привычно раскинул свою невидимую сеть присосок и, насторожившись от предчувствия
чего-то совсем необычного, снова полностью слился со своим носителем.
Быстро освоившись со всеми органами чувств чужого организма, Юрл понял, что он
видит с помощью какого-то приближающего прибора неровную, взбудораженную
перемещением воздушных масс поверхность воды, на которой в белёсой предрассветной
мгле нечётко вырисовывается силуэт ещё какого-то огромного плавучего тела,
освещённого тусклыми огнями.
В этот момент раздались громкие резкие звуки, произведённые голосовыми связками
носителя Юрла, и все, находящиеся поблизости биороботы заметались с невероятной
быстротой по тесному пространству железных внутренностей подводного механизма.
Заправщик снова припал к запотевшему стеклу прибора, и Юрл с ужасом и восхищением
почувствовал приближающийся приток невероятно мощной эмоциональной волны,
ударившей словно таран, по завибрировавшему от волнения телу его биоробота.
Спустя несколько мгновений, корпус железного монстра тяжело вздрогнул, и
бесчисленные тончайшие нити, ведущие к главному резервуару Юрла, внезапно
затрещали от огромного перенапряжения. Глазами своего заправщика Юрл увидел, как в
направлении далёкого громоздкого силуэта по рябой воде побежали две быстрые тёмные
тени. Поток энергии, бьющей из мозга биоробота, нарастающий словно лавина,
становился с каждой секундой настолько нестерпимым, что Юрл даже попытался
отключить свой основной привод. Но после второй попытки Юрл вдруг понял, что это
невозможно – от подобного резкого спада энергетическо-эмоционального напряжения
заправщик может погибнуть, а вместе с ним унесётся к своему новому рождению и
любопытный космический бродяга Юрл. Оставалось лишь одно – остекленеть до предела
и как можно чаще повторять про себя одинокую песню Чёрной дыры накануне Большого
Взрыва.
Но в самый неподходящий момент, силуэт большого плавучего сооружения внезапно
скрылся за сияющим облаком двух мощных взрывов, и накал мозговых импульсов
биологического носителя достиг максимума, напомнив теряющему сознание Юрлу
позабытый за долгое время скитаний в космосе взрыв Сверхновой.
От эмоциональной перегрузки биоробот-заправщик, глубоко вздохнув, задержал в себе
спёртый воздух и захрустел зубами. Бешенная волна ненависти, агрессии и упоительного
восторга без труда разорвала главную жизнеобеспечивающею магистраль Юрла, и он
понял, что этот неожиданный миг и есть уход в новую жизнь.
Последним ощущением бесстрашного межзвёздного скитальца была безудержная
радость от точного попадания торпеды в цель…
-4-
… Капитан Александр Маринеску оторвался от перископа и присел на свою дежурную
табуретку в командирской рубке. Он аккуратно вытер капельки пота со лба и ровным
голосом отдал команду на погружение.
Где-то в километре от уходящей на грунт подводной лодки «С-13» шла отчаянная
борьба за выживание многотысячной команды тонущего «Вильгельма Густлова» -
последней надежды Адольфа Гитлера на новую подводную войну.
Маринеску, прикрыв глаза, мысленно возвращался к сладко проведённой ночи…
----------------------------------------------------------------------------------------------------
МИНЗДРАВ ПРЕДУПРЕЖДАЕТ…
… Пятый день Он пытался начать курить. Не то чтобы не тянуло – просто на прошлой
неделе тихо пропал ещё один из очередных смыслов существования. А именно – смысл
ежечасных вечерних выходов на балкон, где Он, пуская дым в далёкое осеннее небо,
стоял и думал бог весть о чём. К слову сказать, перед тем как выйти с очередной
сигаретой, план размышлений на предстоящем перекуре казался ему довольно
значительным и весомым. Но, стоило сделать первую затяжку, как весь ход мыслей
развеивался вместе с сизым дымком, и голова пустела до бесконечности, в которой то и
дело мелькали мелочные меркантильные желания, разбавленные лёгкими приступами
разочарования и хандры.
