- Ах! - янтарные глаза вспыхнули, и совершенные, изящные изгибы тела пробила дрожь наслаждения.

- …ты простонал «Том»… - закончил свой рассказ маркиз, наблюдая за тем, как взрыв удовольствия превращается для юноши во вспышку боли.

Короткое имя, произнесенное едва слышно, мгновенно вернуло Нарцисса в реальность, и он ошарашено распахнул глаза, уставившись на любовника, в то время как сам Александер, будто и не говорил ничего, прикрыл глаза, и вдыхая его нежный, цветочный запах в области шеи, с громким стоном излился в его тело.

Гийом внезапно понял, что вся его игра была разоблачена с самого начала, и так не вовремя прозвучавшее признание маркиза страшно его разозлило. Даже здесь, даже сейчас, даже в руках другого, он вынужден думать о Дювернуа!

Ловко высвободившись из горячих объятий, он захотел скорее покинуть этот дом, но это представилось весьма затруднительным - нужно было одеться, а одежды его, сорванные с тела в нетерпении, оказались раскиданными по комнате тут и там. Гийом почувствовал себя в ловушке, как физически, так и морально.

- Почему же вы сразу не разоблачили меня? – холодно спросил он у маркиза, всё так же расслабленно полусидящего на роскошном диване.

- Какие громкие слова! – спокойно отозвался тот, - Я вовсе тебя не осуждаю, даже если он и брат тебе.

- Вы – нет, зато церковь. Мужеложство наказывается жестоко, неправда ли?

- Да и не только поэтому, Гийом. При дворе ведь, где столько богатых и знатных, выгоднее быть свободным, нежели любовником бедного, ущербного человека. Так почему бы не сказать, что живёшь со слепым братом, о котором неусыпно печёшься? Это звучит очень благородно.

- Я никогда не стремился заполучить вас, чтобы иметь выгоды, вроде тех, что извлёк из связи с вами Андрэ Жирардо! – вскинув голову, Гийом одарил вельможу высокомерным взглядом.

- Не обманывай хотя бы себя, - лениво возразил маркиз.

- Если я такой грязный лжец, то почему же тогда Ваша Светлость позволяет мне себя касаться?

- Я же сказал, что было бы странно не плениться твоей красотой, - улыбнулся в ответ Александер, - Я поставил себе целью – заполучить тебя любыми способами, потому что ты – это то, что я искал.

- Даже если и так, вам не в чем меня упрекнуть!

- Да, Гийом. В том, что тебя не в чем будет упрекнуть я понял сразу. Признаться, я не ожидал, что в таком строгом на вид создании, томится столь доступный клад, который только и ждёт, чтобы его открыли, - прикрывшись бархатным покрывалом, вышитым серебром, начал маркиз, - Простой провинциальный юноша, а столько прыти… Я думал, мне придётся добиваться, ставить в безвыходное положение, если учесть, что я искренне верил в твою любовь к этому слепому мальчику. Потому что он не только красив и полон достоинств, но также беспомощен. А ты любишь управлять, и я искренне не понимаю, неужели тебе мало его?– прямо взглянув на Гийома, и заметив в его глазах ревнивые искорки, Александер налил себе вина, - Я убедился лишь в том, что он любит тебя до безумия, а ты… повторяю: я был поражён тому, как разительно отличается твой внешний вид от твоей природы. Нежная, строгая красота… Но ты по-своему наивен.

- Что же послужило причиной таким выводам? – вздохнул Гийом, наблюдая за тем, как рубиновая жидкость льётся в позолоченный фужер.

- Де Севиньи не похищал Тома.

- То есть… - провансалец непонимающе воззрился на спокойно вещающего маркиза. Тот смотрел на него тёмным, нечитаемым взглядом.

- Это сделал я.

- Так вы всё знали?!

- Я не просто знал…

- Я сходил с ума, боясь, что его уже нет в живых! Бежал к вам поздней ночью через весь Париж, а вы сидели и ждали?!

- Признаюсь, что это так.

