Но только не последней каплей горя!
И если скорбь дано мне превозмочь,
Не наноси удара из засады.
Пусть бурная не разрешится ночь
Дождливым утром — утром без отрады.
Оставь меня, но не в последний миг,
Когда от мелких бед я ослабею.
Оставь сейчас, чтоб сразу я постиг,
Что это горе всех невзгод больнее,
Что нет невзгод, а есть одна беда -
Твоей любви лишиться навсегда».
Последние куплеты Тома пел едва ли не плача, посвящая каждую строчку одному единственному человеку, о нет, не человеку – ангелу, каким он считал Билла. Голос его стал глуше, но от этого не менее приятным. Лицо было взволнованным, и он часто облизывал губы, чем только распалял две пары глаз, жадно поедавших каждое его движение.
Когда пение стихло, все присутствующие стали аплодировать и расхваливать Дювернуа на все лады. Виконт сразу ринулся к нему, начиная осыпать комплементами, и это произошло так быстро, что Гийом и опомниться не успел, как вдруг заметил, что де Тресси стоит рядом с Томом, бережно держа его за руку. Ощущая неприязнь к этому человеку, Билл направился к ним, чтобы постараться увести своего мальчика от ухаживаний назойливого дворянина, который не терял времени даром и уже успел вручить Тому бокал вина.
— Прошу прощения, мсье виконт, но мне нехорошо. С вашего позволения я хотел бы удалиться к себе. – услышал Билл, когда подошёл поближе, но только он собирался взять Тома под руку и увести, как подбежал восторженный Анри, брат виконта, расхваливая их обоих, и принялся умолять показать несколько танцевальных па. Отказывать Билл не имел права, а потому нехотя оставил Дювернуа на попечение виконта, который обязался отвести слепого арфиста наверх, а сам пошёл в дом вместе с Анри. Сказать, что де Тресси обрадовался такому повороту – это ничего не сказать. Как только его брат вместе с Гийомом скрылись в дверях дома, он учтиво предложил Дювернуа свою руку и повёл в сторону домика прислуги. Никто из присутствовавших не обратил на это внимания, поскольку каждый из них хоть раз сам помогал Тому таким образом, к тому же, слуги начали накрывать на стол, сёстры были полностью заняты обсуждением модных туалетов с супругой виконта, а сам де Роган находился в доме вместе с Анри и Биллом. Достаточно отдалившись, и осторожно оглядевшись по сторонам, де Тресси резко развернул Тома лицом к себе, прижимая к холодной стене дома. Арфист успел только испуганно ахнуть, этим самым ещё больше подогрев нездоровый аппетит виконта.
— Ну что, птичка певчая, попалась? – гадко протянул де Тресси, чувствуя, как юноша задрожал в его руках, испытывая извращённое, зверское удовольствие от того, как тот пытается выскользнуть из его хватки, и что-то увидеть слепыми глазами.
ТВС
========== Часть I. продолжение 4 ==========
Усердным взором сердца и ума
Во тьме тебя ищу, лишенный зренья.
И кажется великолепной тьма,
Когда в нее ты входишь светлой тенью.(с)Шекспир
POV Bill:
— Пятая позиция, бризе!
«Боже милосердный, неужели это правда»?
— Третья позиция, препарасьон, эшапе, четвёртая!
«Не могу продолжать. Несчастный мой мальчик. Том, неужели в этом всё дело»?
— Антурнан!
«Поэтому ты отказываешься каждый раз…»
— Снова вторая позиция. Эффасе.
«Ведь ты мог сказать мне об этом сразу. Я бы всё равно не оставил тебя, хотя… Я не понимаю ничего, не знаю, не хочу знать!»
— Препарасьон…
Ещё несколько позиций и со мной будет обморок. Анри быстрый и лёгкий, как пушинка, о таком ученике только мечтать, но у меня кружится голова и в глазах темнеет с каждым шагом. Удары сердца где-то в голове отбивают совсем другой ритм.
