Настроения нет? – докапывается он до меня и мне тут же хочется врезать ему по бошке.

Холодно. – заметила я. – Погода плохая.

Хочешь поговорить о погоде? – неожиданно раздался уж больно хриплый голос, от которого мое сердце наверняка сковалось в камень и со всего размаху шлепнулось в пятки.

Я мгновенно развернулась, стараясь поглотить возникшее внутри меня волнение. Но у меня ничего не выходит.

А все просто потому, что это Зейн.

Оу, ты бледная. – замечает парень и оглядывается. Кажется, он заметил Эмили сзади.

Волна разочарования накатила на меня. Да, у меня настолько поехала крыша, что я стремлюсь найти любую мелочь Гарри хоть в ком-то, кто окружает меня.

Но все безуспешно.

Ты нормально себя чувствуешь? – спрашивает меня Найл, буквально разворачивая меня к себе.

Черт, каждый делает вид, что его это действительно заботит. Но не у каждого это получается.

Ни у кого не получается.

Вполне! – радостно отзываюсь я и протягиваю большой палец навстречу блондину.

Тот подхватывает мое настроение и тут же показывает мне два больших пальца, забавно подмигивая мне.

Вру безошибочно.

Хотя глаза у меня прикрыты, я все равно вижу, как меняется лицо Найла. Он все равно мне не верит, хоть и старается поддержать настроение.

Но не верит.

И все правильно делает.

О, Рикка. Прелестно выглядишь. – натянуто улыбается подошедшая к Зейну Эмили, дотрагиваясь ледяными пальцами до моего плеча.

Ее волосы по-прежнему бесконечно прямые и бесконечно длинные. Я хочу потрогать их, но прячу свои руки сзади, перебирая пальцы между друг другом.

И ты. – коротко отвечаю я, разворачиваясь в другую сторону.

Она напряжена. – раздается сзади шепот, который я отчетливо слышу. – Это из – за Гарри, да?

Я застываю на месте, пытаясь сообразить, как же теперь выкручиваться. Наконец, я просто громко выдыхаю, делая вид, что ничего не происходит, и вновь иду вперед рядом с Найлом, который уже что-то начинает мурлыкать себе под нос.

Стараюсь поймать его беззаботное настроение.

Не выходит.

Просто удивительно, насколько сильно нужно привыкнуть к человеку, чтобы скучать по нему спустя несколько часов после его отъезда.

Третья мировая прошла бы легче, чем то, что ощущает сейчас мое окамевшее сердце.

Я ввалилась в свою комнату и со всего маху рухнула лицом в подушку, зарываясь в ней настолько сильно, что воздух кислороду категорически перекрылся.

Как же я устала.

Я веду себя как полнейшая идиотка. Был бы здесь Стайлс, именно так бы он меня и охарактеризовал. Прошло, черт возьми, несколько часов. Я не видела его несколько часов. Но эта чертова привязанность, будь она трижды проклята... она уже сидит поперек горла.

Как же я устала.

Закрыв глаза, представляю себе, что вот он появляется. Никуда не уезжает, остается здесь. Подкалывает тысячу раз, а потом садится рядом, обнимает меня, щелкает по носу, как маленький ребенок. Смеется из-за того, что я ругаюсь на него, прижимает палец к моим губам. Ощущать его прикосновения по моей шее легко, чувствовать жар его тела еще легче, слышать его голос – нет ничего проще. Все чувствуешь и ощущаешь.

Все как всегда…

Достаточно лишь закрыть глаза.

POV Гарри.

«Жизнь, она состоит из встреч и расставаний. Каждый день люди приходят в твою жизнь, ты говоришь им «доброе утро», потом говоришь «добрый вечер», некоторые остаются на несколько минут, некоторые — на несколько месяцев, некоторые — на год, другие — навсегда. Кто бы это ни был, вы встречаетесь, а затем расстаетесь.»

Мне жарко. Холодно, снова жарко. Снова холодно. И снова невыносимо жарко.

Я расстегиваю верхние пуговки на рубашке и вновь уставился в свою тарелку, ковыряясь в ней вилкой.

Ты точно не заболел?

Да мам! – возмущаюсь я, резко отшвыривая от себя тарелку в сторону.

