– Моё имя Лиза. А вот почему я здесь, вас это никоим образом не касается.
– Что?! Меня касается каждый куст, каждая травинка этого места, не говоря о подозрительных нахалках, шляющихся по Лону, когда им вздумается. – Она рассвирепела не на шутку, брызги слюны, летевшие в мою сторону и как знать, вполне ядовитые, вынудили меня отступить назад.
– Послушайте, что вы ко мне привязались? Вам жить скучно? – Я уже обдумывала план бегства.
– Чего? Да как ты смеешь! Паршивка! Константин да Мария всегда в дом всякий сброд тащат. То подозрительных детей, то нахальных девок. А сами концы с концами сводят, их дом навещает какой-то весьма странный тип разбойничьей наружности. А теперь и ты, милочка. И все это мы должны терпеть? Нет, всему есть предел.
– Да что с вами такое? Почему вы такая злая?
– Ах ты, мерзавка! Ты должна молчать и слушать, когда я говорю, а не дерзить мне! У твоих приятелей и дочь не от мира сего. Утопила братика и сама тронулась умом. – Казалось, что старуха получала садистское удовольствие, поливая грязью и злословя на соседей. – Кто ты такая и что тебе нужно в Лоне? Отвечай!
Я изловчилась и обогнув эту свирепую гарпию, едва не получила удар палкой. Старая перечница не сдавалась, разошлась она не на шутку. Тогда я схватила деревяшку за другой конец и вырвала её из цепких рук старухи.
– Отдай сейчас же! Отдай! А не то я тебе!
– Что вы мне сделаете? Что? – Я подошла к ней вплотную, держа в руках её же палку. – Ударите меня? А я думаю иначе. Только попробуйте обидеть Константина и его семью, а в особенности Агату. Я всё узнаю и тогда вам уже не сдобровать Флора Августа Минестрана.
– Да как тебе не стыдно? На старую женщину поднимать руку! – Возмутилась старуха, но в голосе её промелькнул испуг.
– Да, вы старая, но вы ещё и злая бессердечная женщина. И я не собираюсь поднимать на вас руку. Наказать человека можно и без насилия. Но вам этого не понять. Вы слишком глупы, мадам. Заберите назад вашу палку, но упаси вас, её употребить так, как вы только что пытались. Тогда я за себя не ручаюсь.
Я бросила к её ногам палку и, повернувшись спиной, зашагала к домику на опушке леса, а старуха подняв с земли свою опору, громко и смачно выругалась, но мне уже было совершенно наплевать на это.
Дверь мне открыла Мария, и очевидно заметив в моём лице определённые эмоции после общения с мадам Минестрана, поинтересовалась:
– Добрый вечер, Лиза, что-то случилось? Ты сама не своя.
– Вечер добрый, моя проницательная хозяюшка. Извини меня за опоздание, но злая ведьма преградила мне дорогу к вашему дому и устроила допрос с пристрастием. – Я сняла пуховик и ботинки, взамен мне предложили легчайшие кожаные башмаки – обувь, которая допускалась для ношения в доме.
– Неужели тебя подкараулила сумасшедшая Флора?
– Она самая. Только для сумасшедшей она слишком соображает.
– Она не причинила тебе вреда, дорогая? А то у неё временами ум за разум заходит.
– Это ты ещё слабо сказала. По-моему у неё крышу снесло давно и основательно. И как мне кажется, она вам завидует. Столько яду в одном человеке я ещё не видела.
– Это язва всей деревни. Она одна из выживших взрослых.
Напомню тебе, незнакомец, в апокалипсис было использовано страшное по силе и мощи оружие, и вирус, выпущенный им на волю, избирал и уничтожал лишь взрослых. Поэтому после той жуткой войны уцелели в основном дети. Но взрослые не все погибли, у выживших был особый иммунитет. Среди них были как хорошие, так и плохие люди, а были и такие, как Флора Минестрана. Это особая категория – важные напыщенные баловни судьбы, гордящиеся своей длинной знатной родословной. Такие люди всегда суют свой нос в чужие дела, считая, что всё подчинено им, хотя они давно уже перестали быть хозяевами жизни. Они, скорее приживалы, но кичатся своим возрастом и давят им, словно авторитетом, хотя и пальцем не приложились к созданию нового мира.
– Она с пеной у рта брюзжала о том, что она одна из основательниц Лона, – в раздражении отозвалась я. – Плевать трижды, что она самая старая.
