- Бу-бу-бу оскорбление! – возмутился Долдонов. – Бу-бу-бу посмешище бу-бу-бу-бу-бу-бу как клоун!

- Оай, сядь, оааай, не к добру! – запричитала Лоло. – Я когда молодая была, мой дружок так же себя вёл, и его потом изгнали из благородного общества!

- Этого давно пора изгнать! – грозно сказала Таисия и вдруг одним движением сорвала с плеч бабы Лоло шаль, открывая миру розовую маечку с бантиками.

- Оааааай! – заверещала та, хватаясь за грудь. – Ну шо-ж ты творишь-то?!

- Во имя благого дела! – заявила Таисия и начала незаметно подкрадываться к деду со спины.

- Копейки! Всё стоит денег! Туалетная бумага подорожала, поэтому будем подтираться подорожником! – скрючившись в три погибели, отвратительным голосом гнусавил Алкэ, подскакивая, как клоп на сковородке. Он изображал Николая.

Травкин пожелтел ещё больше и начал трястись. Ольга с Верой стали наперебой уговаривать его выйти из-за стола и проветриться. Николай мотал головой и трясся ещё больше, сверкая глазами и что-то страшно бормоча.

- ПОПАЛСЯ! – победно завопила Таисия, накрывая деда шалью. Тот почему-то начал петь гимн Российской Федерации и пытаться укусить бабушку.

После недолгой борьбы Алкэ был водворён на место, и банкет продолжился.

Роза, как и обычно, задиралась к вернувшемуся Илье. Миша помогал Сарочке развернуть конфету, а та обреченно вздыхала. Даша скулила и жаловалась, а Семен неутомимо поглощал всё, что видел. Ваня был всё так же мрачен.

Солнце одумалось и поползло к горизонту. Становилось холоднее. Шаня вдруг почувствовала, как виски сдавливает невидимый обруч. Только не это, только не снова!

Хохот Розы вдруг показался невыносимо громким. Скрип вилок о тарелки стал жутко раздражать.

Она осторожно встала со стула, но осторожно всё-таки не получилось. Она умудрилась наступить Ване на ногу.

- Да провались ты, – раздраженно зашипел тот.

- Ноги выставлять не надо! – огрызнулась Шмеленкова и помчалась к дому.

Поднявшись на второй этаж, она нашарила в груде вещей свою красную толстовку. Она подумала о том, чтобы принять таблетку, но тут появилась идея получше. Можно ведь посидеть в одиночестве в укромном уголке. Свежий воздух ведь помогает от головной боли.

Вовсе ни к чему возвращаться к столу, там все при делах. Миша занят Сарой, у Долдоновых есть хавчик, а у Розы – жертва. А Ваня... Сам же посоветовал ей провалиться. Вот она и пойдёт подальше. Да куда угодно, лишь бы его больше не видеть. Никогда больше не видеть.

Выйдя из дома, Шмеленкова направилась мимо ярко освещенного и шумного чайного домика к калитке. Дед как раз полез на стол, поэтому её ухода никто не заметил. Или ей показалось, что не заметил.

Что там ей говорили? Запрут на чердаке, если сбежит еще раз? Пф, пусть попробуют! С Шаней справиться дано далеко не каждому!

Шмеленкова побежала по асфальту к железной дороге. Светлые волосы развевались сзади. Где-то высоко над её головой пролетел майский жук. Со стороны леса донеслось немного грустное пение соловья. Сумерки сгущались, и становилось всё прохладнее. Воздух приятно пах свежестью, землёй, зеленью и костром.

Шаня легко переправилась через насыпь и под откос помчалась к реке, чувствуя необъяснимое удовольствие от бега, приятного одиночества и летнего вечера. Высокие травы царапали ей колени, но Шмеленкова этого не замечала. Один раз она чуть не споткнулась о какой-то камень, но ей удалось удержаться на ногах.

- Тьфу ты! – воскликнула Шаня и побежала дальше.

Над берегом реки вились и зудели комары, поджидая жертву. Вода тихо плескалась. Под кустами на Шанином любимом острове уже было угрожающе темно. Ветви деревьев чернели на фоне неба.

Шаня решила, что в этот раз не станет переправляться через реку. Можно ведь посидеть и на этом берегу. Здесь точно так же спокойно, нет ни души. Никто не будет трогать, раздражать, настроение портить, требовать чего-нибудь.

Она спустилась поближе к воде, отмахиваясь от надоедливых комаров, которые лезли в глаза и уши, и уселась, поёжившись и вытянув ноги.

