Николай Травкин усмехнулся, забирая рюмку.

- Не понравилось? Ну и хорошо, зато теперь будешь знать, что это такое, – поучительно сказал он.

- Вы что творите? Зачем её спаиваете? – в ужасе спросила Вера.

- А мне можно? – встряла Роза.

- Мелкая еще, – махнул рукой Травкин.

- Зануда, – обиделась дочь.

Ваня с интересом посмотрел на еле живую Шмеленкову. Он презрительно хмыкнул и сказал ей:

- Алкашка. Сразу видно.

- Он же сам мне предложил, – обиделась Шмеленкова.

- Была бы нормальная, пить бы не стала. А так сразу видно- алкашка будущая. Только этого тебе и не хватало для полноты образа. Вот так и сдохнешь под забором.

Слова Травкина и его внезапная агрессия здорово задели Шмеленкову за живое. Её аж передернуло от злости.

- А у вас в семье принято спаивать каждого встречного-поперечного? Своих алкашей не хватает, что ли? – ядовито произнесла она. – А ты вообще на них не похож. Неудивительно, что тебя здесь ни во что не ставят. А ты вообще родной, а? Может, приемный? Может, тебя на помойке нашли? Или аист адресом ошибся? Или в роддоме перепутали, а потом уже ничего сделать нельзя было. Вот и оставили тебя здесь из жалости.

Закончив свою издевательскую речь, Шаня поняла, что, по всей видимости, переборщила. Ваня побледнел, а потом покраснел.  Он посмотрел на Шаню таким убийственным взглядом, в котором читалась дикая ярость, что Шмеленкова невольно вздрогнула.

- Что, обидно? А мне, значит, не обидно, – сказала она, на всякий случай вставая из-за стола.

- Я тебе сейчас шею сверну, – жутким голосом пообещал Травкин, хрустнув пальцами.

Шмеленкова догадалась, что говорит он это на полном серьезе. Поэтому она, не теряя ни секунды, бросилась бежать. Травкин помчался за ней. Шаня, порядком испугавшаяся за свою жизнь, неслась, не разбирая дороги.

На сад уже спустились фиолетовые сумерки. На небе горел яркий желтый глаз луны. Деревья, цветы, фигурки и украшения казались неясными темными силуэтами. К тому же, у Шани было не особо хорошее зрение.

Она слишком поздно поняла, что выбрала неправильный маршрут и пронеслась мимо дорожки, ведущей к дому. Ваня не отставал от нее ни на шаг.

- Тебе некуда бежать, – хрипло сказал он.

Его тон заставил Шаню прибавить ходу. Она заметила какой-то сарай, стоявший неподалеку от дома, и устремилась к нему. На её счастье, дверь была не заперта. Недолго думая, Шаня скользнула внутрь, в темноту.

Запыхавшийся Ваня остановился у порога и странно рассмеялся.

- Дубина, в замке торчат ключи, и теперь они у меня. Я закрою тебя здесь, – заявил он. – Составишь компанию ненужному хламу. Место в самый раз для тебя.

Шаня поняла, что просчиталась. Она метнулась было к двери, но Травкин уже захлопнул ее и быстро повернул ключ. Шаня поняла, что попала в весьма сложное положение. Остаться одной, в темноте старого сарая, где пахнет сыростью и старьем...

- Выпусти, изверг! – завизжала она, пнув дверь ногой.

- А вот хрен тебе, сиди там. Ты пьяная, буйная, тебя от общества изолировать надо, – Травкин явно издевался.

- Я пью, но не спиваюсь! Открой по-хорошему! – крикнула она, забарабанив кулаками по двери.

- Нет уж, ты будешь сидеть там до тех пор, пока я тебя не выпущу, а выпущу я тебя только завтра утром, – усмехнулся Ваня.

И тут Шаню охватила паника. Он ведь не шутит. С него станется оставить её здесь на всю ночь. Все пьяные, всем не до неё, никто и не хватится. А еще Шмеленкова боялась темноты, особенно в таких местах, как старый сарай. Она постоянно читала страшные истории, и теперь самые ужасные из них лезли ей в голову. Ей уже начинало казаться, что где-то в дальнем углу кто-то есть.

- Козел, открой! – завизжала она, отчаянно бросаясь на дверь.

Заперто. Травкин, видимо, уже ушел.

Шмеленкова в исступлении пинала и колотила дверь, визжала и орала во всё горло, но никто не отозвался. Даже тот, кто ,по её предположениям, скрывался в тишине сарая, хранил молчание и никак не реагировал. Шаня поймала себя на мысли, что готова просить у Травкина прощения. И именно эта мысль её отрезвила. Она была настолько ей противна, так противоречила Шаниным принципам, что Шмеленкова сразу же успокоилась и прекратила шуметь.

