— Неа, не волнует, — Тео самоуверенно улыбнулся. — Я успею применить Каве Инимикум (2), и никто ничего не увидит.
Гермиона подавила сердитый вздох. Нужно было отдать Нотту должное: он держался весьма хладнокровно, будто между ними ничего не было, ни намёком, ни словом, ни действием не напоминая Гермионе о сегодняшней ночи. Но едва прозвенел звонок и ученики толпой повалили из кабинета Слизнорта, спеша по коридору к ведущей наверх лестнице, Тео с Гермионой, не сговариваясь, нарочно отстали от всех. Вот утихли последние голоса, и теперь в повисшей посреди холодного коридора тишине их шаги отдавались от каменных стен гулким эхом, звуча в такт каждому биению сердца.
Для Гермионы это было целое испытание: идти так близко к Тео, украдкой смотреть на его небрежные движения, на его руки, каждую минуту вспоминая, что они вытворяли с ней ночью... и при всём при том не иметь возможности переступить через свою гордость и сказать ему, что она мечтает всё это повторить.
Ну и вредный же у вас характер, Гермиона Джин Грейнджер!
А как хочется вновь ощутить его тепло, убедиться, что всё это был не сон...
Но раз за разом она упрямо поджимала губы, призывая на помощь всё своё терпение, чтобы сохранять неприступный и абсолютно равнодушный вид.
Но Тео было не провести, и даже в тусклом свете подземельного коридора он сумел перехватить взгляд Гермионы и за доли секунды разглядеть в нём всё то, что и ожидал увидеть — лёгкую тоску, мечтательность, дымку желания. Он знал, что она давно и безнадёжно влюбилась в него, только пока боялась себе, да и ему в этом признаться.
— Я смотрю, ты под впечатлением от прошлой ночи, — шепнул он, у самой лестницы замедляя шаг и от нечего делать поправляя серебристо-зелёный галстук, хотя тот, как и вся форма, и без того выглядел идеально. — Не буду скрывать: мне это льстит.
Пару мгновений Гермиона смотрела на его довольное лицо, чувствуя, как всё внутри привычно начинает закипать. Теперь Тео был в ещё более выгодном положении: он стал её первым мужчиной, и это уже никак нельзя было изменить.
Но она и не хотела ничего менять.
Она лишь хотела, чтобы он подарил ей хотя бы одно прикосновение.
— Ещё бы ты скрывал! — не выдержав, фыркнула Гермиона, крутя пуговицу на мантии. — И хватит ухмыляться, Нотт, что за дурацкая привычка?
Но от этих слов его ухмылка стала только шире. Он порывисто приблизился к Гермионе, которая, вжавшись в стену, даже не могла пошевелиться — так сильно ей хотелось вновь попасть в его плен.
Он чуть приподнял её лицо за подбородок, заставляя смотреть в глаза, и торжествующе щёлкнул языком.
Ещё одна дурацкая привычка!
Собрав в кулак всё своё мужество, Гермиона не отводила взгляд от этих насмешливых глаз.
Почему меня всё раздражает в нём? Раздражает и в то же время притягивает?
Потому что он нужен мне, Мерлинова борода, нужен больше воздуха, но проклятое упрямство не даёт мне в этом признаться!
Как же это мучительно...
— Итак, я снова «Нотт»? А мне, знаешь ли, понравилось, как звучит в твоей интерпретации моё имя... — он сделал паузу для большего эффекта и лишь потом добавил: — Особенно когда оно произносится страстным шёпотом.
— Беру пример с тебя, — парировала Гермиона, стараясь не придавать значения его последним словам. — Как ты там говорил? «Моё обращение по имени ещё нужно заслужить»?
— Именно, — кивнул Тео, принимая эту игру, и дразняще погладил её по щеке, вызывая новый приступ гнева. — И я полагаю, что заслужил это ещё вчера.
Гермиона густо покраснела, пытаясь от него отстраниться.
— Негодяй! — прошипела она. — Ты только и думаешь, что о...
— Тише, тише, малышка, — снисходительно рассмеялся он, убирая руку и предоставляя Гермионе свободу действий. Сейчас он как никогда был уверен, что она не уйдёт. — Я говорю о том, что произошло в Министерстве.
На несколько долгих секунд гриффиндорка замерла, не зная, на кого злится больше — на Тео за его самомнение и вечную правоту или на себя за такую нелепую забывчивость. Она же ещё вчера утром благодарила его за спасение!
