– То есть… Разумеется, я говорил с ним, даже несколько раз… А он расспрашивал своих коллег… но о Майкле Оуэне никто из них ничего не слышал…

Не обманывай меня, папа, скажи мне правду…

– Это хорошая новость, не так ли?

Элизабет Оуэн молчала. Пол не слышал ничего, кроме приглушенного шума в трубке, и, не в силах вынести ее молчания, продолжил:

– Уверен, что все прояснится. Ваш сын объявится, не сегодня так завтра. И мой друг из Шэньчжэня обещал перезвонить, как только что-нибудь узнает. Собственно, как он выглядит?

– Кто?

– Ну… ваш сын?

– Высокий. Глаза голубые… Не знаю, как вам описать его…

– Особые приметы?

– Что вы имеете в виду?

– Ну, родинка на лбу или что-нибудь в этом роде…

– Ничего такого.

– Шрам на щеке?

– Нет.

– Швы, царапины, следы травм или болезней?

– Нет.

– Аварий на дорогах… Он никогда не падал с велосипеда?

– Нет.

Пол поднялся с кресла. Ему хотелось двигаться, чтобы дать выход переполнявшей его радости. Он прошелся по холлу, держа телефон у уха.

– Это замечательно.

– Майкл всегда был очень здоровый мальчик.

– Это меня радует… Вы не представляете себе, как это меня радует… Скоро все прояснится, миссис Оуэн…

– Много занимался спортом… – (Дальше Пол ее не слушал.) – Он очень, очень хороший спортсмен. В студенческие годы был капитаном футбольной команды.

Ну, все, пора заканчивать… стоит только нажать кнопку…

– Он получал спортивную стипендию Университета штата Флорида.

Фантастика! Замечательный парень! Пол узнал достаточно. Что же заставляло его слушать ее дальше?

– Миссис Оуэн, я объявлюсь сразу, как только что-нибудь узнаю, о’кей?

– Штата Флорида, – продолжала она. – Вы понимаете, что это значит? Штат Флорида! Там же лучшая футбольная команда в Америке! И тут случилось это глупое недоразумение! После него Майкл больше не мог играть в футбол…

– Что такое? – перебил ее Пол.

– Товарищ по команде неудачно задел его во время тренировки. Он страшно раскаивался, но у Майкла был разрыв связок. Он перенес три операции на колене.

– Где?

– На колене.

– На колене? Каком колене?

– На левом. Почему вы спрашиваете? Алло! Мистер Лейбовиц, вы еще здесь?

Квартира Майкла Оуэна располагалась на тридцать восьмом этаже Харбор-Вью-Корта – типичного жилого строения в гонконгском Мид-левелсе, где неотличимые апартаменты громоздятся, точно сложенные в штабеля коробки из-под обуви. Элизабет Оуэн поджидала в холле. Еще в такси Пол разволновался, так что ладони покрылись холодным потом. Как он посмотрит ей в глаза? Он ничего не сказал ей по телефону и ничего не собирается говорить. Разве это не прямая обязанность американского консула или полиции? Он поехал на Робинсон-роуд, потому что друг попросил его об этой услуге. Пол должен осмотреть эту квартиру, после чего не замедлит отправиться на Ламму ближайшим паромом.

Миссис Оуэн внимательно оглядела Пола с головы до ног и весь путь до квартиры не спускала с него глаз. Как будто искала некий скрытый смысл в каждом его жесте. Она знала, что Пол лжет. Иначе зачем ему было отводить глаза в сторону, когда они стояли рядом в лифте, или задумчиво разглядывать собственные ботинки? А может, Элизабет просто нервничала? Что, собственно, Пол собирался искать в квартире ее Майкла? Муж побывал там совсем недавно и ничего подозрительного не обнаружил. Что же такое он мог проглядеть? Дневник? Отметку в календаре? Предсмертную записку?

Руки Элизабет Оуэн дрожали. Отперев дверь, она кивком пригласила Пола войти первым.

– Эй, есть здесь кто-нибудь?

Ответа не последовало. Приглушенно, словно через нос, гудел кондиционер. В прихожей висели куртка и костюм, под ними стояла пара ботинок. Неприятно прохладный воздух пах не то освежителем, не то каким-то моющим средством.

– И что именно интересует здесь вашего друга? – спросила Элизабет. – Что мы должны искать?

