Земля, словно трясина, не отпускала ее. Наконец, с противным чавкающим звуком, она выпустила из своих тягостных пут холодное как лед тело. В ту же секунду Гермиона открыла глаза и закричала.

Укачивая ее в своих объятиях, Драко боялся представлять, что сделали инферналы в его отсутствие. И отсутствовал ли он вообще, и все это, как и голос, и чужие воспоминания, было в его голове?

Прошло время, прежде чем Гермиона успокоилась. Ее продолжало трясти, но она смогла говорить связно.

— Надо найти убежище и отдохнуть.

— Верная мысль.

— Почему они ушли, что ты сделал?

— Не представляю, — солгал Драко, глядя ей в глаза. Он не был уверен, что ей можно доверить обретенное знание.

Он сам чувствовал себя опустошенным и неокрепшим с момента своей последней смерти. С каждым новым разом его пробуждение было легче. Он больше не чувствовал обжигающего холода и пламени потустороннего мира. Его прохлада стала казаться приятной, а ласковые объятия отпускали легко. Тот мир ждал его.

Его состояние после пробуждения кардинально отличалось от прежнего. В первый раз он приходил в себя недели, в последний — два часа. До его последнего дня рождения оставались считанные недели.

Он очнулся от мыслей, когда справа от тропы показался древний одноэтажный деревянный дом, его слепые окна черными провалами глядели на путников.

— Я проверю, а ты не сходи с тропы, — произнес Драко.

Внутри дом был абсолютно пуст. Ни людей, ни мебели. На земляном полу одиноко лежал багряный листик, который закровоточил, когда Малфой коснулся его. А после и вовсе исчез.

— В Тарбете даже хуже, чем я ожидал.

— Подписываюсь под каждым словом, — устало произнесла Гермиона, разжигая огонь. — Мне надо поспать.

Устроившись у огня и положив голову на рюкзак, Гермиона мгновенно окунулась в мутный сон. Под сомкнутыми веками двигались глазные яблоки, дыхание было частым и тяжелым. Драко укрыл ее мантией Грима и тоже прилег рядом. Он долго размышлял о том, что поведал ему Ключ. Как магистр проглядел предательство близких людей, откуда в их семье знали об Ордене и каким образом он стал Ключом? И опять же потерянная любовь. У Магистра, у Мастера, у Грима…

Малфой не заметил, когда сам погрузился в тревожный сон, и долго не мог понять, что его разбудило. Входная дверь открыта нараспашку. Драко бросился наружу и на мгновение закрыл глаза рукой: снег ослеплял своей белизной.

А возле крыльца расплывалась отвратительная черная жижа, рядом с которой Гермиона вытирала черные губы.

— Что с тобой? — закричал Малфой.

— Гадость, не правда ли? Сделано на твоей крови, Грим. Ты знаешь, сколько меня пичкали ею, чтобы превратить в это?! — она обвела рукой себя. — Они сломили мою ментальную защиту в психушке, а потом вместо инъекций этой дряни в кровь заставляли пить ее. Час за часом. Час за часом. Пей, Гермиона, пей…

Она дико захохотала, содрогаясь в сухих бесслезных рыданиях. Малфой попытался обнять ее, но Гермиона резко оттолкнула его.

— Жалеешь меня? Не стоит. Этой дряни еще полно в моей крови. Суток без волшебства недостаточно, чтобы исторгнуть ее всю. Я не та Гермиона, что ты знаешь и, может, любишь. Не та… — она ушла обратно в дом, а Драко остался стоять снаружи, подставив лицо безразличному небу.

Осенняя ночь сменилась ранним зимним утром. Звезды погасли, но две луны продолжали висеть на небосклоне. Пошел снег, он падал на лицо Драко колючими осколками и таял.

И Малфою впервые за этот год хотелось умереть.

— Позавтракаем и снова в путь. Не надейся задержать меня здесь, чтобы я полностью исцелилась. Приказ жжет меня изнутри, а ты давал Непреложный обет. Мы не можем остановиться.

Они вновь шли по тропе, ведущей их вглубь города, сворачивать не рисковали и слепо доверились воле призрачного города. В утреннем свете тропа больше не напоминала серебристую ленту, мелкие осколки костей причудливо срослись и стали походить на позвоночник неведомого змееподобного существа.

