Но, - сказал доктор Эрлих, - больше всего удивило бы колесян, если бы они могли это осознать, что Сурд совсем не держал на них обиды, хотя они обошлись с ним так дурно. Он лишь хотел, чтобы они поверили в его новые идеи, и лежал часами на камнях, раздумывая, как ему этого добиться. Ситуация в те дни казалась ему безнадежной, потому что, если бы он даже попытался приблизиться к кому-то из колесян, они либо бежали бы в ужасе, либо забросали бы его камнями. Положение казалось безвыходным. Ты согласен, Альберт? Но он не сдавался. И вот как-то раз он огляделся и увидел, как унылы и серы были небо и вся Колёсия, как мало в ней цвета, и он увидел, как осуществить свой замысел.

Слева спускался по тропинке сосед. Он остановился, увидев старика, и помахал ему рукой.

- Здорово, доктор Эрлих! Как дела у миссис Эммы?

Доктор помахал ему в ответ:

- Отлично. Лучше быть не может. Спасибо.

Когда сосед отошел, доктор Эрлих повернул голову и опять посмотрел на закат, который, казалось, с каждой минутой становился всё ярче.

- Это один из друзей моей кузины Эммы, - объяснил он, улыбнулся и насмешливо покачал головой. - Я уже виделся с ним раза три но понятия не имею, как его зовут, потому что Эмма, представляя людей, никогда не называет имени.

Он опять улыбнулся, сел рядом с мальчиком на верхней ступеньке и охватил рукой свое колено.

Но мальчика не интересовали эти подробности.

- Что же придумал Сурд? - спросил он.

Доктор Эрлих ответил:

- Ему, наверно, пришла в голову очень странная мысль, или колесяне могли бы подумать о ней, что она странная. Но мне она представилась самой чудесной из всего, что я слышал.

Мальчик пододвинулся к доктору на ступеньке, неотрывно глядя ему в глаза.

- Сурд хотел сделать очень простую вещь, в самом деле, как и все чудесные вещи, она была очень простой. А захотел он сделать вот что: раскрасить серое безрадостное небо в разные цвета.

Старик остановился, улыбнулся и погладил свою белую бороду. Он медленно наклонил голову, и взгляд его был отрешенный.

В доме опять заговорила миссис Иванс:

- Несчастный человек! Сколько бед на него свалилось! Надеюсь, Альберт не очень ему надоедает. Если бы я знала всё это раньше, я бы усадила его с нами.

- Да что ты! Ничуть не надоедает, - сказала миссис Лэнгкейбл. - Вот уже сегодня доктор проговорил с ним дольше, чем со всеми нами за три месяца.

- С минуты, когда у него появилась эта великая мысль, - продолжил доктор Эрлих, - Сурд не мог думать ни о чем другом, и прежде всего он выбрал лучшее место на небе для своей работы, там где солнечный дворец пересекал край колеса перед самой ночью. Там была высокая гора, а ее большой выступ нависал над океаном.

Тогда Сурд сделал себе несколько кистей и отложил их в сторону. Потом он стал искать краски для работы, но нашел только скучного цвета ягоды. Они не радовали глаз, но раз уж ничего лучшего всё равно не было, он собрал их и однажды утром принялся за работу. Было уже далеко за полдень, когда он добрался до верха горы и вышел на ее выступ. Всё получилось так, как ему представлялось: небо было так близко в этом месте, что протянув руку, он мог до него дотронуться.

Тогда Сурд разложил ягоды в ямки выступа сообразно их цвету. Потом он растолок их и залил ямки водой, опустил в эту смесь кисти и стал раскрашивать небо. Но краски тускнели и бледнели, едва он успевал их нанести. Работал он долго, не желая отказаться от своего дела, но израсходовав все краски, увидел, что показать ему нечего. Небо над ним закрылось и всё стерло.

Доктор прервал рассказ и посмотрел на мальчика рядом с ним. Альберт улыбнулся и подвинулся к нему еще ближе, а доктор неожиданно поднял руку и охватил ей мальчика. Так они посидели несколько минут, и доктор вернулся к рассказу.