“Я? У него? Да никогда в жизни! – подумала она. – Я сама выберусь отсюда, не будь я Шаня!”.

Рассуждая логически, девушка начала искать окна. Она уже могла что-то  видеть в темноте, но,несмотря на это, она во что-то врезалась и это нечто со звоном упало на пол.

- Ну и хорошо. Всё здесь расколочу к чертовой бабушке, – мстительно прошипела Шаня, специально пнув ещё что-то,

По всей видимости, этот предмет оказался пустой канистрой, потому что он упал и покатился, а затем врезался во что-то железное, подняв ужасный шум.

- Всё, достаточно спецэффектов, – пробубнила Шаня, продолжая начатое.

Ей не повезло. Все окна были либо забаррикадированы, либо наглухо заперты. Отчаявшись, Шмеленкова попыталась выбить дверь, но только ногу ушибла. Дверь же гордо оставалась на своём месте.

Со двора доносилось громкое пение и хохот. Кажется, пели “Катюшу”. Её отсутсвия либо не заметили, либо не восприняли всерьёз. Ее еще долго не хватятся. И криков явно не услышат.

Совсем отчаявшись, Шмеленкова уселась на пол. Она решила проверить, удобно ли здесь спать. Оказалось, что нет. На полу лежать было слишком жестко, от запаха ветхости хотелось чихать. Темные силуэты непонятных предметов здорово напрягали, и Шане снова начало казаться, что она не одна в этом сарае.

“Да я его сама напугаю, я страшнее всех кошмаров”, – подумала она, чтобы успокоиться. Не особо-то ей это помогло.

Прошло неопределенное количество времени. Шаня окончательно убедилась, что спать в таких условиях невозможно, и поднялась с пола. За окном по-прежнему горланили песни. Теперь это была “Моя бабушка курит трубку”.

- Гады, – пробурчала Шаня, с тоской оглядываясь по сторонам.

И в этот момент на неё нашло озарение. Она вспомнила, что сарай должен быть двухэтажным. По крайней мере, он был таким, когда она в него забегала.

Лестницу Шане всё же удалось найти. С большим трудом, но она это сделала. Лестницу задвинули каким-то комодом, но Шмеленкова все равно обнаружила её и пробралась на второй этаж. Ступеньки скрипели, шатались и готовы были провалиться под тяжестью Шани.

Второй этаж оказался незахламленным. Он казался более светлым и просторным. Наверное, из-за того, что в окно светила луна, фонари и окна поселка, а еще свет от Рублево-Успенского шоссе. На втором этаже даже дышалось легче.

Шаня подошла к окну, подергала ручку, и оно открылось. Как приятно было вдохнуть  вечерний воздух, нежно пахнущий ночной свежестью! Особенно после этого ужасного душного сарая.

- А я ведь отсюда спрыгнуть могу, – вслух подумала Шмеленкова и высунулась в окно, глядя вниз.

Казалось, что земля была недалеко. Только вот особой уверенности Шаня не чувствовала. Её руки и ноги неприятно похолодели.

- Да ладно, сарай низкий, и вообще, всё лучше, чем ночевать здесь, – бормотала Шаня, уговаривая себя.

Она села на подоконник и свесила ноги. Сердце забилось чаще. Шмеленкова жутко боялась прыгать.

- Да ладно, ничего не случится. Итак, раз... два... Два... Два... Ну всё, три!

Досчитав до трех, Шаня зажмурилась и прыгнула. Полет был недолгим. Скоро весь участок и парочка соседних услышали дикий вопль:

- ААА, твою налево!!!

====== Часть 8. Сёма-доктор ======

Шаня сидела на земле, боясь даже пошевелиться. Идея спрыгнуть со второго этажа явно оказалась неудачной. Приземление надежд не оправдало.

Шмеленковой очень хотелось верить, что нога не сломана. Хотя это было вполне возможно. Ей не хотелось проверять. Она очень боялась, что перелом все-таки есть. Пока что она не чувствовала никакой боли, но упала настолько неудачно, что явно повредила ногу.

Шаня всей своей душой ненавидела больницы. В детстве ей часто приходилось посещать эти богоугодные заведения. Видимо, страх останется с ней на всю оставшуюся жизнь. От одной мысли о том, что придется лежать в больничной палате и снова чувствовать тошнотворный запах медикаментов, Шаню бросало в дрожь.