Кларин Pозауpа Я дрожу, Оцепенела вся, как в лихорадке. Кларин Должно быть, цепью узник там гремит; Там каторжник, готов я провалиться: Мне это ясно говорит мой страх. Сцена 2-я Сигизмунд (в башне), Розаура и Кларин. Сигизмунд О, я несчастный, о, страдалец! Розаура Услышала печальный голос я, И новые в душе возникли муки. Кларин И новый страх возник в душе моей. Розаура Кларин Розаура Убежим скорее От башни; заколдована она. Кларин Я не могу, когда бы и хотел. Розаура Как в обмороке лишь биенье пульса И сердца стук о жизни говорят, Так здесь мерцает бледная звезда, Печальный свет, и оттого весь дом Еще мрачнее кажется. Темница, Насколько можем мы судить, пред нами, И кто-то заживо в ней погребен. Смотри, прикрытый шкурою звериной, Там человек, закованный в цепях; Он фонарем едва лишь освещен. Бежать не можем мы; а если так, Отсюда станем слушать, что он скажет О горестях своих, узнаем, кто он. (Дверь башни отворяется, и выходит Сигизмунд в цепях, одетый в звериную шкуру. В башне горит огонь.) Сигизмунд О, я несчастный, о, страдалец! Хочу, о, Небо! я узнать, Какое зло своим рожденьем Тебе я сделал, если ты Со мною так всегда сурово? Но понимаю, я родился, И преступление готово. Твое жестокое решенье Причину явную имеет: Весь самый величайший грех Для человека есть родиться. Но мне хотелось бы узнать, Чтобы мое сомненье кончить, (Оставив в стороне теперь Тот тяжкий грех, что я родился) Чем мог еще я провиниться, За что мне больше наказанье? Другие разве не рождались? Конечно, и они родились, Но преимущество у них, Которым я не наслаждаюсь. Родится птица; перьев блеск Дает ей высшую красу; Но что она? Цветок из перьев, Букет крылатый, а как быстро Летит в эфирное пространство, Как быстро рассекает воздух, Гнездо спокойно покидая И негу тихую его! Ведь у меня побольше духа, Так почему ж свободы меньше? Родится зверь: с своею шкурой, Которая вся в пестрых пятнах, Он лишь подобье звезд небесных, (Хвала природы мудрой кисти!) Но голод мучит и его, Становится он смел и жаден, Страшит жестокостью своей, Пустыни целой он гроза. А я с душой гораздо лучшей Свободу меньшую имею! Родится рыба, что не дышит, Ублюдок пены и травы, И лишь она себя увидит Корабликом из чешуи, Как всюду плавать начинает С такой проворностью, какую Холодные пучины моря Ей оставляют для движенья. Ведь лучше разум у меня, Но почему свободы меньше? Из-под земли ручей пробился, И, как серебряная змейка, Среди цветов сверкает он, И прелесть их он прославляет Своим журчаньем музыкальным, И широко открыто поле Для бега звучного его! Ведь больше жизни у меня, Но почему свободы меньше? О, как в темнице я томлюсь! И став Вулканом или Этной, Хотел бы из груди я вырвать И разорвать на части сердце. Какой закон и справедливость И разум могут у людей Такое право отнимать, Такое сладостное право, Какое дал Творец ручью, И рыбам, и зверям, и птицам? Pозауpа И страх и жалость пробудили В душе моей его слова. Сигизмунд Меня подслушивает кто-то?! Клотальдо, ты? Кларин Розауpа О, нет! Страдалец здесь (увы!). То он в ущелии холодном Услышал жалобы твои. Сигизмунд В ущельи в этом и умрешь. О горестях моих ты знаешь; Но ты о них не должен знать; Ты слышал; этого довольно, Чтоб разорвать тебя на части Могучими руками. Кларин Увы! я глух, не мог я слышать. Розауpа Коль ты от женщины рожден, К твоим ногам упасть довольно, И ты помилуешь меня. Сигизмунд Твой голос мог меня смягчить, И я невольно уваженьем К тебе проникся. Расскажи, Кто ты и как сюда попал? Немного знаю я ваш мир, Ведь это башня колыбелью Моей была и будет гробом; Со дня рожденья моего (Не знаю, счесть ли то рожденьем?) Я вижу дикую пустыню И в ней живу, как мертвый зверь, Скелет, подобье человека {3}. Хотя из всех людей доныне Я говорил с одним, который О всех моих страданьях знает И от которого узнал я Кой-что о небе и земле, Хотя, чудовище для всех, Я человек среди зверей И дикий зверь среди людей, Хотя учился обращенью Я у зверей и птиц пустыни, И только милых, ясных звезд Я наблюдал круговороты {4}, Однако ты мое страданье Обычной горечи лишил, Ты, восхищенье глаз моих, Восторг ушей. Ты каждый раз, Когда взгляну я на тебя, Меня даришь блаженством новым. Чем больше на тебя гляжу, Тем больше хочется смотреть; Мои глаза больны водянкой, Их жажда будет бесконечна, Они погибнут от питья И все же пьют. И я погибну С восторгом, глядя на тебя. Смотреть я буду и умру. Лишаюсь сил я и не знаю, Что станется со мною, если Тебя не буду больше видеть? Твой ясный взор приносит смерть, А если ты уйдешь отсюда, Наступит нечто хуже смерти, Ужасней бедствий и страданий; Наступит жизнь! Свое мученье Могу я так определить: Несчастному оставить жизнь — Ведь это смерть послать счастливцу {5}. |