- Когда краски Сурда изменили ему, он знал, что теперь сделает. Он опять залил ямки водой и вырвал свой длинный рыжий волос, бросил волос в одну из ямок, и вдруг вода в ней стала ярко-желтой. Тогда он опустил в нее кисти и снова стал красить небо. На этот раз краска держалась крепко. Желтый цвет растекался по небу длинными дрожащими линиями и становился лимонным по краям. Сурд сперва обрадовался тому, что ему удалось сделать, но тут же покачал головой, потому что не был вполне доволен своей работой. "Тут не хватает красного, - неодобрительно сказал он. - Нужно добавить немного красного".

Тогда Сурд разорвал свое тело камнем и добрался до сердца. Он немного подержал сердце в руках, а потом осторожно опустил во вторую ямку, и вода в ней обрела восхитительный насыщенный красный цвет, какого никто, дорогой мой Альберт, дотоле не видывал. Сурд коснулся красной краски своей кистью и раздался мягкий жужжащий звук. Тогда Сурд стал расписывать небо красным цветом, а краска и на этот раз держалась крепко. Потом он смешал красную краску с желтой так основательно, что они стали неразлучны.

Доктор Эрлих замолчал на минуту, откинулся на ступеньки и закрыл глаза. Альберт вновь услышал голос матери:

- Была ли у доктора Эрлиха семья в старой стране, Эмма?

- В этом самый ужас! - ответил миссис Лэнгкейбл. - Я велела себе: "Ни за что не расскажу Кэти эту часть истории, даже если она попросит!" Всё было так нелепо. Кузен Альберт и его семья в жизни никого не задели. - Она глубоко вздохнула. - Сейчас уже всё позади, но я не могу представить, как кузен Альберт всё это перенес, но сумел. Я бы на его месте сдалась или давно сошла с ума.

Старик открыл глаза, сел прямо и продолжил свой рассказ:

- И вот, Сурд стоял на скальном выступе и смотрел на свою работу. "Кто бы мог подумать, что все эти яркие цвета таились во мне, - спросил он в удивлении". Он поднял руки и запел, на что имел право больше всех живущих. Но вскоре он замолк и упрямо покачал головой. Картина всё еще не была совсем правильной, и он это знал. "Теперь ей не хватает голубизны, - сказал он. - Она будет совершенной, если придать ей немного синего цвета".

Он сел на выступе скалы и горько зарыдал, потому что прекрасно понимал, что если он сделает то, что непременно должен сделать, чтобы закат достиг совершенства, он сам никогда не сможет увидеть свою работу во всей ее красе. Перед смертью он будет лишен даже этой радости. Тогда он взглянул вверх и увидел солнечный дворец прямо над своей головой. Вскоре он пройдет через край колеса, земля вновь станет темной и холодной, и поэтому ему нужно спешить.

Тогда Сурд нашел в себе отвагу, в которой он нуждался. Он встал и подошел к третьей ямке и вынул над ней свои голубые глаза. Он опустил свои глаза в воду, взял кисти и стал раскрашивать небо цветом, который был голубее самого голубого сапфира, и вновь краска держалась крепко. Голубой цвет смешался с красным и желтым и породил никогда прежде невиданные глубокие и нежные тона. Цвет залил небо с севера до юга, сверху и донизу. Сурд красил быстро, и когда голубая краска закончилась, он упал в изнеможении, и его слепые глазницы ненасытно обратились к первому закату.

Голос старика стал еще мягче.

- Через какое-то время большие языческие боги посмотрели с неба вниз на землю, и были весьма расстроены тем, что кто-то исказил их владение, сделав его живым и сияющим всеми цветами радуги, таким, как ты видишь его сейчас, мой дорогой Альберт.

В один миг доктор Эрлих и мальчик повернули головы и посмотрели на закат перед собой. Он сверкал во всём великолепии, а западное небо расчертили длинные алые, золотые и пурпурные полосы. Казалось, лиловые и зеленые тона достигли высших пределов, и даже облака на востоке стали снизу жемчужными и розовыми.

Первым опустил глаза доктор. Он улыбнулся, коснулся головы мальчики и мягко сказал ему:

- Да, мой дорогой Альберт, когда боги посмотрели вниз и увидели, что натворил Сурд, возникало среди них большое смятение. Они пришли в ярость и вместе с тем в недоумение, но когда увидели Сурда, лежавшего на выступе скалы, они поняли, что случилось, и послали к нему гонца. Так Сурд оказался перед лицом великих языческих богов, если мы поверим всему, что рассказали его последователи в Колёсии своим внукам и правнукам.