Сандерсон сказал ему имя информатора.

— Через 24 часа он и не вспомнит об этом, — добавил он. — Он сейчас слишком пьян, даже чтобы вспомнить свое имя.

Тень улыбки промелькнула в уголке рта Хаджеса, но она была невеселой.

— Да, — сказал он, — похоже на него.

И махнул головой, приглашая внутрь. Сандерсон последовал за ним в жилую комнату. Она была обставлена малочисленной и потертой мебелью, на манер тысячи сдающихся внаем домов в этой части Лондона. В центре стоял стол. Хаджес, следовавший за ним позади, жестом пригласил сесть.

Сандерсон сел и Хаджес устроился на стуле напротив.

— Ну?

— У меня есть работа. Контракт. Это поможет мне в одном деле.

Хаджес пристально посмотрел на него, не изменяя выражения лица.

— Вы любите музыку? — наконец спросил он.

Сандерсон удивился. Он кивнул.

— Давайте послушаем немного музыку, — сказал Хаджес.

Он встал и подошел к переносному радио, стоявшему на столе около кровати в углу. После того, как включил в розетку, он порылся под подушкой. Когда он повернулся, прямо на Сандерсона было направлено дуло кольта 45 калибра. Сандерсон сглотнул и тяжело вздохнул. Хаджес включил радио и зазвучала громкая музыка. Наемник подошел к спальному комоду, его глаза все еще смотрели в лицо Сандерсона. Он достал бумагу и карандаш и возвратился к столу. Одной рукой он нацарапал единственное слово на листе и развернул его к Сандерсону. Это было:

«Раздевайся».

У Сандерсона свело желудок. Он слышал, как такие люди могут быть опасны. Хаджес указал пистолетом, чтобы Сандерсон отошел от стола, за которым сидел. Сандерсон сбросил свой пиджак, галстук и рубашку на пол. Он не носил майку. Пистолет снова указал: «Снимай дальше». Сандерсон расстегнул молнию и снял брюки. Хаджес безразлично смотрел. Затем он заговорил.

— Ладно, одевайся, — сказал он. Пистолет был все еще у него в руках, но был направлен в пол. Хаджес пересек комнату и сделал музыку по радио потише. Затем он вернулся к столу.

— Брось мне пиджак, — сказал он. Сандерсон, уже в брюках и рубашке, положил пиджак на стол. Хаджес прощупал подкладку пиджака.

— Одевайся, — сказал он.

Сандерсон послушался. Затем он снова сел. Он почувствовал, что ему это необходимо. Хаджес сел напротив, положив свой пистолет на стол около правой руки, и зажег сигарету.

— Что это было? — спросил Сандерсон. — Вы думаете, что я вооружен?

Хаджес медленно покачал головой.

— Я уже увидел, что нет, — сказал он, — но если бы ты издал хоть малейший звук, я бы связал веревкой твои яйца и послал их твоим работодателям.

— Понятно, — сказал Сандерсон. — Но у меня нет оружия, нет магнитофона, нет работодателя. Я работаю на себя, иногда это делают другие. Я серьезно. Мне нужно сделать одну работу, я готов хорошо заплатить. Я также очень осторожен, как и должно быть.

— Для меня — недостаточно, — сказал Хаджес. — Паркхуст полон людей, которые доверяют профессионалам, скорее нахальным, чем умным.

— Вы мне не нужны, — спокойно сказал Сандерсон. У Хаджеса опять приподнялась бровь. — Мне не нужен человек, живущий в Британии или имеющий здесь корни. Я сам живу здесь и этого достаточно. Мне нужен иностранец для зарубежной работы. Мне нужно лишь имя. Я готов заплатить за имя.

Из внутреннего кармана он вынул пачку из пятидесяти новых двадцатифунтовых банкнот и положил на стол. Хаджес посмотрел без всякого интереса. Сандерсон разделил стопку на две, придвинув одну к Хаджесу и аккуратно порвал оставшуюся наполовину. Он положил одну стопку из двадцати пяти половинок назад в свой карман.

— Первые пять сотен за попытку, — сказал он, — вторая половина — за успех. Под которым я подразумеваю имя того, кто со мной встретиться и сделает работу. Не волнуйтесь, это не сложно. Нужен некто неизвестный и совершенное ничтожество.

Хаджес взглянул на пятьсот фунтов напротив него. Но не пошевелился, чтобы их взять.

