— Эрни — хороший парень, немного напыщенный и слишком инициативный. По мне Малфой был толковее, хоть и ленивее. И еще одно, не менее важное поручение. У преподавательского состава сложилось впечатление, что семикурсники совершенно забыли о выпускном. Необходимо напомнить массам о сим великолепном событии, что бывает раз в жизни. Обсудите, как хотите праздновать, а затем методом голосования решим, чья идея лучше.
Этот выпускной будет первым после войны, и он должен запомниться, — задумчиво произнес Морисон. — Если появятся изменения, я сообщу.
Свободны, мисс Грейнджер.
Гермиона вышла из кабинета с неприятным ощущением, что за четкими, по-деловому официальными фразами профессор скрывал бешеную ярость, готовую в любой момент прорваться из-за одной неправильной фразы в его сторону.
Профессор Морисон в короткие сроки завоевал уважение и расположение учеников: нудные лекции разбавлялись интересными историями, оценки были демократичными, а наказания следовали лишь в самых крайних случаях. Гриффиндорцы единодушно признавали стиль его преподавания схожим с профессором Люпином. Его плохо скрываемая ярость по отношению к Гермионе не вписывалась в созданный образ демократичного преподавателя.
Времени раздумывать над симпатиями и антипатиями профессора не было, до торжественного ужина в честь начала нового семестра Гермиона была занята проведением инструктажа старост, объявлениями о новых правилах и спорами с Эрни МакМилланом. К концу дня Гермиона готова была признаться, что с прежним старостой ей работалось легче. Малфой ленился, забывал о собраниях старост, но не совался с бесполезными советами и указаниями по лучшей организации ее работы.
— Он будет идеальным напыщенным карьеристом, — сказала Гермиона друзьям.
Торжественный ужин открыла речь директора Хогвартса о смерти профессора Трелони, об усиленных мерах безопасности и преподавателе Флоренце, который будет вести Прорицания у всех курсов. Завершением речи стало торжественное назначение старостой школы Эрни МакМиллана.
Малфой не появился.
*
“Забери меня! Здесь холодно и темно. Забери меня. Мне не место здесь!”
В полной темноте он тянется на голос, но зачерпывает руками лишь воздух.
— Ты что творишь? — возмущенно-испуганный голос Рона выводит из транса.
Гарри непонимающе посмотрел на лучшего друга, перехватившего его правую руку над котлом с бурлящим Ослабляющим зельем. Отступив от котла на пару шагов, Гарри вырвал руку и прижал ее к груди.
— Хотел руку сварить? Ты такой голодный? — поинтересовался МакМиллан.
— Великолепная шутка, Эрник! — с задней парты донесся голос кого-то из слизеринцев.
— Гарри, что произошло? — мягко спросила Гермиона. — Ты выглядишь потерянным.
— Я задремал на минуту. Мне не удалось заснуть сегодня.
— Тебе стоит обратиться к мадам Помфри, иначе ты скоро станешь зависимым от зелья без снов.
— Гермиона права, — поддакнул Рон.
— Я сам разберусь, — раздраженно произнес Гарри. И добавил неслышно: — Хагрид приедет, и все закончится.
До конца урока Гарри не решился продолжить работу над зельем. С первыми трелями звонка он выбежал из классной комнаты, отделавшись от друзей не слишком правдоподобной отговоркой.
В подобном раздражительном состоянии он вполне мог сказать слова, о которых потом будет искренне сожалеть. Ведь он обязательно разозлится, когда Рон начнет уговаривать его отправиться в Запретный лес и найти камень самостоятельно, а Гермиона будет спорить с ним, приводя в доказательство то, что Гарри совершенно не помнит, где обронил камень. Он буквально слышал ее голос: «Сколько раз мне повторить, Рон? Гарри находился в состоянии аффекта, когда думал, что идет умирать. Неудивительно, что он не помнит путь, который ему показывали призраки. Запретный лес огромен и таит в себе множество опасностей! Хагрид вернется в воскресение. Гарри, тебе осталось продержаться два дня».