- Сволочь он, – пожаловалась она, думая о Ване. – Мерзкая, циничная, надоедливая занудная сволочь!

Комары согласно запищали. Шаня вздохнула, глядя в сторону острова и прислушиваясь к пению соловья. И почему ей настолько обидно? Как будто он раньше ничего такого не говорил.

В голову, которая всё никак не хотела перестать болеть, пришла сумасшедшая мысль не идти домой, а заночевать прямо здесь, в траве. Наверное, насекомые такой перспективе страшно бы обрадовались.

И тут в самый неподходящий момент сзади послышались громкие шаги. Шаня раздраженно усмехнулась. Даже здесь её не могут оставить в покое!

К ней пришла очередная шальная мысль спихнуть нарушителя тишины в реку. А что, никто не докажет ведь. Наверное. Можно же сказать, что он сам прыгнул...

- Шанька! – раздался оглушительный голос Семёна. – Ты чего ушла-то?

Подумать только, бросил пирог и конфеты ради неё!

- Достали! – честно сказала Шмеленкова.

- Понимаю, – заявил Долдонов, усаживаясь рядом с ней и безуспешно отгоняя комаров. – Я бы с таким соседом вообще со скуки повесился.

Шаня невесело хмыкнула. Ну что ж, сюда явился не самый худший вариант. Всего лишь Сёма Долдонов. Может быть, он ей хоть настроение поднимет.

Семён вдруг протянул руку и обнял её за талию. Ойкнув от неожиданности, Шмеленкова попыталась его отпихнуть. Не тут-то было, Сеня держал её крепко.

- Не грусти, Шанька! – заявил он, странно глядя на неё. – А знаешь, ты мне давно нравишься.

Шаня вытаращила глаза. Ну вот, кажется, то, о чём она пыталась не думать, началось. Ну и что теперь делать? Что отвечать?

- Давно? – фыркнула она, изо всех сил пытаясь вывернуться. – Да мы только неделю знакомы! Отпусти по-хорошему, а то...

- А то-что? – каким-то жутким голосом поинтересовался Долдонов, сжимая её так, что что-то хрустнуло, а в висках начало пульсировать. – В глаз дашь? Я тебе не Роза, со мной ты не справишься!

Шаня снова дёрнулась. Безрезультатно.

И тогда ей вспомнились все странные разговоры с Раздолбаевым, все намёки, предостережения и советы держаться подальше. Кажется, она собиралась сама во всём убедиться и просто игнорировать Мишу. Ну что... Убедилась?

- Отпусти, твою мать! – повысила голос Шмеленкова, попытавшись ударить Семёна. Не тут-то было. Он только усмехнулся.

- Не стоит психовать, – посоветовал он. – Лучше просто расслабься.

И вот тут у Шани началась самая настоящая паника. Отчаянно завизжав на весь лес, она начала бешено вырываться и царапаться. В голову как будто вбивали гвозди. Она с ужасом увидела, как пальцы Семена потянулись к застёжке на её толстовке.

Ей вдруг вспомнились вечера в Москве, в родной квартирке. Она иногда заваливалась домой часов в десять вечера, а то и позже, и мама, параллельно пялясь в телевизор, докрашивая ногти и что-нибудь кушая, рассеянно говорила ей: “Шанечка, нельзя так поздно гулять, тебя могут убить или изнасиловать”. Шаня, запуская сумкой в стену и сбрасывая кеды посреди комнаты, всегда отвечала: “Меня? Пфф, не догонят”.

А теперь что? А теперь... догнали. “Я же говорила тебе, Шанечка, не ходи одна по малоосвещенным местам, ещё и в такое позднее время! Что мы теперь будем делать? Ты могла чем-нибудь заразиться, нужно идти к врачу...”

Мамин голос отчётливо звучал в голове. Шаню начало трясти от ужаса. Она была морально не готова даже думать о том, что может кому-то нравиться, что кто-то хочет с ней встречаться, а тут...

Ей же всего лишь четырнадцать.

Шаня оказалась прижата к земле. В спину что-то упиралось, должно быть, камень. Застёжка-“молния” была на стороне хозяйки. Её заклинило.

Семён упорно боролся с толстовкой, другой рукой не давая Шане подняться.

Не прекращая вырываться и дико вопить, Шмеленкова подумала, ЧТО вот-вот должно случиться, и из её глаз непроизвольно брызнули слёзы.

Да, Шанечка, ты можешь избить Дану Маринкович, справиться с маленькой Розой, а что ты можешь сейчас? Лежать, рыдать и орать?