В один момент я оказался за дверью и медленно принялся спускаться по ступенькам. Тусклый свет доносился из-под прикрытой двери в огромный зал.

Я с интересом приподнял бровь и осторожно заглянул в маленькую дверную щелку.

Джемма? - тихо позвал я сестру. – Какого хрена ты не спишь?

Сестра щелкала какие-то орешки и не отрываясь смотрела в экран телевизора, широко распахнув глаза от поглощающего интереса.

Тихо, Гарри. – прервала она меня. – Ты мешаешь.

Я громко цокнул от возмущения и покачал головой.

Ты время видела, черт возьми?!

Мне кажется, или ты должен быть в кровати уже битый час, Стайлс? – Джемма недовольно посмотрела на меня, нахмурившись. – Иди спать.

Ненавижу, когда она называет меня по фамилии, это означает лишь одно – она в не очень хорошем расположении духа.

А точнее, она просто в ужасном расположении.

В моей кровати, между прочим, спит наша гостья. – неловко оперевшись о дверной косяк промолвил я. – Я пришел в зал, чтобы лечь спать. А ты тут со своими гребаными передачами, да какой толк от эт…

Какой толк от того, что ты споришь со мной? – спросила та, переведя взгляд на плазму. – Я не уйду отсюда, пока не закончатся «Милые обманщицы». Все, Гарри, разговор окончен.

Милые кто? – с усмешкой переспросил я, покосившись на экран. – Они идут полночи, их же мать! Джемс, хватит прикалываться, давай просто пойдем спать.

Слушай, исчезни отсюда, пожалуйста. Очень тебя прошу. – прошипела сквозь зубы Джемма и, схватив рядом лежащую подушку, швырнула ее со всего размаху прямо в мою сторону.

Я успел выскользнуть из дверного проема, поэтому подушка приземлилась четко в дверь.

Четко.

Я четок.

От собственной ахуенности у меня внутри что-то защекотало, поэтому я быстро подмигнул своему отражению в зеркале, покривлялся, осматривая свой превосходный пресс, пока этого никто не видит, а затем спокойно поправил волосы и уверенно пошел в сторону ванной комнаты.

Когда я вышел из душа, мне стало настолько жарко, что я не посчитал нужным надевать на себя пижамные штаны. Просто обернул махровое полотенце на бедрах и выскользнул из этой парилки.

Практически на цыпочках я вошел на кухню и нараспашку открыл окно и выглянул в него, чуть не вывалившись оттуда. Вот же черт возьми, почти нашел себе приключение на задницу.

На часах было ровно 02:45, разгар ночи, а я не знаю куда мне сунуться просто потому, что кое-кто смотрит каких-то придурошных обманщиц, а кое-кто еще слишком гордый и отрывается наверху в моей комнате.

Ну а кто-то просто как идиот стоит посреди ночи и дышит в распахнутое окно.

Заебись ночка выдалась.

Заметив телефон на кухонном столике, я медленно взял его в руки и покрутил его пару раз в пальцах. Я знаю, что пара придурков сейчас также не спят, поэтому, не задумываясь, приложил телефон к уху, в ожидании ответа.

Ты не вовремя. – обрушился в трубке хриплый голос.

Че вы там делаете, ублюдки? – улыбнулся я, заманчиво закусив губу. – Только не говорите мне, что…

Я же сказал, что ты не вовремя, Стайлс.

Брось, Зейн, я знаю что вы еще даже не накурены. Так что вы…

Хочешь присоединиться к нам отрываться с классными цыпочками, Гарри? – усмешка в голосе, от которой у меня сердце рухнуло куда-то в пятки.

Гребаные придурки. – выругался я недовольным тоном и сплюнул в окно. – Почему вы не предупредили меня что будете отжигать с девочками? Какого хрена вы там вытворяете?

Потому что ты уехал со своей примерной девочкой, идиот. С каких это пор ты стал таким мягким? Взял и кинул старых друзей из-за какой-то соски.

Я заметно напрягся. Не знаю почему, но его слова отдались терпким эхом где-то в голове и повторялись там, как будто пластинку заело. Какой-то соски… какой-то соски… Почему я так взбесился?! Какой-то соски…

Но, Стайлс, тебя можно понять. – смягчился Малик.

