Тома придремал совсем ненадолго, но когда открыл глаза, слуга не сумел сдержать радости.

- Боже, вы можете видеть? Нужно срочно сообщить об этом мсье Беранже!

- Тьери, не смейте, - в голосе больше не было и намёка на растерянность. Помутнение прошло, и теперь в нём звучали стальные ноты, - Вам действительно не нужно больше за мной ухаживать, я всё могу делать сам.

Но если вы скажете…

- Он должен об этом знать! – попытался спорить Лерак, надеясь, что сейчас, возможно, эта новость что-нибудь да изменила бы в отношении Нарцисса к арфисту. Даже ему, который сам был по-прежнему влюблён, нестерпимо было смотреть на бесконечные муки обоих.

- Если вы ему скажете, - делая паузу, Дювернуа тяжело взглянул в глаза Тьери, отчего тот передёрнулся, - Я…

- К вам Его Светлость мэтр Лани! – внезапно возникший на пороге, слуга прервал его на полуслове.

- Никому, Тьери, вам понятно? Это в ваших же интересах, уверяю вас.

Могло бы показаться, что любые слова Дювернуа – всего лишь пустая угроза, отчаянная попытка скрыть беспомощность, но интонация и взгляд его смогли повлиять на Тьери, который ощутил в них не только силу, но и долю угрозы. С одной стороны Тома был всё так же слаб, особенно в настоящее время, когда мало ел, почти не спал, и всё ещё плохо видел – что он мог сделать? Но, с другой – он менялся на глазах так же, как и Гийом, а потому, сегодня горестный и растерянный, завтра мог проявить и небывалую стойкость, и даже жестокость: Лерак увидел это чётко, стоило ему встретиться взглядом с некогда бессловесным и хрупким созданием.

- Тома, простите меня за моё внезапное вторжение в столь ранний час, но у меня есть к вам серьёзный разговор… - пройдя к ложу, Жан Бартелеми остановился у колонны балдахина, - Но мне кажется, вам вновь нездоровится?

- Пустяки, мой господин, это не стоит вашего внимания.

Сказав это, Тома улыбнулся так, что солнечный свет, ещё недавно пытавшийся представить его в самом негожем виде, поблек перед его улыбкой в глазах Лани. Голос прозвучал ровно и уверенно, как будто ещё недавно не срывался, прерываемый всхлипами. И только глаза, по-прежнему красноватые от пролитых ночью слёз, подсказывали слуге Терпсихоры о том, что сердце арфиста, в эту минуту, разрывается на части. Это умение скрывать боль вновь поразило восприимчивого Лани до глубины души. Он не знал, что ответить на это, но поддавшись порыву, присел на край постели, и осторожно взял Тома за руку, не обращая внимания на Тьери, который после этого тактично удалился.

- Я пришёл сообщить вам волю Его Величества, Тома. Ваше мастерство глубоко тронуло короля, и он дарует вам место при своей свите. Теперь вы будете его личным музыкантом.

Бартелеми сделал паузу, наблюдая за арфистом, который сидел, облокотившись на подушки, с закрытыми глазами. Тома молчал. И только потому, как дрогнули пальцы юноши, которые он сжимал в своей ладони, а на доселе бледном лице проступил нервный румянец, стало ясно, что новость эта ему не по душе.

- Не беспокойтесь. Его Величество знает, что вы не в состоянии постоянно быть при нём, и что вам необходим уход и покой, а потому за вами будут посылать в дневное время, или по вечерам. Хотя, разумеется, ежедневно.

- Я бесконечно благодарен Его Величеству за оказанную мне честь, - тихо произнёс Тома, отнимая руку, и вцепляясь в кружево пододеяльника.

Этот жест был достаточно выразительным, и Лани понял, что сейчас ему лучше покинуть покои Дювернуа, ведь тот и так еле держался.

- Но также благодарен безмерно вам, мэтр, за вашу доброту и заботу.

