С того самого вечера, когда запах редких духов навеял мутные, пугающие образы, а каждая ночь, после этого, неизбежно превращалась в ад - жуткие видения измучивали, исчезая только на рассвете - Нарцисс перестал называть Дювернуа по имени. Билл старался избегать его общества, и звал с собой Тьери даже для прогулок в саду, а ссылаясь на частые головные боли, он также просил не играть на арфе. Спали они врозь, ели тоже. Если это вообще можно так назвать - Тома стал всё чаще отказываться от еды, снова сильно исхудал и выглядел нездоровым. Вновь стал молчаливым и печальным, и разговорить его не под силу было даже Лани, с которым у него обычно завязывались непринуждённые беседы. Тома чувствовал, что Тьери Лерак не просто слуга, а когда узнал, что тот также приехал в Париж из Марселя, то сразу заподозрил, что в прошлом юношу могло что-то связывать с его Гийомом. Его ли? В этом Тома больше не был уверен. Билл стал далёким, чужим, и даже последнее – его голос, и тот изменился.

***

Пробыв в постели две недели, вместо положенных трёх дней, Гийом с радостью вернулся к репетициям, хотя до этого постоянно жаловался, что сильно устаёт, а маэстро даёт слишком тяжёлые нагрузки. Близился конец лета, а бал в честь дня рождения Его Величества был назначен на первое сентября, но до сих пор все репетиции шли без Марисэ, с которым Гийом должен был танцевать главный танец праздничной ночи– танец павлинов. Беранже с содроганием вспоминал Чёрного Лебедя и то облако, что его окутывало. От одной мысли о его парфюме внутри всё сводило судорогой, а сам образ утончённого черноволосого красавца с агатовыми глазами пробуждал туманные, тёмные, липкие воспоминания, которые болотом затягивали, наравне с именем арфиста, которое он больше не мог произносить. По этой причине Нарцисс был даже очень рад тому, что репетировать приходится не с японцем, а с Андрэ Жирардо – его изначальным соперником и недоброжелателем. Последний появлялся в школе каждый день, и был мрачнее тучи, однако старался на совесть и танцевал великолепно. Иногда, наблюдая за блондином, Гийом осознавал, что в некоторой степени ему завидует, настолько отточенными и совершенными казались все его движения и осанка. Но также очень чувствовалось исходившее от блондина враждебное настроение, которое тот не спешил скрывать, и Гийом понимал, что подобное неизбежно – во дворце все только и говорили о том, что Жирардо расстался со своим любовником. Это означало, что Чёрный Лебедь свободен, и вполне возможно, что бросил Андрэ из-за «нового бриллианта мэтра Лани», как некоторые величали Гийома.

В самом деле, Жирардо очень сложно переживал разрыв с Марисэ. Их разговор, свидетелем которого невольно оказался Гийом, действительно стал для пары решающим, в ходе которого, Чёрный Лебедь, со свойственной ему обходительностью, постарался очень деликатно объяснить Андрэ, что в их отношениях невозможно продолжение, поскольку они совершенно разные по природе, и не смогут друг друга понять. Жирардо долго пытался доказать, что не согласен с этим, и не понимает, что же такое стоит между ними, что так мешает и не может быть устранено. В порыве гнева он даже не удержался и наговорил лишнего, заявив, что догадывается об истинной причине – бедный сын солдата, по милости получивший титул – неровня герцогу Ангулемскому! Марисэ тщетно пытался его переубедить, но приведенных им аргументов было ничтожно мало для того, чтобы Андрэ смог в это поверить. Таким образом, шевалье Жирардо также остался доволен, когда узнал, что роль второго павлина в спектакле отходит Чёрному Нарциссу, потому что после расставания с возлюбленным, танцевать с ним в паре было бы выше его сил.

Дни шли один за другим, приближая наступление осени, и самолично Андре не замечал никакой связи между своей бывшей любовью и так называемым соперником, в то время как де ля Пинкори вовсю хвастался новым любовником в лице Гийома. Это давало Андрэ основания предположить, что россказни о связи Билла и Марисэ – очередные дворцовые сплетни, но вовсе не означало, что он не должен отпускать колкости в адрес Гийома, а поэтому они часто вздорили во время занятий, что выводило из себя даже терпеливого Жана Бартелеми.

