— Брось, Дин, — отмахнулась Джинни. — Самый верный способ всё узнать — поговорить с Гермионой.

— Думаешь, уже пора? — Астория и Дин выжидающе посмотрели на неё.

— Надеюсь, да. Я не могу больше ждать.

Тихо скрипнула дверь, и в спальню впорхнул знакомый цветочный аромат. Хоть Джинни и постаралась с шумоизоляционными чарами, беспокоясь о подруге, которая, выплакавшись, могла от переутомления забыться сном, привычный запах её духов стал для Гермионы неопровержимым доказательством, что в комнату вошла именно Джинни Уизли.

— Нам давно пора было поговорить, — шмыгая носом, сказала Гермиона. Она села прямо, подложив под спину подушку, и пригласительным жестом показала на место рядом с собой. — Идём.

— Тьфу ты, — Джинни сняла заклинание и уселась на кровать Гермионы. — Я совсем забыла о духах. Интересно, существуют ли какие-нибудь «ароматоизоляционные» чары, как думаешь?

— Существуют, — со знанием дела ответила та, смахивая с ресниц последние слезинки. — Если хочешь, я научу тебя. Но сейчас...

— Да, я поняла. Первым делом, скажи мне, вот это всё, — Джинни кивнула на заплаканное, измождённое лицо подруги, — это он?

— Отчасти, — честно ответила Гермиона, судорожно сглатывая. Ком в груди немного уменьшился, но всё ещё был большим. Видимо, придётся к нему привыкать. — Скажем так, он не виновен конкретно в этой... истерике (не знаю, как ещё назвать), но мы с ним оба внесли свой вклад в то, что произошло, и то, чем всё закончилось.

— Закончилось? Так он всё-таки порвал с тобой?!

— Нет, Джинни, — поспешила успокоить её Гермиона и глубоко выдохнула. — Скорее, это я от него ушла.

Рыжеволосая гриффиндорка смотрела на неё во все глаза. Сказать, что она была сбита с толку этим ответом — это не сказать ничего.

— Ого... — только и сумела выговорить Джинни. — А мы уже подумали...

— Господи! — опомнилась Гермиона, хватая подругу за руку. — Джинни, где Дин?

— Сидит в гостиной с Асторией, насколько я знаю...

— Слава богу! Не хватало ещё, чтобы он пошёл разбираться из-за меня с Тео. Пострадают оба, а виновата буду я. Достаточно сломанных пальцев, челюстей и других травм. Я больше не вынесу, если они сделают больно друг другу.

— Вообще-то я едва его удержала, — хмыкнула Джинни, удивляясь тому, как Гермиона говорила о Нотте. О нём она тревожилась ничуть не меньше, чем о Дине. — А потом они с Асторией еле-еле уговорили меня не пойти и не напустить на Нотта как минимум Летучемышиный сглаз.

Губы Гермионы тонуло некое подобие улыбки.

— Моя воинственная Джинни! Хорошо, что уговорили, это всё равно было бы ни к чему. Мы с Тео уже не вместе, и больше ничьи дружеские чувства не пострадают.

— Стесняюсь спросить, а как давно вы были вместе?

Гермиона нахмурилась.

— Точно сложно сказать. Официально со вчерашнего дня, — теперь улыбка вышла печальной, — да-да, видишь, как недолго мы продержались. А так... первый раз мы поцеловались в середине октября.

— Мерлиновы подштанники!.. — не выдержала Джинни. — Ты с ним целовалась, подумать только! И танцевала. И варила зелья. Как я могла быть такой слепой?! Уже во второй раз я не вижу дальше собственного носа. Астория с Малфоем, — пояснила она в ответ на вопросительный взгляд Гермионы. — После победы над Волан-де-Мортом Слизерин вообще надо было распустить, и не было бы печали!

— Ты не уважаешь старину Салазара, — с укором сказала Гермиона. — А вообще, разве теперь это важно? Уже ничего не важно... Меня волнует лишь то, как доучиться эти несколько месяцев, находясь с ним в одной школе.

— Не замечай его, как не замечала все эти годы. А если он хоть немного уважает твои чувства, то свалит из Хогвартса уже сегодня.

— Нет! — вырвалось у Гермионы. Джинни удивлённо воззрилась на неё.

— «Нет»? Тебя беспокоит, что он не получит сертификат об образовании?

Гермиона потупила глаза, не выдержав пристального взгляда Джинни.

— Вот чёрт... — ахнула та, догадавшись. — Всё намного хуже, чем я ожидала.

