Выйдя из подъезда, они направились к остановке, но вспомнив, что трамвай пока не ходит, повернули к соседней подворотне. Так, проходными дворами, они вышли к серому тоскливому зданию школы. Первым уроком был немецкий. Когда они виновато вошли в кабинет, Жакет - старый высохший преподаватель, даже не взглянул в их сторону. В классе, как всегда был душный полумрак. Окна на две трети были заложены кирпичом, и серое Ленинградское утро с трудом протискивалось в оставленную щель, освещая лишь растрескавшийся потолок, да часть противоположной стены.
Сев на свое место, Лера глянула на соседей справа. Там сидели близнецы Терехины, и у одного из них, кажется - Данилы, под глазом красовался здоровенный синяк.
- Чего уставилась? - пробурчал он, зыркнув исподлобья.
Не ответив, Лера достала из сумки учебник с тетрадью, и просто отвернулась.
"Вчера Данила попытался отнять паек у малька из начального класса, вот ребята его и наказали".
А между тем, Жакет, выписывал на доске какую-то сложную речевую конструкцию. Лере было всегда больно смотреть на этого старичка. Один из сильно измененных, перекошенное туловище, вместо левой руки жалкий обрубок, голый бугристый череп. Он всю свою жизнь проработал в школе. Здесь, правда, никто не обращал на такие особенности внимание, поскольку измененных было большинство. К примеру, в их классе, ребят с нормальной внешностью было всего двое. Да и те, выглядели, прямо скажем - не очень. Девочек изменения касались реже, но и им тоже приходилось не сладко. Прямо перед ней сидела, сильно ссутулившись, Катя Криворучко. Этой бедняжке с рождения приходилось передвигаться на одной ноге, к тому же, вся левая сторона ее, частично была парализована. Рядом с ней возвышался - Большой Алик. Тяжелый даже на вид, громила с руками до земли, с торсом взрослого мужчины и головой ребенка. Несмотря на свой грозный вид, добряк и тихоня. И такие встречались здесь на каждом шагу. Но самое интересное, что обычные школьные прозвища, доставались лишь им, тем, кого природа пощадила, и кого на первый взгляд трудно было отличить от картинки в учебнике биологии. К примеру, Веронику все звали - Шваброй, ее саму как-то странно - Веснянка, а вот остальные, обращались друг к другу строго по именам. И с самого первого класса она знала, здесь не принято говорить о внешности.
К доске вышел Димка Райнер, и затараторил шепеляво:
- In meiner Stadt, viele schöne Straen, Parks und Platze...
Отец его инженер, переехавший в Россию еще до войны, был родом с восточной Пруссии, так что, Димка владел языком не хуже коренного немца. Жакет, довольно щурясь, оглядывал класс, словно говоря: - "Видали! Это мой лучший ученик! Вот с кого нужно пример брать!"
Лера была готова к уроку, но вот странно, в голове вертелись необычные мысли. Ей почему-то грезилось, что сегодня последний день в школе, что завтра, наконец, долгожданные каникулы. И они с бабушкой, снова уедут на все лето в деревню к тете Жене. И таким это ощущение было реальным, таким ярким, что она даже улыбнулась. Неожиданно, соседка по парте, вечно бледная от голода - Лидочка Матвеева, зашептала ей в ухо:
- Сегодня Надежду Ильиничну хоронят. Пойдешь?
- Как? - недоверчиво глянула Лера, - Как хоронят?
- Так это... Вчера их дом прямым попаданием... в общем, всех и ...
Класс неожиданно стал расплываться, из глаз девочки хлынули слезы. Надежда Ильинична была их первой учительницей. Добрая, улыбчивая, в этом совсем еще чужом городе, она заменила ей мать. Когда Лера пришла с бабушкой в первый класс, эта женщина, узнав, что малышка растет без родителей, взяла ее под свое крыло. Лера помнила, как она шила ей платья, как приносила обеды, как помогала с уроками. И теперь, она, и трое ее замечательных ребятишек погибли в страшном пламени. Лера вспомнила вчерашний трамвай, и ей стало совсем дурно.
Жакет, увидев слезы на лице своей ученицы, прервал тараторившего Димку и подойдя ковыляющей походкой больного кузнечика, наклонился над Лерой:
- Что случилось, Ларина?
- Надежда Ильинична... - только смогла произнести она. Горло перехватило и не удержавшись, Лера зарыдала в голос.
