Однажды к Черным вратам подъехал Раб Кольца: Какой-то ворох тряпок на коне. Хочу на дачу это пугало, Пускай ворон пугает мне. Какой покрой! Какая ткань! Давай отловим эту дрянь! Саурон сказал, что это назгул. Причем такой, который за счет своей силы воли, сохранил разумность. Я удивлен тому что лошадь еще от страха не издохла. Нормальные звери боятся назгулов. Я пригляделся к черному коню. Да это же К’яард! Это прекрасное, хоть и пугающее животное часто называют “родственником змеи”, и очевидно неспроста — по крайней мере многие черты этих существ принадлежат явно не лошадиной породе. По сложению к’яард равен средней или высокой лошади, его черты изящны, но сильны. Черная масть, алые или зеленые светящиеся глаза, а порой и клыки. По преданиям моего мира — К’яард это сын Фасфера. Фасфер это демонический конь, который стал жертвой человеческой жестокости. Его поймали и сковали в цепи, очень сильно затянули и завязали узду чтобы заржавленный трензель раздирал рот. Воткнули в спину цепь так чтобы она выходила из живота. После всех перенеснных мучений он озлобился на людей. И убивает каждого кто встретится на его пути. Нифига себе лошадка у назгула. Я решил больше узнать о всаднике этого коня. Как оказалось: этот человек и при жизни не был обделен талантом в колдовстве, но после получения кольца, стал и вовсе сильнейшим. Сам зовется Хэлкаром, или Королем-Чародеем Ангмара... Железная корона. Север дрожал от его гнева, этому безымянному типу, удалось при жизни объединить под своим знаменем дикарей и состряпать из них грозное войско. Ангмар. Знамя белого меча. А сейчас — безвольный раб Гортхаура и Король-назгул. И мне приказано это вооружить... Назгулы имеют тело, но привыкнув под воздействием колец, скрываться от людских глаз и частично перемещаться в мир духов, они забыли как воплощаться вновь, да и имена им больше ни к чему — личности-то нет, — вот и забыли. Видеть их может только носящий Единое, даже для меня эти духи невидимы, что считалось невозможным. Их воля — это Воля Саурона и лишь Король-чародей сумел частично, путем ненависти и уважения остаться при своем мнении. Правда от рабства это не спасло. Вообще-то, броня назгулам не очень-то и нужна — призраки все-же, но нуменорцы и эльфы Запада умеют создавать весьма грозные мечи, способные призраков и убить. Да и презентабельный вид никто не отменял. Обычно, эльфийская магия вредит темным существам, но из-за части моих сил в кольцах, мой Свет в чарах назгулам безвреден, что несколько удручает... Трудно составить мерки по невидимому существу, но я справился. Не эльфийское серебро конечно, но какую-то пародию на его темный аналог, из местного “говна и палок”, мне создать удалось. Броня действительно могла связываться с силой кольца и становиться невидимой. Ну и естесственно, шлем с шипами, больше напоминыющий железную маску, оправдывающий название “Железная Корона”. Ангмарец мне благодарно что-то провизжал. Я не упоминал, что они толком не разговаривают? Даже Хэлкар, и тот шипит, хрипит, да визжит постоянно. Визг назгула — это настоящее психологическое оружие. Лишь немногим не дотягивающее до смертельно опасного крика мандрагоры или банши. Кроме самого факта чрезвычайной громкости, есть и эффект леденящего душу ужаса. По мне назгул — это помесь фанатично-преданного Пожирателя Смерти и голодного дементора, который еще и визжать умеет. А, нет. Хэлкар разговаривает. Это просто звуки из призрачного мира до живого с трудом доходят и приходится прилагать усилия, что бы быть услышанным. Друг с другом и Сауроном, они общаются мысленно — за счет связи колец и силы самого Гортхаура. Вот и поговорить повода нет, разве что приказы войскам отдавать, а на культурный диалог с живыми, рассчитывать не приходится. Вот Хэлкар и стал со мной разговаривать. Кто я, что я здесь делаю и так далее. Потом поведал мне свою историю и сказал, что терпеть не может Западных нуменорцев, от того и проще согласился служить Саурону, и лишь потом взял кольцо. Правда он не ожидал, что станет безвольным призраком и собственноручно будет вести свой народ на смерть. Мда. Еще Хэлкар попросил сделать ему меч из черной стали с огненной зачаровкой. Я и сделал — простой полуторник с вязью рун на гарде. Назгул тоже чего-то своего добавил и не стал говорить мне названия оружия. Просто меч Короля-чародея.