– Ничего определенного. Нам нужно просто еще раз все осмотреть. Вдруг отыщется что-нибудь, что поможет нам на него выйти.

– Что же это такое может быть?

– Не знаю, миссис Оуэн. Копия посадочного талона, квитанция из отеля…

Пол раздвинул штору, отделявшую прихожую от гостиной. Перед ним открылось просторное помещение с тщательно отполированным паркетом темного дерева, голыми белыми стенами и окном от пола до потолка. Окно выходило в сторону гавани, но вид заслоняли высотные дома, между которыми сверкала едва заметная полоска моря. Посредине комнаты стояли два черных кожаных кресла и сундук. Напротив него – овальный обеденный стол с четырьмя стульями. И все до последней бумажки лежало на своих местах, будто не далее как сегодня утром здесь прибиралась филиппинская горничная.

Пол заглянул на кухню – там тоже все было чисто: ни остатков еды, ни грязных тарелок в мойке. Маленький полупустой кофейник на деревянной кухонной стойке. По другую сторону тесной прихожей располагалась ванная и еще две комнаты, за одной из которых открылась маленькая темная спальня. Возле аккуратно застеленной кровати стоял комод, на полках лежали тщательно выглаженные мужские сорочки. В последней комнате, в отличие от остальной квартиры, царил беспорядок. На полу высились штабеля книг, кучами лежали газеты. На письменном столе рядом с плоским монитором Пол увидел два мобильных телефона, ежедневник, блокнот, множество стикеров с заметками от руки, записок, писем и целую стопку нераспечатанных конвертов. Под столом стоял большой системный блок.

Как ни всматривался, Пол не замечал ничего подозрительного. Типичное гонконгское жилье молодого человека из Европы или Америки. Такие квартиры снимают иностранные банковские служащие или адвокаты, которые приезжают в Гонконг на заработки. Напрасно старался Пол обнаружить хоть что-нибудь, указывающее на личность обитателя, позволяющее судить о его интересах, увлечениях: фотографии, музыкальные диски, сувениры. Ничего подобного он не видел.

Элизабет Оуэн следовала за ним тенью. Сейчас она стояла у двери и наблюдала за каждым его движением. За все время, пока осматривали квартиру, они не обменялись ни словом, и это молчание час от часу становилось для Пола все более невыносимым. Она знала, что он лжет. Во всяком случае, должна была чувствовать это. Каждое движение Пола, взгляд – всегда мимо нее – так и дышали ложью. Пол видел страх на ее лице и отворачивался, не в силах его вынести.

– Если что-нибудь найдете, мистер Лейбовиц… вы, конечно, мне скажете? – робко спросила она.

Не обманывай меня, папа, скажи мне правду…

Конечно, Джастин, только правду…

Если ты только действительно хочешь ее знать.

Собственно, сколько правды в состоянии вынести человек? Не все ведь такие смелые, как ты, Джастин. Вот что я, по-твоему, должен ответить Элизабет Оуэн? Что ее сын лежит сейчас в подвале полицейского управления с пробитым черепом, это моя правда? Я не знаю, что говорить этой женщине, ты мог бы мне помочь. Я теряю дар речи, слова застревают у меня в глотке. Внутри меня растекается тишина, Джастин. Но это неспокойная, зловещая тишина. Скажи же хоть что-нибудь!

Пол молчал.

– Ответьте мне, мистер Лейбовиц! – Это должно было прозвучать как приказ, но получилась жалостливая просьба. – Ответьте…

На этот раз она почти взвизгнула, голос сорвался. Пол обернулся. Элизабет Оуэн стояла перед ним, вздрагивая, всхлипывая. Он взял ее за руки и прижал к себе, скорее рефлекторно, от растерянности. Элизабет залилась слезами, как это делают люди, которые уже ни на что не надеются и не рассчитывают на утешение.

Пол отвел ее в гостиную, уложил на диван, принес стакан воды и полотенце и сел рядом. Элизабет достала таблетку – вероятно, валиум, – приняла ее, запив водой, и прикрыла глаза. Дождавшись, пока она уснет, Пол снова вышел в комнату с компьютером и оттуда позвонил Дэвиду.

– Майкл перенес три операции на левом колене. Несчастный случай во время тренировки, он занимался футболом.