Но Гарри не разделял ее уверенности. На самом деле, сколько же дней он не спал нормально? За неделю до возвращения в Хогвартс его начали мучить кошмары. Они врывались в его обычные сны в предрассветные часы ужасающей вереницей лиц и событий. И заканчивались одинаково — Гарри попадал в Запретный лес, где стирал руки в кровь, разгребая опавшую листву и мерзлую землю. Не выдержав, он попросил у миссис Уизли зелье сна без сновидений. Проснувшись утром в Норе, Гарри чувствовал себя счастливым — ни единого кошмара. Весь следующий день он был необычайно весел, беспрестанно шутил и обсуждал с Роном план тренировок.
Его счастье длилось недолго. Следующая ночь превратилась в многочасовой засасывающий кошмар. Словно живое существо, его сны оправились от ядовитой инъекции зелья, выработав защиту, и приняли новый облик.
Закрывая глаза, Гарри моментально погружался в запутанную сеть удушливых сновидений, в которых жалобный, надломленный голос просил освобождения, и затем просыпался с ломотой в висках на влажных от пота простынях, разинув рот в безмолвном горестном крике.
Все его мысли сосредоточились на Воскрешающем камне, Гарри начал считать часы до возвращения в Хогвартс. Узнав от профессора Морисона, что Хагрид не успевает вернуться к началу нового семестра и неделю его не будет, Гарри впал в настоящее отчаяние. После торжественного ужина Гарри ускользнул от друзей и долго стоял на опушке Запретного леса, прислушиваясь к своим ощущениям. Голос, изводивший его по ночам, молчал, а попытки вспомнить путь к месту бывшего лагеря Пожирателей не увенчались успехом.
Гарри дошел до того, что стал бояться спать, по утрам заливался кофе и зельями, стимулирующими нервную систему, а вечером засиживался до последнего в гостиной за книгами, делая задание на другие дни, чем немало удивлял Рона и Гермиону. Из-за недостатка отдыха ему не удавалось сосредоточиться на уроках, тренировках, он стал раздражаться по любому поводу, срываться на друзьях, однокурсниках и любимой девушке.
Он жил надеждой увидеть Хагрида, перечитывал его последние письма, описывающие приключения по дороге в Румынию, где теперь обитал Грохх. Гарри представлял, как они вместе отправятся в Запретный лес, где из-под снега и земли он выудит маленький черный камень.
И жалобный голос исчезнет из его снов.
Спотыкнувшись на ровном месте, Гарри едва удержал равновесие и пораженно замер. В пустом коридоре возле окна стоял Малфой. На секунду Гарри показалось, что его фигура резко дернулась, словно от неосторожного движения невидимого кукловода, натянувшего нити слишком сильно. Гарри на всякий случай провел ладонью перед глазами, но слизеринец не исчез.
«Может быть, это новая разновидность моих кошмаров? Галлюцинации наяву».
— Малфой?
— Поттер, — Драко вежливо кивнул, не поворачивая голову.
Гарри из любопытства подошел к Малфою и заглянул в окно. Во дворе резвились младшие курсы, устроившие игру в снежки. В снежном побоище участвовало не меньше двадцати учеников. Несколько страшекурсников, среди которых Гарри узнал Гермиону, Рона и Невилла, снисходительно глядели на них, пока один из снежков не попал Рону в лицо. Гермиона, смеясь, попыталась удержать его, но Рон не поддался ее слабым попыткам. Слепив гигантский снежок, он с меткостью игрока в квиддич залепил снежком в одного из мальчишек. На Рона и остальных старшекурсников обрушился град ответных снежков. Старосты сбросили налет официальности, другие старшекурсники — взрослую напыщенность и с готовностью бросились в игру. На третий этаж за двойное толстое стекло не проникали звуки, но Гарри готов был поклясться, что двор сейчас сотрясается от смеха.
Острая грусть, смешанная с обидой, заставила его отвернуться от окна и увидеть знакомое выражение тоски в глазах сидящего напротив Малфоя. Проследив за направлением его взгляда, Гарри увидел Невилла, который подхватил на руки весело отбивающуюся Гермиону и вместе с ней упал в ближайший сугроб.
— О чем тоскуешь, Малфой?