Когда он отбыл, я пошел к местной харчевне “Черных нуменорцев”. Ну не мог я безвылазно сидеть в башне, аки Рапунцель. Мне для собственного здравомыслия требуется живое общение. И пусть я довольно часто, навещаю во “снах” Ост-ин-Эдхиль, я хочу и простого разговора. Люди Востока с радостью приветствовали меня и стали распрашивать кто на сей раз к нам пожаловал. На мой ответ на вопрос, что это Назгул — они испуганно вздрогнули. Пришлось поведать им историю Хэлкара, а то единственный адекватный призрак, а его боятся до потери сознания.
Имя мне — Хэлкар, Назгул-король,
Гнев Саурона, Меч Саурона;
Имя мне — ненависть, имя мне — боль,
Память мне стала железной короной.
Проклят народом и королем,
Предано имя навеки забвенью...
Я — чернокнижник древних времен,
Ужас и смерть несущий в сраженьи.
Темная кровь на черных ступенях.
“...Инакомыслящий — значит враг!
Если не хочешь встать на колени,
Будешь убит — и да будет так!”
Память — как корни сгоревшей травы,
Станут от крови красными реки.
“Ангмар не хочет склонить головы
— Будь же он проклят — да сгинет навеки!”
...Мне никогда не забыть ни о чем:
В храме погасло древнее пламя,
Черное знамя со светлым мечом
Пало и втоптано в грязь сапогами;
Мертвые струны не зазвенят
— Лишь над пожарищем каркает ворон... — Что ж вы стоите? Убейте меня.
Или — боитесь, псы Нуменора?
— Назгул! — и страх по рядам, как ветер. — Я ведь один — так что же вы встали?
Верно, я — Назгул, и все же — смертен:
Ваши мечи же — из заклятой стали!
Сдвинуться с места никто не посмел:
Горькие мысли хлещут, как плети,
Ранят больнее мечей и стрел...
— Мой властелин! Я молю о смерти.
Знаю, ты скажешь — не вышел срок.
Память — каленым железом — не стынет;
Я не прощу — пускай я жесток,
Ненависть — имя мое отныне.
Мордорский воин, несущий Смерть,
Гнев Саурона, Меч Саурона,
Всадник-Отчаянье — имя мне месть.
Память мне стала железной короной.
Харчевня затихла, осмысливая сказанное, я же — сел за столик и попросил себе вина, да тарелку картошки. Лица этих людей я помню, правда Всадник уже не молод, зато является искусным бойцом-кавалеристом. Его сабли рубят головы врагам, стоит ему пронестись верхом на коне между противниками. Эх, скоро его не станет. Эльфы поэтому и не дружат со смертными, не понимаю: как с их хрупкой душевной организацией, Западные эльфы могут тесно общаться с людьми? Они же умирают постоянно, а ведь их считают близкими друзьями и успевают привязаться. Благо у синдаров с сильванами, да и моими нолдорами, контактов с людьми нет и мы процветаем, даже не смотря на кипиш устроенный Гортхауром. Дни бегства или Черные годы — так назвали это время. Эльфы бегут, бегут от страха в Митлонд — Серые Гавани под крылышко Гил-Галада, а оттуда уже и кораблями на Валинор. Еще немного и Эльфийский Союз распадется, ничего толком не сумев сделать, — не их же атакуют, а людей по ближайшим окрестностям (хотя нет, с эльфами стычки были, но мелкие). Даже Нуменор не трогаем, нам в их водах, тем более рядом с Валар — делать нечего, так — по немногу от посещаемых ими берегов Средиземья отщипываем. Все равно их поселений тут нет, одни только полудикие люди. Только чую я, Саурон скоро все-таки нарвется, если не на эльфов, то на нуменорцев. И что тогда?
