Марек немного поколебался: "Шеф завтра спросит, где снимки двух секторов, успеть бы с остальным управиться". Но все же любопытство взяло верх. Он довернул фокус точно на яркий блин спутника, переключил светофильтр, и озадаченно замер. Среди кратеров и ущелий творилось нечто неописуемое. Луна сияла разноцветными огнями, словно витрина супермаркета. То и дело там вспыхивали яркие молнии, мелькали какие-то округлые тени, а когда на дне одного из кратеров засветился зеленый круг, и в поверхности спутника появилась гигантская темная дыра, парень не выдержал. Вскочив на ноги, едва не опрокинув тяжелое кресло, он заметался по обсерватории. Бросился к ящику с пластинами, дрожащими пальцами принялся заряжать кассету, затем, спохватившись швырнул ее на стол, и налетая на мебель кинулся к телефону.
***
Обер-лейтенант Краузе, сидя под большим деревом у догорающего костра писал письмо любимой жене. Красноватые отблески мерцали на мужественном лице, вспыхивали на золоченых пуговицах. Нижняя губа прикушена, рука быстро и уверенно выводит ровные строчки. Тишина, только где-то рядом слышны приглушенные голоса, позвякивают ложками солдаты, да чуть слышно поет сверчок.
Наконец, письмо было закончено, небольшой узкий конверт заклеен и аккуратно уложен поближе к сердцу, во внутренний карман кителя. В их бригаде это была негласная традиция. Завтра вечером, если выживет, он отправит его супруге. Костер совсем прогорел, лишь редкие угольки, будто отражая звезды, вспыхивали кроваво-красным светом. Он встал, потянулся, и направился к замершей невдалеке темной громадине. Командирский танк, угловатый, приземистый, нацелив на русские окопы ствол тяжелого орудия, ждал. Его Леопард прошел больше двух тысяч километров, и за все время не получил ни одного серьезного повреждения. Завтра, точнее уже сегодня утром, им предстоит очередное испытание. Русские окопались здесь основательно, но его железный друг пока вне конкуренции. Он похлопал по холодной, влажно поблескивающей в лунном свете броне, и задумчиво уставился в черное южное небо. "Если бы не эта проклятая война! Мы с Матильдой, наверное, плыли бы сейчас на круизном лайнере куда-нибудь на юг! Чем так не угодили Фридриху эти русские?" За последний год, он убедился: вся пропаганда рейхсканцлера не стоит и ржавой монеты. Здесь, в этой холодной стране, обитали совершенно обычные люди. И теперь, чем дальше, тем сильнее он осознавал бессмысленность этой бойни. Среди младшего состава, чуть не каждый вечер, затевались разговоры о русских девушках, которые легко дадут фору немецким фройлен. Как было не согласиться? За все время военного похода он видел таких красавиц..., в общем, что тут говорить? Им откровенно лгали. Эти русские никакие не варвары. И за что он должен их убивать? Непонятно. "Что мы делаем на этой чужой земле? Будь моя воля, сейчас же приказал бы своим парням возвращаться домой, к матерям, к женам".
Над головой висела полная луна. Сегодня она выглядела необычно. Казалось там, среди ущелий сверкают непонятные вспышки. Обер-лейтенант несколько раз сморгнул, принимая все за усталость зрения, но это не помогло. Он долго вглядывался в яркий диск, наконец, когда шея затекла, а на глаза навернулись слезы, махнул рукой на странные огни, и отправился в свою палатку. Совсем скоро здесь будет настоящая мясорубка. Нужно поспать хоть пару часов.
***
- Все, хлопцы, перекур! - Сержант Алехин, в изнеможении прислонился к штабелю снарядных ящиков, отер пот со лба, затем едва переставляя ноги, отошел в сторону, и кряхтя по-стариковски уселся в траву рядом с взопревшими бойцами. За сегодня, это был четвертый грузовик. Гимнастерка прилипла к спине, кололо в боку, скрипел на зубах вездесущий песок. Сержант достал кисет, попытался свернуть цигарку, но руки так дрожали, что он, ругнувшись вполголоса, запихнул его обратно в карман. Ночной ветерок обдувал мокрое лицо. Страшно хотелось пить. Его бойцы, раскинув руки, дыша, как загнанные лошади, валялись в пыльной траве. Сил на привычные шуточки не было, лишь чей-то голос бормотал неразборчиво: - Забери меня мама, забери на рассвете. В мое милое детство, навсегда забери...