Какой-то соски.

Какой-то соски…

Какое он имеет ебаное право так называть ее?

Ты переживаешь за нее. Ты стал мягким, у тебя так давно не было девушки…. Все это можно понять, Гарри.

Я тяжело задышал, опустив взгляд вниз. Я чувствовал проклятое раздражение, напряжение, неприязнь и еще к тому же непонятное возбуждение. Прекрасное настроение улетучилось в один момент. Мне захотелось въебать ему по яйцам, чтобы он навсегда заткнулся и ни слова больше не промолвил, особенно по поводу Дейвидсон.

Стайлс, что там происходит у тебя, почему ты так тяжело дышишь?

О, Зейн, заткнись, ради всего святого, что в тебе осталось. - отрывисто сказал я и резко захлопнул окно, не оставив ни единой щелки. – Полагаю, я могу приехать сейчас, и раз уж ты так хочешь приключений, то наверняка так же хочешь немного покричать.

Что? Не надо, Стайлс, не сегодня. – томно затрепетал Малик. – Сегодня только я буду заставлять всех немного «покричать».

У тебя есть еще пара секунд, чтобы извинится передо мной, за то что ты назвал Дейвидсон соской. – заявил самоуверенно я, туда-сюда расхаживая по кухне.

Зейн неловко засмеялся в трубку и тяжело выдохнул.

Почему я должен извиняться?

У тебя есть ровно две секунды, придурок, иначе я без лишних слов приезжаю и банально отпинываю тебя под то самое место. – прорычал я жарким тоном и резко уселся на стул, принимаясь кусать свои ногти. – Я внимательно тебя слушаю.

Малик заметно замололся и принялся что-то втирать за пределами нашего разговора. Послышался громкий смех и звон разбитой бутылки, громкая музыка и по-прежнему просто дикий женский смех.

Блять, ты со мной вообще или нет?!

Да, да, Стайлс. Я тут. – запыхаясь ответил тот, поглощая в себе смешки. – Ну прости, я погорячился. Правда, слишком громко было сказано. Прости.

Скажешь так еще хоть один ебаный раз, останешься без члена.- прошипел я в трубку, вставая со стула. – Молись небесам, уебок, на твой член у меня еще есть небольшие планы, поэтому на сей раз я тебя прощаю.

Ты все-таки любишь меня, Стайлс.

Я едко усмехнулся, и, не ответив, отшвырнул телефон в сторону и закрыл глаза.

Спать совсем не хочется. Время такое, что каждая клеточка моего похотливого организма хочет заниматься лишь непристойностями.

Я твердо сжал зубы, поглощая в себе сильнейшее чувство. Слишком терпкая для простого сознания дрожь разлилась по телу, отдаваясь сильными импульсами в кончики пальцев. Меня начало трясти настолько сильно, насколько это было возможно в принципе.

Ебаный Зейн, после разговоров с ним никогда не можешь оставаться самим собой.

Кровь отчетливыми импульсами билась в висках, в глазах все темнело, краснело, розовело. В ушах зазвенело, поэтому мне пришлось помотать головой, будто вокруг меня кружилась проклятая мошкара, отгоняя от себя похотливые мыслишки.

Все тело сковало.

Я не мог пошевелиться... Раскачивался на стуле, мучаясь дурнотой. О Господи, я так устал терпеть и ждать нужного момента. Трусость и боязнь навредить девушке мучали меня все сильнее. Полуприкрыв глаза, борясь с приступами тошноты, я размышлял, какой катастрофой оборачивается моя жизнь. Счастье у меня в руках, а я упускаю его, чтобы не осложнять себе существование. А ведь все может быть так просто. Достаточно протянуть руку. Все остальное, так или иначе, может устроиться. Все устраивается, когда ты счастлив, но счастливым я себя не чувствую.

Мое тело рвалось к ней со страшной силой, я жаждал ее настолько, насколько мог себе представить.

Я не мог находиться здесь один, осознавая, что она там. Я не мог поверить, что я это я.

Нет, черт возьми, это не я. Внутри меня будто вселился тот, кто постоянно говорил мне «Давай, Гарри, давай.»

И, кажется, пришло время действительно поглотить в себе это чувство и начать рассказывать Дейвидсон кто она и кому она принадлежит на самом деле.