Грубо подтолкнув к креслу, Марисэ усадил меня, и сорвал с себя кафтан так резко, что жемчужины с него посыпались в разные стороны. Он навис надо мной, опираясь руками на спинку, и заговорил еле слышно.

- Кого вы пытаетесь спасти, что это за женские повадки, Гийом?

- Покажите его признание, я объясню маркизе всё!

- Признания никакого не было. Андрэ выдумал всё это, когда понял, что его вскоре найдут. Вы меня поняли? Не далее, как прошлым утром объявился Антуан - паж, вы знаете его, - и сказал, что видел, как переодетый женщиной Андрэ Жирардо покидал будуар в тот вечер. Он признался начальнику тайной службы, и сразу после выступления в театре, тот забрал Жирардо на допрос. Итог вы уже знаете. Так нужно ли говорить о том, что какое-то признание было написано ранее?

- Где это письмо? – спрашивая, едва касаюсь уст Марисэ своими. Последние слова он шептал, опаляя своим дыханием мои губы и опьяняя близостью.

- Я его сжёг… - поцелуй не заставил себя ждать. Но этого мало, я хочу больше.

- Но это всё ложь и пре… - стон не даёт мне договорить, потому что Марисэ опускается на колени передо мной, и, целуя шею, медленно расстёгивает на мне одежды.

- А вы никогда не лгали, Гийом?

- Вы поступили с ним очень жестоко. Он же любил вас, Марис… аах… - его губы медленно спускаются ниже, вновь лишая способности мыслить и говорить. Я не хотел оставаться здесь, я хотел уйти. Но он не дал. Я не смог.

- Не жестоки ли вы в отношении тех, кто любит вас? – глаза герцога чёрными агатами блистают в мерцании свеч, - не больно ли вашему арфисту, когда вы сейчас отдаёте себя мне? Не каждый ли поцелуй, - он подтверждает слово, оставляя болезненный засос на ключице, - выгорает клеймом на его коже? Вы знаете, что вы делаете с ним, когда так эгоистично заставляете удовлетворять себя?

- Что вы…

Марисэ не даёт договорить, зажимая мне рот ладонью, одновременно сдёргивая с меня последнее бельё. Он зашептал на ухо, проводя прохладной рукой по бедру, вызывая этим дрожь.

- Я видел вас тем вечером, несколько дней назад, в парке. Не думал, что вы можете быть таким настойчивым. Весьма опрометчивым поступком было ласкать брата на виду, вот так…

Молнией метнувшись вниз, Марисэ начал повторять то, о чём поведывал мне обо мне же. Его влажный язык настойчиво скользил по коже бёдер, по горячему низу живота и возбуждённому паху, и когда губы его сомкнулись на самой пылающей точке, себя сдерживать я был уже не в силах. Он доводил меня до криков, лаская то резко, цепляя зубами, то медленно и нежно, оттягивая взрыв наслаждения, заставляя просить взять глубже. Он не спешил, крепко сжимая мои бёдра, и продолжал мучить меня губами, доказывая тем самым, что рай на земле – не выдумка.

Я ничего не помню рядом с ним, и помнить не хочу. Лотарингский, Жирардо, маркиза – последние события смешались в памяти, и закрутились, сливаясь в одну точку. Он видел, как я ласкал Тома тогда, вечером… Ну и что? Всего лишь порыв, всего лишь слабость, внезапно накатившее желание. Как и сейчас. Он порабощает, он не оставляет выбора. Кроме собственного сердца, стучащего глухо в висках, я не слышу ничего. Он выпивает мысли, когда пылающие уста его распахиваются, принимая меня… так глубоко и резко, жадно… темнеет всё вокруг – потухли свечи? От этого я схожу с ума, и смерть всего на миг, но до чего же сладкая… белые капли остаются на ярких губах… глаза мои неотрывно следят за кончиком языка, что порхает между ними… Он смотрит на свою ладонь, на которую попало пару капель и шепчет томно: «Жемчуг…», глядя мне в глаза, и слизывая их. Сатана.

