— Взгляни, mon cher, не правда ли – бриллиант? – обратилась Жанна-Антуанетта, изящным жестом указывая на юношу, стоявшего скромно в уголке комнаты, и тщательно скрывающему пылающие от смущения щёки за длинными белокурыми волосами.
Первые мгновения маркиз не мог и слова вымолвить, будто остолбенев, глядя на новоприбывшего, и пытаясь понять, юноша перед ним, или девушка. Костюм был мужской, не броский, но со вкусом, однако линии силуэта были невероятно плавными и утончёнными.
— Да скорее жемчужина! – заворожено глядя на белокурое чудо, восхищённо произнёс Александер, подходя к юноше ближе. Приподняв его лицо за подбородок, второй рукой маркиз убрал пряди волос со лба, чтобы получше рассмотреть лицо. Прямой нос, зелёные глаза, брови вразлёт, и беспредельно привлекательные губы, чувственные, что даже взглядом ощутима была их мягкость, пленили искушённого Бюжо с первого взгляда.
— Как зовут тебя, цветок лилии? – спросил маркиз, заставляя юношу краснеть ещё больше.
— Андрэ, Андрэ Жирардо, Ваше Сиятельство. – чуть заикаясь ответил назвавшийся.
— Откуда ты?
— Из Лилля.
— Какое милое совпадение – лилия из Лилля. И кто же был твоим учителем?
— Франсуа д`Обре, Ваше…
— Называй меня просто Александер, — мягко произнёс маркиз, подмигнув хитро улыбающейся де Помпадур, и снова перевёл взгляд на юношу, наблюдая за тем, как глаза того удивлённо распахнулись, — и конечно же, метр д`Обре – достойный учитель. Добро пожаловать в Версаль, мой мальчик!
С этими словами, маркиз приобнял Андре, обвив рукой его тонкую талию, и шутливо испросив у маркизы позволения «украсть её юного друга», увлёк его за собой.
— Шевалье де Бриссак, вы сегодня недостаточно проворны! Как так случилось, что когда я заходил к маркизе, вас не было на посту?!
Картина того, как фрейлины и их кавалеры каждый раз, отпрянув поспешно от двери, пытаются сделать вид, что предельно заняты философскими беседами государственной важности, всегда забавила маркиза, и порой он позволял себе отпустить пару колких шуточек в адрес особо назойливых господ. Шевалье де Бриссак действительно появился у покоев де Помпадур поздновато для себя, что Александер с удовольствием поспешил ему сообщить. – Это непростительно, мой друг!
Де Бриссак ничего не ответил, попытавшись одарить маркиза уничтожающим взглядом, однако это было нестерпимо комично, в силу того, что сам он был полным молодым человеком, а маленькие бесцветные глазки не обладали достаточной выразительностью. Он покраснел от негодования, под дружный смех присутствовавших дам, которые бы восторгались словами маркиза даже в том случае, если бы он сказал совершенную глупость. Щедрый ужин их умам был обеспечен, и довольный Александер повёл смущённого и взволнованного Андрэ по коридорам, чтобы показать ему его покои. Танцоры и певцы жили в отдельной, специально отведенной, части дворца, кудане разрешалось входить никому, кроме высших особ и прислуги. Оставлять Андрэ ночевать там маркиз не собирался, а потому, ограничившись поверхностным ознакомлением с некоторыми правилами и распорядком дня, он приказал подать ему карету, в которой уже через четверть часа направлялся в свой парижский особняк в обществе юного танцора.
— Что же ты так боишься?
— Нет-нет, В-ваше С… Александер, ничего такого, — ещё более испуганно пролепетал Андре.
— Но ты выглядишь так, будто бы идёшь один по тёмному лесу, ожидая, что вот-вот из-за куста выпрыгнет волк и … и скажет, что хочет тебя съесть! – весело произнёс Александер, наблюдая за губами мальчишки, уголки которых немного дёрнулись вверх, но тут же и опустились. Андрэ смотрел на маркиза, как кролик смотрит на удава, потому что в тёмных глазах этого красивого, властного мужчины он видел то, чему сопротивляться был не в силах. Он стеснялся своих мыслей, а потому было очень сложно вести беседу на равных, как хотел маркиз.