Джемма испуганно смотрит на меня, перебирая в руках смятую газету.

Я стараюсь улыбнуться. Спокойно улыбнуться, не вызывая подозрений. Ничего не выходит, блять. Мама смотрит на меня исподлобья, помешивая какую-то массу в глубокой миске, сестра приподнимает брови, но молчит. Даже кошка, которая играла с какой-то пушистой херней, останавливается и в упор смотрит на меня.

Я становлюсь Пизанской башней.

Каждая живая душа и неживая тоже смотрит на меня во всех глаза.

Кажется, сахара не хватает. – хмурюсь я и потягиваюсь за сахарницей, делая вид, что все нормально. – Чуть-чуть не хватает.

Зачем ты сахаришь картошку, Гарри? – тихо спрашивает Джемма, хлопая ресницами.

Я смотрю как полный придурок в свою тарелку с картошкой, на которой уже красуется огромная горка сахара.

Эм… - закусив губу, я принялся размазывать сахар по тарелке, усиленно размешивая все это в одну массу. – Я слышал, что это полезно.

Сахарная картошка с мясом? – переспрашивает Джемма. – Полезно? Правда что ли?

Я сжал губы, не понимая, что я вообще только что снес.

Из моего носа мгновенно забирают тарелку и отшвыривают ее в мусорку. Раз – была тарелка, два – ее нет.

Мам, ну зачем. – развязно спрашиваю я и облокачиваюсь о стул, запрокидывая голову назад.

Она трещит и раскалывается по швам.

Гарри, что происходит? – спокойно спрашивает она, усаживаясь рядом на стул. – Почему ты приехал посреди дня?

Уже сдал все зачеты. – спокойно вру я, даже не моргнув глазом. – Почему бы и не отсидеться дома неделю?

А где же Луи, Зейн? – вновь спрашивает она у меня. – Почему они там?

Потому что они придурки.

Вполне неплохой ответ на провокационный вопрос. Мама щурится, недовольная моим ответом.

Я мысленно извиняюсь за весь цирк, что я здесь успел вытворить, встаю из-за стола и ухожу к черту в свою комнату.

Свалившись на кровать, я зарываюсь лицом в подушку, не в силах даже встать и врубить телек.

На что я надеялся? Что я все так и будет продолжаться долгое время? Нет, в это я не верил. Мы расстались, практически молча, не глядя друг на друга, грустные и потерянные, и даже не обмолвились ни словом о следующей встрече.

Нет, это было невыносимо.

Я чувствовал, что все это выше моих сил, что я запутался в мною же сплетенной паутине, что мне не сдвинуться с места и придется смириться.

Я уехал просто потому, что мы оба должны понять, чего нам действительно стоит это знакомство. Все провернулось слишком стремительно. Никто и подумать не мог, что все обернется тайной влюбленностью, которая через неделю перерастет в открытые отношения.

Это запрещено.

Моя репутация меняется, мне становится совершенно безразлично на нее.

Так нельзя.

Еще ни одна баба не заставляла меня делать такие выкрутасы, однако Дейвидсон сделала так, что мой мозг окончательно покинул меня.

Сука, да я забыл когда я в последний раз косяк в руках держал.

Упрячу за неделю свои чувства поглубже внутрь. Не буду их демонстрировать. Если потекут слёзы, пущу их по изнанке щёк. Если кровь — получится синяк. И если сердце начнет выпрыгивать из груди, никому не скажу. Мне это всё равно не помогает.

Блять.

Я встал с кровати и подошел к телефону. Тут же схватил его и набрал номер Хорана.

Что ты там делаешь? – мгновенно отвечает тот тихим голосом.

Думаю, как проще грохнуть себя. Повеситься, с моста спрыгнуть или сходить на тусу и обдолбаться в клочья?

Что ты несешь?

Я замолчал на мгновение, подойдя к окну. Густые сумерки надвигались на город, фиолетовым отливом украшая хмурое небо.

Где Дейвидсон? – в открытую спрашиваю я, ощущая, как холодная испарина выступает на пояснице.

Здесь. – спокойно отвечает Хоран, по-видимому, высовываясь в окно. Сильнейший ветер дует в динамик, становится неприятно.