- Да вы же просто… как вы смели?! – громко воскликнул Гийом в приступе захлестнувшего негодования, - И после этого вы говорите о наивности…

- Как я смел? По-моему, ты забываешься, моя колючая роза. Вся беда в том, что я сам оказался слишком наивен, полагая, что ты, безумно любя своего Орфея**, просто так мне не отдашься. Когда утром, сминая мои простыни, ты так томно простонал чьё-то имя, то, честно говоря, я позавидовал его обладателю. Разумеется, тогда я не даже догадывался, кто так безжалостно ставит тебе синяки и царапины, и проклинал барона за его грубость. Я ведь не знал тогда, что у тебя есть брат… - многозначительно вскинув брови, маркиз на минуту задумался. – Я решил, что не будет лучшего способа заслужить твоё доверие, Гийом, и поставить в зависимость, чем совершить рыцарский подвиг, посредством спасения того, кем ты дорожишь. Я прислал своих людей, которые отвезли его в дом Севиньи и закрыли на чердаке. После, когда мы приехали туда ночью, и я пошёл за ним, твой арфист сходу начал расспрашивать о том, кто я, и почему помогаю. Тогда-то я и сказал ему, что давно являюсь твоим покровителем, а ты – моей собственностью. По тому, как его, и без того бледное личико, приобрело мертвецкий оттенок, а губки нервно поджались, я получил необходимое подтверждение тому, что не братом он тебе приходится. Если бы он не был слепым и таким слабым, то, вне всяких сомнений, набросился бы на меня с кулаками. Я почувствовал это по его дыханию, по сжавшимся на моей руке пальцам и голосу, которым он мне отвечал.

Александер Этьен замолчал, а Нарцисс не мог поверить, что всё это похищение, все его переживания и страхи были пустыми, а мысли о смерти, а затем благодарности маркизу - напрасными. Тома же, как выходит, знал обо всём, ныне происходящем, ещё заранее, но не проронил ни слова. Сразу стала понятной его отстранённость в ту ночь и непонятные вопросы о том, по-прежнему ли он нужен Гийому. Всё логично и объяснимо, но почему же Тома всё это время молчал?

Стало невыносимо противно от самого себя и всего происходящего: от своей слабости, о которой ему, не церемонясь, заявлял маркиз; от самого маркиза, который, так вероломно с ним поступил; от того, что стоял сейчас почти обнажённый перед человеком, для которого являлся очередной красивой куклой, но не более. А Тома… о нём Гийому хотелось думать меньше всего. Не находя подходящих слов для ответа, он стал молча одеваться, стараясь не обращать внимания на победоносную ухмылку де ля Пинкори, который, даже не прикрывшись, встал и направился к нему.

- Я думал, что мне придётся брать тебя силой. Признаться, эта мысль… - он сделал паузу, и посмотрел в повлажневшие глаза Нарцисса, - …очень заводила, но вскоре я убедился, что первое не понадобиться, а вот актёрского мастерства тебе не занимать. И правильно сделали Лани с де Шираком, убрав этих бездарных дурочек из театра – ты один их всех с лихвой заменишь! – усмехнулся маркиз, - Если бы я не знал, что тобой пользовался барон, а сам бы ты не реагировал на ласки с такой готовностью, то сам бы счёл наш первый раз едва ли ни лишением тебя невинности. Так ещё нужно уметь себя вести - исходить вожделением, но при этом разыгрывать спектакль, будто бы другие тебя настойчиво добиваются. Жаль, что такой цветок достался не мне. Да и, почему-то я уверен, что не этому бедному арфисту также. Ты ведь давно испорченный плод…

- Вы пытаетесь выставить всё так, что это было нужно только мне?! – негодующе воскликнул Гийом, но тут же замолчал, памятуя о том, что он в этом доме – никто, и права голоса у него нет.

- Чему ты возмущаешься? Моим словам? Не стоит. Зачем ты презираешь естественность? – пользуясь временным замешательством, Александер Этьен продолжал, - Порок в тебе живёт. Он живёт в каждом из нас. И если не давать ему выхода, то можно сойти с ума. Скажи, тебя когда-нибудь привлекали женщины?

- Никогда. Но теперь мне иногда приходится… - немного скривившись, Беранже отвернулся.

- Это всего лишь вынужденные меры. Версаль… здесь так заведено. Тебе платят за то, что сами делают с тобой. Но, признаюсь, даже я когда-то любил женщин, и только пресытившись, стал заглядываться на мужчин.

- О да! Мне уже страшно – быть распущенней Вашей Светлости – истинный грех! - презрительно фыркнул Гийом, но маркиз лишь мягко приобнял его в ответ.