====== Глава 15. Узрите же гнев Божий, жалкие смертные! (Падение Нуменора) ======
Накаркал, блин. Нуменорцы приплыли к Восточным берегам близ Мордора... Началось все в мирные дни на Нуменоре, дни правления Тар-Кирьятана Корабела, и сына его Тар-Атанамира; оба оказались людьми гордыми и алчными, и вместо того, чтобы безвозмездно помогать жителям Средиземья как прочие, желали поскорее обложить их данью. Именно с Тар-Атанамира все и началось: то был тринадцатый король, и при нем королевство Нуменора достигло своего наибольшего могущества за последние тысячелетия, придя к расцвету своего благосостояния, если не сил. Атанамир отказывался умирать до тех пор, пока не стал совсем беспомощным и не впал в маразм; и корону сыну во цвете зрелости не передал, как это было принято. Ведь правители Нуменора, чьи жизни были достаточно долгими, королевскую власть передавали своим сыновьям по достижении ими полной зрелости тела и духа. И только когда Атанамир помер, королем стал его сын Тар-Анкалимон, смотревший на мир примерно так же, как отец; во времена его правления народ Нуменора оказался расколот на два лагеря. Большая часть нуменорцев называла себя людьми короля, и в своей гордыне они отреклись от Эльдар и Валар. Другая и меньшая часть называлась Элендили — друзьями эльфов (кому конкретно они друзья?), ибо несмотря на то, что они оставались преданными королю и дому Эльроса, они желали сохранить и дружбу с Эльдар, и прислушивались к словам Валар — Повелителей Запада. Но даже они, сами себя называвшие Верными, не сумели полностью избежать дурного влияния, вследствие чего мысли о смерти серьезно беспокоили и угнетали их. Так благоденствие Западной Страны оказалось под угрозой, хотя могущество и великолепие ее продолжали возрастать. Нуменорцы и их короли по-прежнему сохраняли свою мудрость, и если даже они не любили Валар, то, по крайней мере, остерегались. Но страх перед смертью становился все плотней и материальнее, и нуменорцы старались откладывать ее до последнего. Именно в те времена начали строиться пышные усыпальницы, а ученые стали искать средство возвращения усопших к жизни, или хотя бы продления ее. Единственным результатом, однако, стало открытие способа сохранить тело мертвеца нетленным, и нуменорцы вскоре наполнили землю молчаливыми склепами, во тьме которых был заключен их навязчивый страх смерти. Я думаю, они скоро и до некромантии додумаются. Неудивительно, что смертные, так быстро стали слугами Саурона, эти кольца дают своего рода бессмертие, “Главное условие бессмертия — Смерть”, ха-ха. Бедный Хэлкар —единственный не жаждущий бессмертия человек... был. Ну, Моргомир и Кхамул, тоже ничего оказались. Когда девятнадцатый по счету король, принял скипетр своих отцов, он сошел с трона и поименовал себя Адунахор, Повелитель Запада, не пожелав брать себе имя на любом из эльфийских языков и запретив своему народу пользоваться ими в его присутствии. Тем не менее, в Списке Королей он был записан на высшем эльфийском, как Херунумен, поскольку так велела давняя традиция, нарушить которую короли не осмелились в страхе перед возмездием. Однако худшее было еще впереди. Ибо Ар-Гимильзор, двадцать второй король Нуменора, оказался ярым противником Элендили — друзей эльфов. В дни его правления Белое Древо лишилось должной заботы и начало потихоньку увядать; к тому же, король окончательно запретил пользоваться эльфийскими языками и сурово наказывал тех, кто выходил встречать корабли из Валинорской гавани, что по-прежнему тайно причаливали к западным берегам Нуменора. Основное поселение Верных вскоре оказалось у гавани Роменна; отсюда они продолжали плавать к северу Средиземья и общаться с обитавшими там Эльдар, подданными Гил-галада. Королям Нуменора было об этом известно, но чинить препятствий они не стали, поскольку им было только на руку, если Элендили покинут их земли и решат не возвращаться обратно. Командир Фаразон оказался человеком еще более беспокойным и жадным до власти и богатства. Он часто покидал Нуменор, сражаясь во главе армий нуменорцев на берегах Средиземья в попытках расширить их владычество над тамошними людьми, за это Ангмар его люто возненавидел; и Фаразон снискал славу бравого предводителя как на море, так и на суше. Так и вышло, что по возвращении в Нуменор он узнал о смерти своего отца и обрел сочувствие и поддержку людей; немалую роль в этом сыграло и то, что он привез с собой много награбленного в Средиземье добра, которое до поры до времени раздавал налево и направо. Последний наследный король к тому времени совсем зачах от тоски и вскоре умер. Сыновей у него не было, только дочь; именно к ней по законам нуменорцев должен был перейти скипетр. Однако Фаразон насильно взял ее в жены, совершив тем самым двойное зло, ибо по законам нуменорцев браки разрешались лишь при родстве не ближе троюродного. А когда они поженились, он отобрал у Мириэль скипетр и провозгласил себя королем, став называться Ар-Фаразоном. Ар-Фаразон Золотой стал самым могущественным и амбициозным изо всех королей, державших Скипетр Морских Повелителей со времен основания Нуменора, а правили им уже двадцать три короля и королевы, ныне покоившихся у подножья Менельтармы на своих золотых ложах. И видимо, однажды, сидя на своем резном троне в граде Арменелос, во всем блеске и великолепии, он мрачно задумался о войне, ибо в Средиземье он узнал о могуществе власти Саурона и его ненависти к Западной Стране. Нуменорцев Саурон люто ненавидел за деяния их предков и древний союз с эльфами и Валар. Теперь же, прознав о том, что Нуменор находится в зените своего могущества и благосостояния, Саурон возненавидел их еще больше. К тому же, он опасался того, что нуменорцы вторгнутся в его земли и лишат его владычества над Востоком. У меня эти люди, тоже не вызывали восторга, неблагодарные жадные твари.