— Возможно, я знаю одного человека, — сказал он. — Работал со мной несколько лет назад. Я не знаю, работает ли он еще. Мне нужно его отыскать.

— Вы могли бы позвонить ему, — сказал Сандерсон.

Хаджес покачал головой.

— Мне не нравятся международные телефонные линии, — сказал он. — Слишком многое прослушивается. Особенно в эти дни в Европе. Я должен поехать и увидеть его. Это будет стоить еще две сотни.

— Согласен, — сказал Сандерсон. — Взамен на имя.

— Как я узнаю, что ты не надуешь меня? — спросил Хаджес.

— Никак, — сказал Сандерсон. — Но если я обману, думаю, ты достанешь меня. Мне это действительно не нужно. Тем более за семь сотен.

— Как ты узнаешь, что я не обману тебя?

— Снова никак, — сказал Сандерсон. — Я, в конце концов, найду нужного человека. Я достаточно богат, чтобы заплатить за два контракта, объект одного из них — напротив. Я не люблю, когда меня обманывают. Принципиально, понятно?

В течении десяти секунд двое мужчин смотрели друг на друга. Сандерсон подумал, что зашел слишком далеко. Хаджес снова улыбнулся, на этот раз широко, с искренним одобрением. Он сгреб пятьсот фунтов целыми банкнотами и пачку половинок.

— Я дам вам имя, — сказал он, — и назначу встречу. Когда вы получите имя и согласитесь на сделку, вы пошлете мне другие половинки банкнот плюс две сотни за расходы. До востребования, почтовый офис Эрлс Корт на имя Харгривс. Обычное письмо в хорошо запечатанном конверте. Не зарегистрированное. Если в течении недели после встречи мой парень заподозрит, что ты свалил, он смывается. ОК?

Сандерсон кивнул.

— Когда я получу имя?

— Через неделю, — сказал Хаджес. — Как я смогу связаться с тобой?

— Никак, — сказал Сандерсон. — Я сам свяжусь с тобой.

Хаджест не возражал.

— Позвони в бар, в котором я был сегодня. В десять, — сказал он.

Сандерсон позвонил в назначенный час неделю спустя. Ответил бармен, затем подошел Хаджес.

— В кафе Rue Miollin в Париже вы встретитесь с нужным человеком, — сказал он. — Будьте там в полдень, в понедельник. Человек сам узнает вас. Читайте свежий Figaro, сидя лицом к залу. Он знает вас, как Джонсона. Он подойдет к вам. Если вас не будет в понедельник, он придет туда во вторник и в среду. Затем исчезнет. Возьмите с собой наличные.

— Сколько? — спросил Сандерсон.

— Около пяти тысяч фунтов, на всякий случай.

— Как я узнаю, что это не простой грабеж?

— Никак, — сказал голос, — но он тоже не узнает, есть ли у вас охрана где-нибудь в баре.

Раздался щелчок и в трубке зазвучали гудки.

В следующий понедельник в пять минут второго в кафе на Rue Miollin он все еще читал последнюю страницу Figaro, сидя спиной к стене, когда стул напротив него кто-то отодвинул и мужчина присел на него. Он был одним из тех мужчин, которые находились в баре последние полчаса.

— Месье Джонсон?

Он опустил газету, сложил ее и отложил в сторону. Мужчина был высоким и худым, темноволосым и черноглазым корсиканцем со впалыми щеками. Они разговаривали в течении тридцати минут. Корсиканец представился как Калви, в действительности так назывался город, в котором он родился. После двадцати минут разговора Сандерсон передал две фотографии. На одной из них было лицо мужчины, на обороте была напечатана надпись «майор Арчи Саммерс, вилла Сан-Краспин, Плайя Кальдера, Ондара, Аликанте». На второй была маленькая, покрашенная в белый цвет вилла с ярко-желтыми ставнями. Корсиканец медленно кивнул.

— Это должно произойти между тремя и четырьмя часами дня, — сказал Сандерсон.

Корсиканец кивнул.

— Нет проблем, — сказал он.

Они поговорили еще десять минут об оплате, и Сандерсон передал пять пачек банкнот по пятьсот фунтов каждая. Работа за границей стоила дороже, корсиканец объяснил, что испанская полиция может быть очень недоброжелательна к определенным туристам. Наконец, Сандерсон поднялся, чтобы уйти.

— Сколько это займет времени? — спросил он.

Корсиканец взглянул на него и пожал плечами.

— Неделю, две, может быть три.