уронил и рубанул сверху своим секачом.

Лугию бить совсем не с руки было. Кабы он удобнее стоял, перехватил бы лезвие мечом и отвел от монаха. Но на пути оказался Кратон. Он галла толкнул, да так, что клинок его косо вошёл мяснику под грудину. Вмиг тот кровью захлебнулся. И в тот же миг Лугий на колени упал, воздух ртом хватая, прошептал только:

- …во имя Справедливости…

Вокруг тихо-тихо стало. Только Жданка всхлипнула коротко за моим плечом.

Мне показалось, что лежал Лугий долго. Потом поднялся на одно колено, опираясь на меч, и хрипло спросил:

- Ещё кто проверить хочет?

И тот красивый, седой заслонил его от толпы:

- Мы были свидетелями древней Правды Мечей. Этот человек не лжёт.

И, обернувшись к Лугию, подал ему руку:

- Прости, что моё недоверие стало причиной беды. Я знал Визария и скорблю о нём вместе с тобой. Скажи ещё раз своё имя, Меч, чтобы его слышали все.

- Лугий я, - устало произнёс галл, подымаясь. – А ты, стало быть, Филомен. И это твой корабль снаряжается у пристани. Ладно, купец, я не в обиде. Вот того дурака жалко, что ножом вздумал махать.

Тут словно от сна очнулся стратег:

- Значит, ты можешь поручиться за этих женщин?

- Могу, - ответил Лугий. – Это Жданка – моя жена. А та воительница с ножом – Аяна. Она была женой Визария, я никому не посоветую её трогать.

Филомен склонил голову, мне понравились его глаза. Честный был взгляд, открытый. И Марка он знал.

- Прости, благородная женщина! Горожане напуганы всякой чепухой, вот и приняли добрых людей за призраки ночи – он оборотился к стратегу. – Видишь, Александр, к чему приводит нагнетание ужаса? Люди сами не свои. Пора прекратить сеять панику и заняться повседневными делами. У нас есть воины, и мы выбрали стратега. Если выбор был неверен, то можно ведь и передумать!

Мой знакомец сжал в нитку губы:

- Я знаю, что ты обо мне думаешь, Филомен. Только это не имеет значения. Не я придумал опасность, я просто призываю к осторожности.

Купец улыбнулся и повёл рукой:

- Вот она, ваша опасность, люди! Вы стали жертвами собственного страха. Страх погубил Дидима, и едва не погубил многих невинных. Доколе бояться будем?

- Ты это Леонтиску скажи, - пробормотал стратег. – И ещё Адрасту с его людьми!

*

Слово Филомена, танаисского знакомца Визария, закрыло все досужие рты. Купца в городе крепко слушались, и неспроста. Я так поняла, что танаиты вот уже пару лет редко из города нос казали. Один лишь Филомен рисковал разъезжать между греками и варварами, перевозя товары и новости. Даже в Боспорскую столицу Пантикапей добирался через всю Меотиду.

В тот день он сам проводил нас до дома. Люди, даже те, кто на рынке не был, приветствовали его с почтением. Я всё приглядывалась. Странно сказать, нравился мне здешний люд, даже после того, что у нас с ними произошло. Боятся они все чего-то крепко, но не настолько, чтобы в страхе себя забыть. Филомен же и вовсе рассудка имел на троих. Зрелый муж, старее Марка на добрый десяток лет, однако ничей язык не повернулся бы назвать его старцем. Была спокойная сила и во взгляде серых глаз, и в руках, которые не только весы держать привыкли.

- Скажи мне, Лугий, как случилось, что Визарий погиб? Трудно представить, чтобы такой человек ошибся.

Галл ответил с досадой:

- Если и ошибся, то лишь в одном: дал приют в своём доме мальчишке-христианину, который шпионил на епископа. Христианам не понравилось наше служение, или епископ убоялся влияния, которое Визарий имел на умы. Я не знаю, как понимать таких людей!

Монах Пётр ковылял рядом, и ему было неловко. Вот уже кое время он был с нами своим, и никто не упрекал его, но когда речь заходила о гибели Марка, Пётр низко голову клонил, словно был в чём-то виноват.

И вправду, Филомен после тех слов обернулся и на монаха пристально посмотрел. Что ж калеке платиться за чужой грех? Я решила спросить:

- Скажи, купец, что за ламии, которых боится весь город? И с чего нас с сестрой приняли за них?

- Это глупая история, - с досадой сказал Филомен. – Предрассудок, перемешанный с жутковатым стечением обстоятельств. Жаль, что это коснулось вас, жёны достойных мужей. Не стоит забивать себе голову глупыми сказками.

Я и забыла, что греки женщину почитают пригодной лишь для домашнего хозяйства. Ума же хозяйке и вовсе не положено. Ну да Филомен наших обычаев не знал. Лугий ему объяснил:

- Ты напрасно так говоришь, почтенный. Если тут замешано преступление, то Мечу Истины есть до этого дело. Что до наших жён, то и тут ты ошибся. Благородная Аяна была Девой Артемиды, они сами всё решать привыкли. И при нас с Визарием она всегда была верным товарищем. У женщины тоже голова есть, и устроена она неплохо. Не в одном деле мудрость Аяны нам с Визарием помогла.

Вправду, что ли, так было?

Филомен глянул на нас со Жданкой. Сестра глаз не отвела, её взгляд не всякий выдержать может. Купец неглуп был, понял.

- Дева Артемиды? Неужели их общины ещё существуют? Что ж, тогда вам будут рады в Танаисе. Простите меня за недоверие. Много глупости вокруг. Я устал бороться с ней, особенно когда её множит стратег. Вы и сами едва не стали жертвой этой глупости.

Не ведал он, что Богиня отторгла меня, а насилие лишило Дара амазонок. Вот Жданка, хоть и не служила ей, могла и боль облегчить, и роды принять. Мне же девственная Богиня отдала лишь свою ярость. Насилу совладала с этим подарком – спасибо Визарию, да ещё вот Петру! Теперь я точно знала, что на нём тоже Воля была, хоть у христиан это случается редко. Они избрали себе Бога, который в миру человеком был, и никаких волшебных сил за ним не водилось. Разве доброта, что врачевать ему помогала. Потому и гасли силы иных богов там, где почитали Распятого, уходили наши Боги, прерывалась их связь с людьми. А у Петра была! Словно Христос наделил его единым, что дать мог – исцеляющей добротой.

К тому времени мы до нашего подворья дошли. Филомен как споткнулся:

- Это дом Адраста!

Я об этом уже слыхала, да и Лугий верно сообразил:

- Так что же произошло с Адрастом и его людьми?

Купец помедлил с ответом, входя в низкую калитку, из-за неё тут же донеслось:

- Ой, Уголёк, смотри – ещё дядя!

И на Филомена тут же уставились две детские мордашки. Новые люди малых никогда не пугали. Хоть и надо бы. Когда Лугий купца в дом увёл, за чашей вина беседовать усадил, они всё под руки лезли. Разговор не получался. Только про ламий и рассказал, и то будто бы сказку: