- Говори! – гаркнула Шмеленкова, резко схватив бабу Лоло за плечи и сильно встряхнув. Это немного отрезвило пожилую женщину, и та ненадолго замолчала, судорожно вдыхая воздух.

- Колька вешается, – наконец едва слышно выдохнула она.

- Что?! – пролепетала побелевшая Ольга.

- Где?! – охнул Ваня, схватив за руку Розу.

- На берегу речки, – каким-то благоговейным полушёпотом отозвалась баба Лоло.

И на этом запас адекватности иссяк.

- ОААААААААААЙ, грех-то какой! ОААААААЙ, Колька вешается! ОААААААААААААААЙ, КОООООЛЬКАААА!!!! – дико заверещала она, топая ногами и истязая свои волосы.

- Бежит по улице и орёт, как кошка драная! – во двор заглянул на удивление трезвый дед Алкэ. – Никак не мог от неё добиться! А тут такое дело делается! Побежали скорее, человека-то спасать надо!

- ВЕДИТЕ! – не своим голосом проревела Ольга, ринувшись к выходу и едва не растоптав бабу Лоло, которая мигом начала креститься и причитать.

Все дружно ломанулись в сторону перехода через железную дорогу, в спешке оставив калитку открытой. Первой как гепард неслась Ольга, за ней мчались завывающая Лоло, Ваня, Шаня и Роза. Замыкал шествие кряхтящий от натуги дед.

Внезапно Шмеленкова увидела, что навстречу что-то катится. При ближайшем рассмотрении загадочный колобок оказался Верой Долдоновой, которая быстро семенила и размахивала ручками, как будто пыталась остановить поезд.

- Колька топится, топится Колька, Колька топится! – широко раскрыв рот и демонстрируя свои гланды, орала она. – Скорее, скорее, скорее! Зовите людей! Колька Травкин топится!

Скорость Ольги неуклонно приближалась к скорости света. Чемпионским прыжком она перелетела через насыпь и понеслась вниз по склону.

- На речке, прямо на речке, прямо на берегу, ОАААААААЙ, на дереве! – задыхаясь, выкрикнула ненормальная сопровождающая.

Шанино сердце колотилось, как безумное, от быстрого бега и от ужаса. Мысль о том, что Николай задумал самоубийство и, возможно, уже исполнил задуманное, холодила кровь. Всегда страшно прибежать на помощь слишком поздно. Страшно вообще думать о том, что смерть вовсе не абстрактна и не далека. Что непоправимое вполне реально может случиться. И вот-вот действительно произойдёт.

Всё это сумбурным потоком проносилось в голове Шмеленковой, пока ноги сами несли её к уже знакомому месту. К травянистому речному берегу, кустам, переправе на остров.

Николая она заметила не сразу. Шаня увидела его, только когда Ольга дико взвыла.

Под деревом, протянувшим свои ветви над рекой к другому берегу, валялись, поблёскивая, две пустые бутылки водки. А на самой толстой ветке лежал в стельку пьяный Николай Травкин, свесив руки и ноги вниз.

- Коленька, Коленька, спускайся! Что ты такое задумал? Коленька, спускайся! – с подвыванием закричала Ольга, подбегая к дереву.

- Ни ш-шагу дальше! – вполне твёрдо вымолвил Николай, поднимая руку и жестом останавливая её. – Я всё решил, я всё уже решил! Я знаю верный путь!

- Кааааакой путь, какой пуууууть, это ж греееееееех! – пронзительно завыла баба Лоло, заламывая руки.

- Грех мне жить на свете! – с мрачным пафосом возопил Николай и начал странно дёргаться всем телом. Видимо, он собирался подняться на ноги.

- Ты что, Колян, с ума сошёл? – хрипло заорал дед, потрясая кулаком. – А ну не дури мне тут! Слезай по-быстрому! У тебя жинка, детишки!

Николай мутным взглядом оглядел собравшихся под деревом.

- Не достоин я ни жены, ни детей! – пронзительно завопил он, громко шмыгая носом. – Никого, ничего не достоин! Удержать жену не смог! Воспитать детей не смог! Сыну любимому примера должного не показал! Девочку вырастить не сумел, не сумел стать ей отцом! Один, я один во всём виноват! – он попытался воздеть руки к небу. – Я избавлю их от себя! Я не имею права жить!

- Коля, не надо! Я прошу тебя, слезай! – в голос зарыдала Ольга, в исступлении протягивая руки к дереву.

- Папа, что ты несёшь? Спускайся! Ты для меня самый главный авторитет в жизни, папа, слезай! – дрожащим голосом говорил Ваня.