— Да, пожалуй... Джинни, я сойду с ума, если он куда-то пропадёт, исчезнет, ведь я даже предположить не могу, где его искать! Их дом давно конфискован, родственники, насколько мне известно, отвернулись от них с отцом ещё после смерти его матери в девяносто четвёртом... Прости меня, — вдруг сказала Гермиона, прямо посмотрев на подругу, — я предпочла его всем остальным, я предпочла его Рону.

— Ой, перестань, — отмахнулась Джинни. — Рон сам остолоп, каких ещё свет не видывал! Вы с ним никогда не были настоящей парой, и, если уж на то пошло, ты достойна гораздо лучшего, нежели мой инфантильный братишка, который тебе даже не пишет. Но только не говори мне, — тут она сделала паузу, — что ты нашла этого «лучшего» в Теодоре Нотте.

— Боюсь, что так, — Гермиона сокрушённо покачала головой.

— Час от часу не легче! Скажи мне, где та рациональная, вдумчивая, рассудительная Гермиона, которую все привыкли видеть? — Джинни всплеснула руками. — Ты же противоречишь сама себе. Первая ушла от Нотта, а при этом ревёшь так, будто это он тебя обманул и бросил. Ломаешь голову, как бы тебе дождаться конца учебного года, неминуемо пересекаясь с ним на уроках и не только, но боишься даже подумать о том, чтобы он убрался из твоей жизни навсегда. Ох, Гермиона! Что-то похожее было и у меня с Гарри, но неужели ты на самом деле...

— Да. Джинни, да. Я поняла это не так давно, и для меня это не менее шокирующее открытие, чем для тебя.

— Ну, хорошо, — Джинни хлопнула себя по коленям, призывая таким образом к благоразумию. — Тогда поведай мне, ради Мерлина, почему же, если всё было настолько серьёзно, вы всё-таки расстались?

Гермиона тяжело вздохнула.

— Ты же знаешь, как он относится к вам. К тебе, Гарри, Рону, Виктору, Дину, Падме и так далее. Особенно к Рону и Дину! Иногда мне кажется, что он готов запросто поразить их Непростительными, причём Рона за то, что ему когда-то выпало несчастье походить со мной за руку, Дина же — просто за то, что он существует. Это длится с самого начала года, все эти бесконечные издёвки и насмешки. Он с самого сентября цеплялся ко мне и задирал вас — лишь потому, что вы мои друзья. Такая уж у него изощрённая тактика обольщения... Виктора он в первый же день заморозил, да таким мощным заклятием, что никому не под силу было его снять. Падму он вынудил пойти с ним на бал, как какую-то рабыню, попутно унизив Дина, ради сохранения головы на плечах которого Падма и согласилась на это. Но кощунственнее всего он обошёлся с самим Дином. Сначала вывихнул ему плечо своим безумным бладжером, потом чуть не сжёг заживо, лишив палочки и зрения, а вчера банальным магловским способом сломал указательный палец. Но хуже всего то, что он не просто не хотел понять, что вы мои друзья и дороги мне, а ещё и измывался над вами на моих глазах! Джинни, — тут голос Гермионы опасно дрогнул, — сколько это можно терпеть? Наш сегодняшний разговор стал для меня последней каплей.

Джинни накрыла ладонь Гермионы своей и понимающе сжала.

— Бедная моя, — прошептала она, второй рукой крепко её обнимая. — Угораздило же тебя...

Гермиона снова шмыгнула носом, и Джинни ощутила, как ткань её рубашки намокла — в том самом месте, куда лицом уткнулась Гермиона. Так они просидели несколько минут в полной тишине, прерываемой лишь тихими всхлипами, которые становились всё реже, а когда совсем прекратились, Джинни решила нарушить томительное молчание.

— Почему сегодня?

— Что — «сегодня»? — не поняла Гермиона, поднимая глаза, которые уже не казались Джинни такими тёмно-карими, какими всегда были раньше, словно слёзы вымыли из них насыщенный шоколадный цвет.

— Ты сказала, что последней каплей стал сегодняшний разговор, но ведь отвратительная история с Дином произошла вчера.

— Потому что сегодня, всего пару часов назад, он напрямую мне сказал, что не хочет ничего понимать. Ну, касаемо вас. И если вчера я ещё думала, то сегодня после этих слов во мне что-то оборвалось. Ох, кстати, вчера вечером я так хотела поговорить с тобой, но не дождалась тебя со стадиона... Теперь-то уже поздно: ты и так всё знаешь и, к сожалению, не от меня.