***

- Вы неровно держите спину, Гийом! – высокий, резкий голос блондина прервал музыку, и все танцующие повернулись к его источнику. Андрэ всё никак не мог спокойно заниматься рядом с Беранже, - вы то и дело тянете меня вниз, а так не должно быть. Где ваш экарте? Где эпольман?*

- Да вы, сударь, кажется, мертвецки пьяны! Ищете новую любовь в вине? – не стал молчать провансалец, которому надоела придирчивость временного партнёра.

- Не забывайте, с кем разговариваете!

- О! Я говорю с великим Андрэ Жирардо, который, проснувшись однажды утром в чужой постели, стал графом де Шампань! Прошу покорнейше меня простить, – театрально всплеснув руками, Гийом отвесил издевательский поклон, - и впредь не обращаться ко мне по пустякам.

Жирардо покраснел от гнева, и резко развернувшись, выскочил из зала, пока остальные танцоры, перешёптываясь, смотрели ему в след, а Гийом, не менее раздражённый, направился к мэтру Лани с просьбой назначить ему другого партнёра для занятий.

***

- Гийом, я не знал, как вам это сказать, но дело в том, что последние три дня вы танцуете… - Жан Бартелеми, который всегда умел подбирать правильные слова, замялся, не зная, как выразить своё удивление, - Я вас не узнаю!

- Простите, мэтр… - весь воинственный настрой, с которым Нарцисс пришёл к учителю вмиг улетучился, - я вас разочаровал.

- Что вы, Гийом! Не говорите так. Возможно, это последствия вашего недомогания, - Лани никогда не был груб со своими учениками, даже в тех случаях, когда они заслуживали бы хорошей взбучки. Что же касается Гийома, то Жан Бартелеми, давно мучившийся безответным чувством к Дювернуа, никогда не смешивал своё личное отношение к нему с творческими достижениями, и как следствие, никогда не высказывал недовольства без причины. Лани прекрасно понимал, отчего Гийом вдруг стал плохо танцевать, но его понятия этикета не давали напрямую об этом сказать. Когда танцор не сосредоточен на танце, и мысли его заняты новым романом, то сложнее некуда – заставить себя погрузиться в танец. - Самое главное, чтобы вы чувствовали себя лучше на генеральной репетиции. Смею предупредить, что Марисэ очень требователен к своим партнёрам, и ему вы уже не сможете ответить в том же тоне, что и Андрэ.

- Как вы узнали… - Беранже в полной растерянности взглянул на маэстро, недоумевая, как тот успел узнать о подробностях их перебранки с Жирардо, - мне очень стыдно.

- Это Версаль, - грустно улыбнулся Лани, - а теперь идите и отдыхайте. Завтра же я подберу вам новую пару, будьте спокойны.

***

Хоть и удалось ответить самовлюблённому выскочке, настроение было испорчено, и особенно неприятно было неудовольствие мэтра, который обычно его только хвалил, к тому же, Чёрный Нарцисс понимал, что правы были оба – и Лани, и Жирардо. Тем не менее, вместо того, чтобы вернуться к себе, он оседлал Лулу, чтобы через полчаса быть в Париже. Ветер хлестал по щекам, но прохладные порывы не могли остудить злость, кипевшую внутри. Злость на Андрэ, на Марисэ, на Тома, на Тьери, на себя самого. Его рвали на части противоречивые стремления и не обуздываемые желания, с которыми он устал сражаться. Невозможно оставаться самим собой, постоянно чувствуя себя кем-то другим. Версаль, роскошь, внимание окружающих – ведь стоило ему где-то появиться, как не менее десятка взглядов устремлялись к нему – особенное отношение со стороны высокопоставленных особ, которые могли удовлетворить, если не все, то большую часть его амбиций… Заходить во дворец и вместо пренебрежительного шёпота слышать комплименты от представителей обоих полов, а по вечерам, запершись у себя, перебирать не менее дюжины любовных записок с назначением тайных свиданий - Гийом слишком увлёкся этим. Это, и многое другое, что изменило его версальскую жизнь, стало неотъемлемой её частью, и бросить это не было сил.