Ну почему, почему он постоянно издевается надо мной?!
— Давай, скажи это, — проворковал Тео, глядя на неё с покровительственным обожанием.
Интересно, много бы было стука от этих перламутровых пуговиц, рвани я её блузку?
Гермиона вскинула голову.
— Что сказать?
— Ну, ты же нервничаешь потому, что я не проявляю к тебе того внимания, которое ты ожидала.
— Это не так! — выпалила она, сверкая глазами.
Он медленно наклонился к ней, такой взбешённой, такой привлекательной...
— Гермиона, — имя полоснуло по сердцу, и она сдалась, позволяя его рукам обвить её талию, — если ты считаешь, что я веду себя как круглый идиот, то это потому, что, чёрт возьми, я впервые в жизни по-настоящему счастлив. Кроме того, я, само собой, безумно тебя хочу, и поверь, если бы мне было наплевать, мы бы так и не вышли сегодня из ванной старост.
Гермиона снова вся вспыхнула, возмущённая его прямотой — с ума сойти, какой он всё-таки нахал!
Но её негодование разбивалось в прах перед его близостью, ощущением его крепкого тела, прижимающего её к себе, его дыханием, обжигающим кожу, и — самое главное — тем, как он называл её по имени.
Это правда удивительно.
— Наплевать? О чём ты?.. — наконец еле слышно выдохнула она, пытаясь сохранять контроль над собой.
— Вчера я не стал применять заклинания, снижающие боль, — ответил он с неожиданной серьёзностью. — Может, это было ошибкой, но мне кажется, что ты должна испытать всё полноценно, без каких-либо смягчающих средств.
В глазах Гермионы застыло изумление.
— Мерлин... я ведь даже не вспомнила о подобных заклинаниях, хотя читала о них и знаю, как они действуют...
Тео широко улыбнулся.
— Похоже, я неплохо вскружил тебе голову, а, милая? — он вплёл пальцы в её волосы и, не дав сказать ни слова, добавил: — Я потерплю несколько дней; нужно дать твоему организму немного отдыха. Всё-таки это большое потрясение как для тела, так и для души.
— Тео... — безотчётно прошептала Гермиона, не в силах подобрать слов от переполняющей её благодарности. Подумать только, ему настолько не всё равно, что он щадит её в ущерб своим желаниям!
А желаний у него явно было хоть отбавляй.
— Вот так-то лучше, — усмехнулся он, поглаживая её спину и теснее прижимая к себе хрупкое, натянутое стрункой тело. — Скажи ещё...
— Тео!.. — его губы скользнули по её шее, и Гермиона не смогла сдержать протяжный стон. — Ты такой... такой...
— Тебе ещё только предстоит узнать, какой я, — хрипло прошептал он, жадно впиваясь в её губы, мгновенно возбуждаясь и поэтому мысленно с особой жёсткостью приказывая себе не терять рассудок.
Ты же сам себе обещал её не трогать, чёртов кретин, так убери руки, уйди, исчезни, ты же только мучаешь и себя, и её!
Но разве можно сбежать от своей страсти?
Ну, мисс Грейнджер, я дам вам неделю, а потом не выпущу из спальни.
— Ладно, — сказал Тео вслух, не без труда прерывая поцелуй и подавая Гермионе руку, чтобы помочь подняться по винтовой лестнице, — тебе пора к своим гриффиндорцам. Если ты второй раз за день опоздаешь на урок, это будет выглядеть по меньшей мере подозрительно. Не мне тебе объяснять.
Они поднялись на первый этаж, и у песочных часов с драгоценными камнями, обозначающими очки факультетов, Тео с неохотой отпустил её руку, кивая в сторону мраморной лестницы.
— Вы первая, мисс староста.
— Ты не пойдёшь со мной? — спросила Гермиона, плохо осознавая то, что говорит. Сейчас она понимала лишь одно: что не хочет расставаться с ним ни на минуту.
Тео даже присвистнул.
— Что я слышу! Ты готова к тому, что твои обожаемые друзья увидят нас вместе? Если так, то пойдём. Страшно хочу видеть вытянутые лица Томаса, Уизли и всех остальных.
Его слова быстро вернули Гермиону с небес на землю. Пропустив мимо ушей сарказм, которым они так и сочились, она взглянула на Тео с неожиданной хитринкой.