На перемене их с Вероникой окружила целая толпа. Ее говорливая подружка трагическим голосом вещала собравшимся, как на их остановке разнесло в клочья переполненный трамвай. Девочку расспрашивали, теребили со всех сторон, выпытывали подробности, пока неожиданно в коридоре не появилась Валентина Филипповна. Она, ухватив Леру за руку, потащила куда-то в угол, и там, глядя испуганными рыбьими глазами, спросила:
- Ларина, что ты натворила? Почему тобой интересуется имперская служба безопасности?
Услышав вопрос, Лера ощутила, как все внутри покрывается инеем.
- Какая служба? Я ничего не знаю. - Забормотала она, искусно изображая недоумение.
- Ну, смотри! Если выяснится что-то нехорошее, не видать тебе школы как своих ушей!
Валентина Филипповна была известна своей строгостью, и в школе ее побаивались даже учителя мужчины, поэтому, Лера здорово перетрусила. А директриса тем временем заявила:
- Так, сегодня останешься после уроков, и мы с тобой серьезно поговорим. А завтра, с бабушкой ко мне в кабинет. Поняла?
Лера затравленно кивнула, и все больше шалея от свалившейся новости, кинулась в класс за портфелем.
Она сбежала с уроков, и поминутно оглядываясь, скользя на обледенелых мостовых, помчалась домой. Одним махом взлетела, как когда-то до войны, на пятый этаж, открыла дверь, и услышала знакомое мурлыканье.
- Бабушка! Бабушка! - Влетев на кухню испуганным щенком, прижалась она к самому родному человеку на свете.
- Что стряслось? Милая! Почему ты не в школе? - растерянно забормотала маленькая худая женщина с изможденным лицом, прижимая к себе дрожащую внучку.
- Бабушка, нас... нашли! Что делать? Нас... нашли! - не успев отдышаться, глотая слова, заторопилась Лера. - Сегодня... Филипповна расспрашивала..., чего это я... такого натворила! Мною ... имперская полиция интересуется! Я... так испугалась! А если... они уже едут за нами?
- Постой! Не трындычи! Какая Филипповна? Директор ваш? Ну, и чего она хотела?
- Так я же говорю, приказала завтра... к ней в кабинет! И сегодня тоже хотела... после уроков! Что нам делать?
- Так, без истерик! Давай раздевайся, попьем чаю, заодно и расскажешь все поподробнее!
Почувствовав уверенность в бабушкином голосе, Лера слегка успокоилась.
- Ты знаешь, что произошло...? -И она выложила все накопившиеся новости.
Сжимая в ладонях горячую чашку, грея озябшие пальцы, Ольга Владимировна Семенова, а ныне - Ларина Иветта Алексеевна, глядела на сидящее напротив единственное родное существо в этом мире. От холода болела обожженная рука, (последствие тушения зажигательной бомбы). Ныли суставы, желудок привычно сводила голодная судорога, а голова была легкой и пустой. Ночь опять прошла в беспокойных думах. Вчера по пути на станцию, за ней снова увязались эти двое. И сейчас, глядя в милые Вовкины глаза, она устало размышляла.
Владимир, ее единственный сын, всю жизнь вынужден был скрываться. Переезжать из города в город, из губернии в губернию, чтобы не попасться в руки имперской службе. И только после рождения Олечки, они перебрались к ней в Москву. В столице было проще. Огромный город, миллионы жителей, сотни однофамильцев. Владимир устроился в одну из дорожно-строительных организаций, и почти три года умело скрывался под видом обычного инженера. Но той страшной осенью, их все же, вычислили.
На одном из семейных советов, задолго до того, было решено: если такое случится, а судя по последним событиям, императорская служба зря хлеб не ела, ей нужно будет укрыть маленькую Олечку, а сам Владимир с Еленой, попытаются сработать на отвлечение. Но все произошло совсем не так, как они рассчитывали. Сын с невесткой возвращались домой, когда их старенький москвич, протаранил вышедший на встречную огромный контейнеровоз. От маленькой легковушки не осталось практически ничего. И тогда, поняв, что время пришло, она схватила четырехлетнюю малышку, и вскрыв тайник, сбежала в соседний город. Но долго находиться там было опасно, поэтому, поразмыслив, она решила переехать в Ленинград. С тех пор, почти десять лет, им удавалось оставаться в тени. Город принял их хорошо. Она легко решила все основные вопросы, и даже вне очереди выбила маленькую квартирку. Оля благополучно пошла в школу, а она устроилась на фабрику наладчицей, где проработала до первых дней войны. И теперь, их спокойной жизни пришел конец. Впрочем, какое может быть спокойствие, когда на голову сыпятся бомбы, когда от голода гибнут люди, и с каждым днем, все ближе линия фронта.