Когда Анри увёл меня в дом, пришлось оставить Тома на попечение де Тресси, хотя я с самого начала вечера наблюдал за тем, как этот господин разглядывал моего Тома… Моего… боже, я ведь ничего не знал…. Зайдя в дом, я осознал, что совершил огромную ошибку, оставив Тома наедине с виконтом, и решил, что неплохо бы удостовериться, что с ним всё хорошо. Спросив позволения отлучиться на несколько минут, я выбежал во двор, понимая, что и сейчас может быть поздно. Де Тресси тоже нигде не было, а значит… Едва унимая нарастающее беспокойство, я ринулся к нашим дверям, когда из-за угла сарая послышались голоса. Тихие, но я сразу же узнал ЕГО голос, хотя он звучал холодно, твёрдо, словно сталь. Это было непривычно для Тома, однако смысл слов, которые он произносил так легко, и даже с лёгкой иронией, никак не хотел откладываться внутри, будто они звучали на чужом языке. Зажав рот рукой, дабы не выдать себя шумным дыханием, я опустился на землю у стены. Благо, там был высокий куст шиповника, и раздосадованный виконт де Тресси, уходя, меня не заметил.
Почему жизнь так ко мне не справедлива, почему я не могу быть счастлив? Бедный мой мальчик, что я теперь буду делать с ним? Поэтому он пытался уйти, потому же ведёт себя так, словно страсть ему чужда.
— Вам дурно, Гийом?!
— Нет-нет, Анри, всё хорошо, я …
— Вы ужасно бледны! – всплеснул руками юноша, — Я и так вас сильно задержал. Продолжим завтра, друг мой!
— Благодарю вас, Ваша Светлость.
Поклонившись, покидаю гостиную, и наконец, оказываюсь на свежем воздухе. Но я не пойду наверх к себе, хотя знаю, что Том ждёт меня, ведь я пообещал вернуться скорее. И вряд ли он уснул после того, что недавно произошло. Но мои мысли не готовы охватить всё, и потому я направляюсь к реке, чтобы под звёздным небом рассказать ей о своей боли, с которой самому справится не смогу.
http://i072.radikal.ru/1111/ac/16f43f345d0d.jpg
Холодно. Вода серебрится в свете луны, отбрасывая блики на листья ив, что растут вдоль берега, свесив свои ветви к воде. Бессильно опускаюсь на траву и закрываю глаза. Зачем мне звёзды и бархатное ночное небо, когда нет его рядом, и мой мир, такой сказочный и счастливый, рассыпается на мелкие, острые кусочки? Я хотел привести его в это место сегодня, чтобы, наконец, отдать ему всего себя. Несомненно, тело – это так мало в сравнении с душой, которая растворилась в нём и его пении, его игре, но всё же, я мечтал принадлежать ему до конца. Потому что лишь ему одному возможно доверять и позволить вести себя, словно не он лишён зрения, а я. Вести во всём, ибо за последние дни мне стало казаться. Что он и есть мои глаза. Однако иллюзия рассеялась. Иллюзия, созданная мной самим. Как горько понимать, что в этой обоюдной лжи мы оба хотели одного лишь – оставаться вместе. Для того скрывали и приукрашали, надеялись и безоговорочно верили, пока сами говорили неправду.
Из того, что я услышал, стало очевидно, что де Тресси сделал Тому недвусмысленное предложение, а тот… Мне так страшно об этом думать, но ещё больнее было услышать гневные ругательства, которые этот неудовлетворённый, похотливый кабан произнёс. Том, бедный мой. Он не мерзость, и не… хотя, что я знаю, когда не знал даже об этом? И когда же он собирался мне об этом рассказать? Теперь его слова, сказанные таким холодным и спокойным тоном, звучат в ушах, убивая с каждой минутой: «Не думаю, Ваша Светлость, что вы пожелаете провести со мной ночь, если узнаете, что у меня врождённый люэс*. Я слеп от рождения, моя мать была блудницей и скончалась от этой хвори. Если вам угодно, я мог бы с вами поделиться». Последние слова прозвучали почти игриво, а я стоял и надеялся, что всё это мне мерещится. Не прошло и мгновения, как де Тресси громко сплюнул, выругавшись, и пошёл прочь, не прекращая сыпать тихие проклятия в сторону таких, как… Том. Его слова рвали моё сердце, но сказанное самим Томом стало смертельным. Потому что я люблю его. Уже люблю. Об этой ужасной болезни я знаю только то, что она неизлечима, а с виду Том совершенно здоров, если это не какая-нибудь скрытая разновидность. Не может быть…