— Сейчас мы едем ко мне. Завтра немедленно отправимся к моему портному, чтобы пошить тебе несколько достойных нарядов, а когда они будут готовы, можно будет представить тебя Его Величеству. Ты ведь, любишь переодеваться? – вкрадчиво произнёс Александер, и не дожидаясь ответа, впился в манящие его губы, крепко прижимая к себе вмиг ослабевшее тело. Андрэ едва не потерял сознание, когда его обжёг такой желанный поцелуй, и отдавшись удовольствию, он стал не менее страстно на него отвечать, поражая маркиза своей прытью.
***
С трудом дождавшись первых петухов, но так и не дождавшись своего возлюбленного, Тома, всё ещё разбитый и измученный бессонной ночью, решил отправиться на его поиски. А если Гийом увидел его с виконтом, и не захотел возвращаться, решив, что они договаривались именно о встрече? Дювернуа предполагал, что со стороны они выглядели слишком недвусмысленно, поскольку виконт, прижав его к стене, сразу принялся отвратительно лобызать его шею, попутно развязывая и расстёгивая на нём дорогую одежду. Эта неприятная деталь заставила Тома снова передёрнуться. Спустившись к колодцу, возле которой стояла бочка воды, он разделся по пояс, и зачерпнул воды, чтобы смыть мерзость, на которую вчера у него попросту не было сил.
— Помочь тебе, сынок? — Том услышал голос Луизы, которая спешила к нему, — Ну что, не возвращался? – обеспокоенно спросила кухарка, принимаясь щедро лить воду. Том лишь покачал головой в ответ. – А вещи? Вещи его на месте?
Об это Дювернуа даже не подумал. А если Гийом и вправду…? Резко выпрямившись, Том поспешно накинул сорочку, и собрался вернуться в комнату, чтобы проверить вещи Беранже, но Луиза его остановила.
— Я схожу, а ты подожди меня тут. Если что, пойдём и спросим у конюхов, и у сторожа — не выходил ли он за пределы?
Кухарка поспешила наверх, а Тома остался стоять у колодца, думая о том, что если Гийом действительно ушёл, то смысла жить у него больше нет. Всю ночь он надеялся, что Билл вот-вот появится, что его задержал Анри, потом даже попытался утешить себя мыслью, что тот не хотел разбудить его и остался ночевать у Луизы и её мужа. В каком-то полубреду мерещились Тому кошмары, снова снился огонь, и снова голос, который, вне всяких сомнений, принадлежал его возлюбленному. Снова это страшное: «Том, спаси», от которого стынет кровь и сжимается сердце. И вместе с этим у него появлялось неприятное чувство, когда он понимал, что должен что-то вспомнить, но решительно ничего не находил, и когда тёмные грёзы отступали, память снова закрывалась, оставляя сердце мучиться в неизвестности.
Подумать только, вчера утром они с Гийомом разучивали сонеты и обменивались лаской, и Том был уверен, что светило солнце, ведь свет и темноту он всё ещё мог различать. Но спустя двадцать четыре часа жизнь стала казаться адом, словно сама просила с ней расстаться. Если он ушёл? Если он…
— Ты так и не притронулся к еде вчера? – тёплая ладонь Луизы, опустившаяся на плечо, вытянула из круговорота безумных мыслей.
— Я пойду его искать.
— Куда же ты пойдёшь, несчастный? Как ты будешь его искать, и где?
— Я знаю, где. Я не могу ждать.
— Храни тебя Пресвятая Дева. – перекрестив, Луиза поцеловала юношу в лоб и отпустила, вытирая фартуком слёзы. Ей отчего-то казалось, что с Биллом действительно могло случиться что-то недоброе, и если так, то она понимала, что и Тома она может больше не увидеть. Её сын сказал, что вчера ночью Беранже направился к реке и, похоже, так и не вернулся. Женщина привязалась к мальчикам за это время, и находила их отношения очень трогательными и невинными. По сути, так оно и было. Только глупец не заметил бы, как Беранже старался заботиться об арфисте и радовать его; с каким обожанием на него смотрел, как ласково к нему обращался; с каким трепетом расчёсывал и заплетал его волосы, и как заворожено слушал его игру. И точно также Дювернуа, который никогда не просил помощи, стараясь справляться со всем сам, выглядел невероятно трогательно, когда вместе с Жаком, прося того последить, чтобы их никто не увидел, на ощупь срывал георгины и мальвы для Гийома, а когда тот болел, сам носил ему еду, стирал его вещи, и при этом выглядел самым счастливым человеком на земле. Глядя вслед удаляющемуся Тому, с посохом в руке, Луиза ещё долго стояла, пока его силуэт не растворился в утреннем тумане.