Глядя на то, как дыхание арфиста участилось, а уголки губ, дрогнув, опустились, Жан Бартелеми не смог больше сдерживать своих порывов. Всё это время, сидя рядом с воплощением своих самых сокровенных грёз, он одновременно тяготился его печалью, и вместе с тем не мог налюбоваться лицом, что казалось ему безупречным в обрамлении золотисто-русых локонов. Быстро поднявшись, Лани прижался губами к горячему лбу арфиста, на миг погрузившись в облако аромата, что окутывало медовые волосы.

- Будьте благословенны, дитя моё, - прошептал Лани, быстро отстранившись, и направился к двери.

- Мэтр… - любимый голос заставил обернуться, чтобы вновь ощутить боль вперемешку с нежностью, - Вы не видели его сегодня?

- Конечно же, видел, - солгал Лани, мысленно проклиная за это себя, - Сегодня занятия с раннего утра.

- Благодарю вас.

Кивнув, мэтр Лани покинул опочивальню Дювернуа, сразу же направляясь во дворец. Он увидел, что Тома ему не поверил, и знал наверняка, что сейчас, когда закрылась дверь, у прекрасного арфиста не осталось больше ни сил, ни причин сдерживать всё то, что рвалось наружу вместе со слезами.

Бартелеми шёл по одной из залитых солнцем аллей, где его приветствовали проходящие мимо придворные, а вокруг весело щебетали птицы и порхали разноцветные бабочки, но душа его оставалась рядом с тем, кто сейчас бессмысленно взывал к пустоте, и трясущимися руками прижимал к груди тёмно-лиловый шарф, хранивший тонкий фиалковый аромат.

***

- Вы так рано пришли, мой Нарцисс…

Нежное обращение и очаровательная улыбка Чёрного Лебедя отвлекла Билла от выполнения сложного па. Отвлёкшись, он неудачно приземлился и немного подвернул ногу. Охнув, он осел на пол, принимаясь растирать потянутую щиколотку.

- Позволите мне?

Опустившись на пол рядом с Беранже, Марисэ убрал его руки с повреждённого места, и начал разминать, но не простыми движениями, а нажимая на какие-то особые точки.

- Зачем вы так меня напугали? - когда боль стала понемногу проходить, Гийом тут же возмущённо уставился на прекрасного брюнета, который сосредоточенно пытался излечить его стопу.

- Мне не кажется, что это был испуг, - самая невинная улыбка появилась на губах «целителя», когда он поднял взгляд на негодующего пострадавшего.

Поскольку сидели они в крайне неудобном положении, японец предложил Гийому перебраться на кушетку, и вскоре они уже сидели на ней, вернее, Гийом полулежал, а сидящий в его ногах Лебедь продолжал заниматься его лечением, восхищаясь изяществом хрупких лодыжек. Весь образ Гийома в целом сейчас был настолько привлекательным, что Марисэ сам не заметил, как руки его переместились по тонким икрам вверх, поглаживающими движениями достигая острых колен. Несмотря на то, что Гийом не выспался, и был немного бледен, красота его не пострадала от этого, и даже приобрела какой-то особый оттенок. Он возлежал на подушках в позе античного бога, заведя одну руку за голову, в то время как другая расслабленно покоилась на груди, и смотрел на Лебедя из-под опущенных ресниц. Алые губы были слегка приоткрыты, приковывая внимание к кончику языка, что пару раз мелькнул между них, и к родинке под ними. Что говорить о гладком шёлке смоляных волос, что разметались по сторонам, и на фоне которых фарфоровая кожа Гийома казалась ещё более прозрачной и светлой.

Билла ничего больше не волновало и не пугало. Даже аромат вербены, который вновь исходил от Чёрного Лебедя сегодня. Мгновение приостановилось, и резкий вдох, непонятно кому принадлежащий, разрезал тишину ещё пустой танцевальной студии, когда Лебедь, склонившись, запечатлел на щиколотке Гийома короткий поцелуй. Именно эту картину застал мэтр Лани, когда вошёл в зал.