По бокам от дороги стали появляться новые и новые дома с провалами зияющих слепых окон, старые фонари. Погасшие лампы, накрытые грязными стеклянными колпаками, висели на тонких нитях-проводах, с тихим скрипом раскачиваясь из стороны в сторону в отсутствии малейшего ветра. Потом появились мусорные баки, обшарпанные автомобили, наполовину поглощенные ненасытной землей, прогнившие скамейки, детские качели, раскачивающиеся в воздухе, будто с них секунду назад сошел ребенок.

Пошел снег — мелкий, колючий, ледяной.

— Здесь полно мертвецов, — потирая горло, произнес Драко. Ему становилось тяжело дышать. Неупокоенные души взывали к нему, рой их голосов шумел в ушах. Они не могли вырваться из плена. Потусторонний мир был заперт для них, а Грим был его частью.

— Дай мне какое-то оружие и отойди от меня, — просипел Драко.

— Что? О чем ты?

— Ты оглохла? Оружие!

Гермиона сунула ему в руки кинжал и пробормотала что-то о сумасшедших.

— Куда я пойду? В дома мертвецов? Стой, там впереди что-то похожее на церковь…

— Призраки скоро настигнут меня. Ты не сможешь противостоять. БЕГИ!

Он наблюдал, как бежит Гермиона, надеясь, что она спасется. Спаслись же они в соборе святого Ренгвальда Оркнейского. Ожидая нападения и вглядываясь в прозрачный до звона воздух, Драко вспоминал прошлое их посещение Тарбета. Первое осознание им своих собственных чувств. Простой человеческий страх перед потребностью города пожирать своих обитателей. И если тогда ему было страшно, то сейчас было жутко. Настолько, что стоило усилий сжимать трясущимися руками кинжал. Да, он мог воскреснуть, но Гермиона не сможет. У него есть единственный шанс отвлечь внимание.

Воздух вокруг сгустился. Снег повалил стеной. Тяжелый и влажный, он опускался на крыши домов и фонарей, стирая их черты. Появился вездесущий ветер. Он кружил, игрался снежинками, а потом кинул их ледяную колючую горсть в Драко. Лицо обожгло морозом, и на снег закапали капли крови. Снежинки были острыми как бритва.

Первый призрак появился спустя секунды. Полупрозрачная зеленовато-серая фигура с перекошенным в ярости лицом возникла перед Драко, и он ударил кинжалом. Горевшие потусторонним зеленоватым огнем глаза распахнулись в удивлении, раздался звон, и призрак рассыпался осколками мутного стекла. Оглушенный Драко повернулся назад, не услышав, но почувствовав отзвук мертвого дыхания. Новый призрак, старуха с развевающимися волосами, наткнулась на его кинжал. Ее безумные глаза также подернулись человеческим удивлением, лицо исказилось от страха и боли и рассыпалось на тысячи осколков.

Драко оглох от звона, рука нещадно болела — призрачные осколки задевали ее, рассекая кожу не хуже ножа. В конце концов, он выронил оружие. Его мгновенно сбили с ног, и он повалился на снег. Призраки окружили его.

Он отстраненно рассматривал их лица: молодых и не очень мужчин с усами и бородами; красивых женщин; стариков, скрюченных под тяжестью прожитых лет; детей от мала до велика, невинных, если бы не глаза. У всех них глаза сумасшедших, страждущих в своем безумстве.

Бывшие осколками приведения восстанавливали свои призрачные тела, изгибаясь в муках. Остальные терпеливо ожидали их полного восстановления.

А потом призрак мужчины, что первым рассыпался под клинком, вселился в Драко. Еще один призрак и еще один. Тело Малфоя выгнулось дугой, нервы взорвались болью. Его корежило от боли, ледяного холода, сумасшествия сотен призраков и их воспоминаний, пока сознание его собственного «я» милостиво не разрешило ему погибнуть.

Презирая безумные законы Тарбета, магия Грима милостиво распахнула ему дверь в потусторонний мир, в который хлынули призраки, оставив бренное тело Драко Малфоя в окровавленном снегу.

*

— Ты храбро сражался, хотя и был обречен на поражение. Я убеждаюсь, что ты достоин. Но сначала посмотри, что случилось со мной дальше.