- Николай Иванович! Это не решение проблемы, это бегство! Спуститесь к нам, вы ещё можете всё изменить! Не надо поспешных решений на пьяную голову! – отчаянно увещевала Шаня, борясь с приступом истерического, нервного смеха и судорожно прикидывая, возможно ли утонуть в реке, если упасть с дерева, и успеют ли они вытащить Николая, если он всё-таки прыгнет.

- Я не могу быть авторитетом! Всю жииииизнь! – Николай поднял голову и закатил глаза к небу, потрясая руками. – Всю свою жизнь я прожил неправильно! Всю жизнь я занимался не тем! Я не смог удержать свою семью, я это сам всё разрушил! – яростно сокрушался он. – Я один во всём виноват! Я оди-ииииииин! – он завизжал так пронзительно, что у Шани заложило уши. – Это я во всём виноват! Права Таисия Кирилловна, я мерзкий жид, я урод, я дерьма кусок! Ненавидьте меня, я сам себя ненавижу!

Он вдруг начал остервенело биться головой об ствол дерева и чуть-чуть было не потерял равновесие и не скатился в воду. Все собравшиеся испуганно охнули, но Николай каким-то чудом удержался на ветке.

- Коленька, прошу, не говори так! – надрывалась Ольга. – Я всё ещё люблю тебя, Коля, мы всё начнём заново, только спустись, пожалуйста, слезь!

- Папа, не смей бредить! Слезай! – просил Ваня, от сильного волнения сжимая побелевшие пальцы в кулаки.

- Николай Иванович, не надо, одумайтесь! – отчаянно звала Шаня.

- Я МОЛЮСЬ ЗА ТВОЮ ДУУУУУШУ!!! – выла баба Лоло и в припадке рвала траву с земли.

- Колясик, ну ты чего, слезай давай! Подумай о детях! О жене! Они не выживут без тебя! Горе убьёт Оленьку! – увещевал дед Алкэ.

- Всю жиииииииииизнь! – тянул высокую ноту Николай, сморщив окровавленное после встречи с древесной корой лицо и заливаясь горестными пьяными слезами. – Ничего не добился я! Всё испохабил! Я не человек, я вошь!

Со стороны дороги послышался шум и топот. К берегу реки, кажется, сбегался весь посёлок.

- Мудак! – загрохотала баба Нюра. – Куда полез, сука? Ты котик, что ли, чтобы по деревьям лазать?! А ну быстро на землю слез! Совсем ебанулся?!

- Коленька, умоляю, не надо! – верещала Вера Долдонова. – Николаша, мы не сможем без тебя! Ты нам нужен! Вспомни наши вечеринки у вас, вспомни, как нам с тобой было весело! Спускайся! – уговаривала она, задрав своё пухлое личико.

- Я портил вам всё веселье, – загробным голосом отозвался Травкин. – Я всегда портил вам жизнь, я давил и угнетал вас всех!

- Ты чего, девочка-подросток?! Ты хрен сорокалетний, сука! – ревела баба Нюра. – Слез быстро или я сама тебя сниму!

- Нет, нет, всё кончено, это конец мой пришёл! Прости, сынок! Я не стал тебе достойным отцом! Прости, Оля! И ты, Роза, прости! – торжественно воззвал к своей семье Николай. – Дом ваш! Всё ваше! Всё по праву ваше! Не имел я права никого выгонять, это всё ваше! Теперь я выгоняю сам себя, потому что я не заслужил жить с вами!

Из собравшейся толпы вдруг вылетела Таисия и бросилась к дереву.

- Сыноооок, прости дуру старую! – заревела она, падая на землю и обнимая ствол. – Не бери в голову, если я что не так сказала! Не надо, кормилец ты наш, благодетель, не покидай нас!

- Мама! – с той же интонацией откликнулся Николай. – Вы были правы! Я не человек, я дерьмо!

- Да я же это пошутила, сынок! – отчаянно завопила бабушка, вцепляясь в дерево так, что оно затряслось. – Я дура старая, мне в дурдом пора, не соображаю, что говорю! Спускайся!

Шане казалось, что она находится где-то далеко-далеко и видит всё это словно со стороны. Со стороны слышит свои отчаянные мольбы:

- Остановитесь, слезайте, Николай Иваныч, слезайте сейчас же!

Всё это казалось каким-то ненастоящим. Нереальным. Как будто фильм смотришь. И вместе с тем безумно страшным. Настолько ужасным, что так и тянуло истерически, с визгом расхохотаться.

- Да снимайте его, снимайте хрена старого! – трубила баба Нюра. – Совсем охуел, прыгать он собрался!