– Да брешет она. Это всё, что она умеет. Ни черта она не сделала, дом, в котором она живет, построил её зять, которого она ненавидела и всячески унижала. Парень не выдержал этого и, забрав жену с детьми, попросту сбежал из Лона. А она осталась одна и стала ещё более лютой. Теперь она срывается на любом, кто ей не приглянется. Соседи с ней по возможности стараются не общаться и обходят её дом стороной. Очень жаль, что она попалась тебе именно сегодня и испортила настроение. Теперь и ужин наш тебе не по душе будет.
– Что ты, Мария, у тебя сегодня такой чудесный праздник и ничто не омрачит его. Слышишь? Ничто! Пойдём скорее к остальным.
Мы перешли в кухоньку, где уже на стол накрывали Константин с Петром, а помогали им девочки. Как только я переступила кухонный порог, Аннушка бросилась ко мне и, подбежав, обхватив за ноги, прижалась. Её брат был куда сдержаннее, но и он просиял в своей снисходительной улыбке; Агата, как обычно, не смотрела в мою сторону, будто меня не было и вовсе, а вот хозяин подошёл и, вобрав мою ладонь в свои мозолистые руки, тепло пожал её.
– Лиза, Лиза, смотри, какой мы пирог испекли! Смотри, какой он большой и красивый, – трещала Аннушка звонким голоском и, ухватив меня за другую руку, уже тащила к накрытому столу.
Ужин обещал изобилие яств, помещение же полнилось соблазнительными ароматами. Стол был основательно уставлен картофелем, печёной курицей, сыром, хлебом, но сегодня к ним добавились вяленая рыба, копчёный окорок, что было воистину королевским угощением, и в самом центре стола величественно торжествовал гигантский пышный пирог с яблоками, украшенный алыми ягодками клюквы и янтарными дольками апельсинов, которыми я снабдила ранее домочадцев.
– Какая красота, Мария! Ты превзошла саму себя. Такой красивый стол. И как всё уместилось на столе? Чудо!
– Да что этот стол, Лиза, я помню, когда мы с мамой накрывали такие столы, до того как миру пришёл конец. По сравнению с теми пирами, это бледная тень.
– Для нового мира этот стол – настоящий пир. И все присутствующие согласятся со мной. – В ответ хозяйка обняла меня, я видела, как блеснула слезинка у расчувствовавшейся Марии.
– Но перед тем, как приступить к расправе над этой вкусной и аппетитно пахнущей едой, я хочу сделать небольшой подарок. Уж не знаю, принято ли ещё в этом мире дарить подарки на день рождения, но некоторые привычки и традиции должны жить вечно по моему представлению.
Я торжественно извлекла из своей торбы свёрток из серой бумаги и протянула его хозяйке дома. Она недоуменно уставилась на мой дар, видно её смутила сама речь о подарке, поэтому мне пришлось её попросить развернуть упаковку и посмотреть на содержимое. Когда она извлекла небольшой флакончик духов, глаза её округлились от изумления, она уставилась на меня, как на чудо света.
– Лиза, ты точно фея. Откуда, скажи мне, откуда ты смогла найти эту роскошь? Духи в наше время… они исчезли давным-давно. Такие были у моей мамы, когда я была маленькой. – Она осторожно сняла крышку и принюхалась к аромату. – Точно, сирень. Такие же точно, как у мамы были…. Это очень дорогой подарок, Лиза, я не могу его принять.
– Что ты, Мари, как можно! Это же подарок. Нельзя отказываться от него. Тем более в день своего рождения. Ты хочешь меня обидеть?
– Нет, конечно, нет, дорогая. Ты не представляешь, как много для меня значит это напоминание из прошлого. Моё детство и юность. Этот запах, он был моим любимым, я тайком брала мамин флакон и прыскала волосы. Боже, я снова могу вспомнить всё это благодаря тебе, снова могу пережить счастливые моменты прошлого. Кто ты, Лиза? Откуда же ты?
– Если тебе так проще будет, то считай меня феей. С Днём Рождения, Мария!
– Спасибо тебе, дорогая.
– Это ещё не всё. Не могла же я забыть про остальных.
Из сумки были извлечены другие свёртки и розданы всем. Дети, растерзав бумагу, обнаружили пирожные, сдобренные кокосовой стружкой и корицей. А вот Константину досталась курительная трубка, выточенная из кости.