«Так больше не может продолжаться, - в который раз мысленно, а иногда и вслух твердил
Он себе, нервно разминая и снова откладывая в сторону изящный табачный цилиндрик
сигареты, - Не может – и всё тут…». Что-то должно было неминуемо измениться после
сорока лет. Эта цифра внезапно настигнула его и поставила перед фактом прожитого
отрезка этой жизни, в которой Он так и не смог найти себе оправдание. Вопрос даже не
стоял в самом оправдании каких-либо конкретных собственных действий или бездействий
– всё было гораздо значительнее и гораздо, и с его точки зрения, безнадёжнее. Смысл с
некоторого момента, который не поддавался точному временному определению, стал
пропадать во всём, что раньше успокаивало и приносило тихое удовлетворение. Смысл
покинул навсегда хрустальные капли дождя, дрожащие на тонких голых ветках ивы, что
росла под балконом в мерцании бледной ноябрьской луны - словно растворился в смене
времён года. Давно не найти было его и в отсутствии да и в наличии новых сексуальных
связей, в размере заработной платы, в однообразии рабочих будней, пропадал он и в
старых любимых книгах. И навсегда он исчез в тошнотворной скуке выходных,
растягивающихся, вопреки всем временным законам, на несколько лет - ну, если, конечно,
не выпить. А недавно смысл улетучился из ароматного табачного дыма.
И сегодня, начиная свой новый день и глядя в тарелку, в которой остывали поджаренные
утренние тосты, Он в очередной раз мысленно раскладывал безрадостный пасьянс
перспективы похода на работу. И, невыносимо страдая от чёткой схемы предстоящего, Он
морщился и думал про себя, что когда страдания станут совсем невыносимыми, придётся
пойти на балкон и покурить уже как следует. Хорошо покурить, с чувством выполненного
долга. За все дни добровольного воздержания от никотина покурить. За себя и за того
парня покурить, да что там - за всех, кто не курит, покурить. Чтоб в сердце ожила
длинная вязальная спица боли, и налилась приятной могильной тяжестью печень - вот
примерно как покурить…
Эти мелкие мазохистские рассуждения немного успокаивали, и, отодвинув от себя
тарелку с недоеденным завтраком, Он стал собираться в безрадостное путешествие по
раскисшим от назойливого дождя улицам маленького провинциального городка, о
котором в убогих рекламных проспектах можно было прочесть примерно следующее
–«Триста двадцать солнечных дней в году! Тёплое южное море и качественный недорогой
сервис!». Реклама врала – туристический сервис был никудышный, цены на услуги
равнялись турецким и греческим, а насчёт солнечных дней всё было верно, но слегка
смягчено – летом в их городишке температура воздуха частенько переваливала за сорок
два градуса. И тогда из киосков и магазинов мгновенно исчезало холодное пиво и вода,
приезжие дурели от невыносимой пустынной жары на переполненных пляжах, а
температура воды в «южном море» неуклонно приближалась к температуре тела.
Всё это пришло Ему в голову, когда Он проходил мимо витрины пустого туристического
агентства, в мутной глубине которой угадывался стандартный рекламный плакат,
призывающих туристов обязательно посетить этот город в любое время года.
«А хорошо было бы…, - думал Он, пробираясь к свободному месту между чужих ног и
мокрых зонтов в переполненной маршрутке, - хорошо было бы, если бы вдруг
перенестись в открытый космос подальше, но чтобы с комфортом, чтобы эдак без
неудобств всяких… Скажем в корабле сверхфантастичном. Пожить там месяцок-другой,
глядя на все эти астероиды, пыль межзвёздную. Не курить, опять же… Или курить – не
важно, впрочем. Главное, чтобы почувствовать значительность всего этого