"Да, - размышлял сержант, - Мало кто из этих тощих, измученных голодом парней, доживет до завтрашнего вечера". Судя по всему, с рассветом немец начнет штурм. Скопившиеся за ближайшим леском танки раскатают их батарею за полчаса. Он отлично знал, как это бывает. Их полк отступал, уже давно, с самой осени, и Алехин, тогда еще простой боец, своими глазами впервые увидел, как тяжелые монстры с легкостью преодолевают противотанковые заграждения, врываются на позиции, крушат бетонные дзоты. Как из-за прямого попадания в соседнее орудие, кровавыми ошметками разлетаются вчерашние друзья. Как встает дыбом земля, опрокидывая многотонное орудие, будто игрушечное. Как умирают на твоих руках те, кто еще утром делил с тобой краюху черного хлеба. Наверное, именно от того, Алехин, уходивший на фронт двадцатилетним весельчаком с густой черной шевелюрой, походил сейчас на пятидесятилетнего Саныча из тылового обоза. Такой же обветренный, с таким же суровым взглядом карих глаз, и совершенно белой головой.
Он кряхтя поднялся. Прохладный воздух резанул забитые махорочным угаром легкие, закружилась голова, острыми молоточками простучало в затылке. Шатаясь, будто после кружки отвратного спирта, коим их подчивали перед боем, сержант побрел к землянке. Их орудие располагалось на ближайшем холме. Позиция была оборудована по всем правилам, однако был один серьезный недостаток. Подъехать ближе, чем на тридцать метров, грузовик не мог. Холм с тылу защищали рвы и буераки. Так что, его парням предстояло еще перенести все эти ящики наверх.
Он спустился в сырую землянку, на ощупь отыскал звякнувшее ведро, и поплелся к журчавшему невдалеке ручью. Посылать салаг из пополнения, прибывших из голодных северных городов, не стоило. Бедняги и без того на ногах не держались. Прошел по узенькой тропке, присел, осторожно, стараясь не поднимать со дна муть, зачерпнул, напился. Вода была ледяная. Перехватило дух, свело скулы, но вместо облегчения бросило в жар. На лбу выступила испарина, по спине снова заструились холодные ручейки. Сержант поставил ведро у ног, и вздохнул полной грудью. Вокруг было тихо, только перекликались между собой сверчки, да где-то в камышах попискивала пичуга. Ему вдруг стало так хорошо и привольно, что громыхающая, который месяц война, показалась чьей-то глупой фантазией. В маленьком прудике, ниже ручья отражалась луна, серебристым облаком светился одинокий тополь. "Красота! - подумал он, - Такой ночью с девками по площади фланировать, а не ящиками хребты ломать. Эх! Где там сейчас моя Катюша? Наверное, давно спит".
Он отер рукавом пот со лба, наклонился за ведром, и тут, что-то в лунном отражении озадачило. Черная вода вспыхивала разноцветными искрами, окружая светящийся диск странным ореолом. - Ёш твою гильзу! Что за чудеса? - пробормотал сержант, запрокинув голову. На небе творилось нечто странное. Ничего подобного он раньше не видел. "Интересно, чтобы это могло значить?
***
А утром, когда из-за пригорка показались черные приземистые тени немецких танков, на небе, взошло сразу четыре солнца. Одно, обжигающее и горячее, выползало откуда-то слева, а другие три, ярко-оранжевые сияющие странным светом, повисли прямо над огромным лугом. Именно здесь через несколько минут начнется кровавая бойня.
Если кто и обратил на это внимание, думать, а тем более обсуждать увиденное, времени не было. Прозвучала команда "к бою!", первые снаряды вошли в стальную утробу, сыто лязгнули затворы, и два десятка тяжелых орудий страшным грохотом разорвали утреннюю тишину. В ответ, с той стороны прилетело несколько пристрелочных. Опытный немец сразу вычислил русские позиции.