***

Первым, что я почувствовал, пробуждаясь, были чьи-то нежные пальцы, блуждавшие по моему лицу. Тепло разливалось под кожей от каждого касания, и я, в полусне, невольно тянулся за ними, иногда перехватывая кончики пальцев губами. Сон отступал, постепенно возвращались запахи и звуки… соловей? Аромат роз? Я вовремя открыл глаза, едва не назвав привычного имени, и встретился с задумчивым взглядом тёмных глаз моего Чёрного герцога. Уста его украшала таинственная улыбка, а руки его, тем временем, блуждали под тяжёлым, бархатным покрывалом, смущая меня этими движениями. Нежный поцелуй и тихое утреннее приветствие, наконец, проводили мой сон, и оглянувшись, я понял, откуда исходил розовый аромат – по всей постели, алькову и вплоть до дверей опочивальни были разбросаны бледно-розовые лепестки. Марисэ внимательно следил за моим взглядом, и когда я вновь на него взглянул, притянул меня к себе, и меня вновь поглотил аромат вербены, который источали его волосы, чёрные, как смоль, и переливающиеся в лучах утреннего солнца.

Когда он целует меня, мне начинает казаться, что…

Твоё дыхание пью, как в волшебном источнике воду живую. Хочу стать любовью твоей, чтобы жить в тебе вечно. Ты слышишь, как сердце зовёт своим стуком тебя? Запомни меня, но отдай мне ключи, от храма-усыпальницы нашей любви.

POV Author:

- Я знаю, мой нежный Гийом, что в тот вечер вы затаили на меня обиду, и ваша страсть к Тома была, скорее, назло мне… Не вздумайте отрицать сейчас, позвольте договорить! И вам вовсе не было обидно за него. Я сказал о своей нелюбви к арфе, и тем самым прогневал вас – как же, ведь вы её любите, а я посмел вам возразить. Я посмел сказать вам, что ваши чувства тяготят вас. Вот вы и попытались доказать себе, что чувства эти всё ещё живы, и вы принадлежите им. Гийом, вы принадлежите только своим чувствам, но тогда вы обманулись. Два дня пытались вы избегать со мною всяких встреч, но репетиции рушили ваши планы. Вы боролись с собою самим. Но не из-за любви к нему, а из принципа – не уступить мне. И сейчас вы по той же самой причине не хотите согласиться на переезд, в то время как в моих покоях вам отведено три комнаты, и вы уже сейчас можете остаться.

Стоило Беранже сообщить Чёрному Лебедю, что он собирается покинуть его и отправиться к себе, как тот схватил его за руки, и пригрозил, что свяжет его верёвками, если он не передумает. Несомненно, сказано это было в шутку, однако отпускать Гийома Марисэ не собирался, и когда слуга принёс завтрак, состоящий преимущественно из сладостей и фруктов, завёл непринуждённую беседу, в ходе которой очень плавно перешёл к теме того, что Чёрному Нарциссу нужно тотчас же решить вопрос о том, где он будет жить. Несколько раз Беранже пытался возразить, но японец не позволял ему и слова вставить.

- Вы ко мне несправедливы, Марисэ. Я совсем не был на вас обижен тогда.

- И потому вы в течении двух или трёх дней упорно пытались делать вид, что не знаете меня? Сейчас-то вы что отрицаете?

- Слишком много лжи вокруг. Я до сих пор не могу смириться с тем. Что произошло с Жирардо! – мрачнея на глазах, воскликнул Гийом, и отставил розетку с пралине, - Если для вас это совершенно обычное дело, то для меня…

- Постойте. Для вас? Не вы ли рассказывали всем небылицы о слепом брате, о котором вы заботитесь с самого детства? И не вашего ли названного брата вы предавали каждый раз, заводя новый роман при дворе?

- Но…

- Я наслышан обо всём, Гийом, не стоит сейчас отрицать того, что я видел собственными глазами! – резко произнёс Марисэ, и хрустальные фужеры зазвенели на столике, когда он отбросил салфетку, - Но, прошу учесть, не говорил бы я сейчас этих не самых приятных слов, если бы вы не начали упрекать меня во лжи!

- Но я был не в том положении, чтобы не скрывать этого! Как бы я бросил его здесь, в этом опасном городе?!

- Вас никто не заставлял брать его сюда с собой. Скажу вам больше – он наверняка пытался от вас сбежать, не желая становиться обузой, - Лебедь сделал паузу, буравя взглядом Беранже, - Я прав?

- Правы, - поражённо выдохнул Гийом, силясь понять, откуда его собеседник знает о таких подробностях, - Но это всё равно не даёт вам права так жестоко обвинять меня во лжи. Не забывайте, я всё ещё живу в одном доме с ним. И волен оставаться там до тех пор, пока не решу, что не намерен оставаться с ним более.