Когда ему снился этот несчастный случай, во сне расползалась тишина. Все отключалось. Каждый станок на заводе перестал издавать привычные звуки, и все людские голоса затихли, и когда Артур выглянул из окна конторы, он понял, что рок наконец обрушился. Артур не смог бы сказать, какая именно деталь дала ему понять это. Само пустое пространство, пыль во дворе фабрики сказали: «Вот оно».

Книги валялись в машине на полу еще с неделю. Беа, дочь Артура, спросила:

– Что эти книжки тут делают?

И тогда он вспомнил.

Беа прочитала вслух имена авторов и названия. Г. Б. Смит, «Сэр Джон Франклин и романтика поисков Северо-восточного прохода». Честертон, «Что стряслось с миром?». Арчибальд Хендри, «Взятие Квебека». Лорд Бертран Рассел, «Практика и теория большевизма».

Беа прочитала «больше́визм», и отец ее поправил. Она спросила, что это такое, и он сказал:

– Это что-то такое, что делают люди в России. Я сам не очень хорошо понимаю. Но судя по тому, что я слышал, это вопиющее безобразие.

Беа в это время было тринадцать лет. Она слыхала о русском балете, а также о пляшущих дервишах. Еще года два после этого она была уверена, что большевизм – это некий дьявольский и, возможно, непристойный танец. По крайней мере, так она рассказывала, когда была уже взрослая.

Она не упоминала, что книги были связаны с человеком, погибшим от несчастного случая. Тогда рассказ был бы менее смешным. А может, она и вправду про это забыла.

Библиотекарь была взволнована. В книгах все еще лежали карточки, а это значило, что выдачу не зарегистрировали. Их просто кто-то снял с полок и унес.

– Эта книга, лорда Рассела, уже очень давно отсутствует.

Артур не привык к подобным выговорам, но сказал мягко:

– Я их возвращаю за другого человека. Они были у того парня, который погиб. От несчастного случая, на фабрике.

Библиотекарь держала открытой книгу про Франклина. Она смотрела на картинку: лодка, вмерзшая в лед.

– Я это делаю по просьбе его жены, – добавил Артур.

Библиотекарь брала каждую книгу по очереди и вытрясала, словно ожидая найти что-то. Она проводила пальцем между страниц. Нижняя часть лица у нее некрасиво двигалась, будто она жевала собственные щеки изнутри.

– Наверно, он просто взял книги домой, как ему заблагорассудилось, – сказал Артур.

– Что-что? – откликнулась библиотекарь через минуту. – Что вы сказали? Извините.

Все дело в несчастном случае, подумал Артур. В мысли о том, что человек, погибший так трагически, брал эти книги последним. Переворачивал эти страницы. Мог оставить в книгах частицу своей жизни – клочок бумаги или ершик для чистки трубок вместо закладки. Даже крошки табаку. Вот она и расстроилась.

– Не важно, – сказал он. – Я зашел их вернуть.

Он отвернулся от конторки библиотекаря, но не ушел сразу. Он не был в библиотеке уже много лет. Вот между двумя фасадными окнами висит портрет его отца. И всегда будет висеть.

Конторка библиотекаря загораживала арочный проем, соединяющий переднюю комнату с задними. Книги стояли рядами на стеллажах в задних комнатах. В проходах висели лампы под зелеными абажурами, а с них свисали длинные шнуры. Артур вспомнил, как много лет назад на заседании муниципального совета обсуждали необходимость покупки шестидесятиваттных лампочек вместо сорокаваттных. Вопрос подняла тогда именно эта библиотекарь, и он был решен положительно.

В передней комнате лежали на деревянных подставках журналы и газеты и стояли тяжелые круглые столы, чтобы люди могли посидеть и почитать. За стеклом выстроились в ряд толстые книги в темных переплетах. Вероятно, словари, атласы, энциклопедии. Два красивых высоких окна выходили на главную улицу города. Из проема меж ними смотрел отец Артура. В комнате висели и другие картины, но слишком высоко; краски потускнели, а на картинах было много народу, поэтому нельзя было разобрать, что на них нарисовано. (Потом, когда Артур проведет в библиотеке много часов и обсудит эти картины с библиотекарем, он узнает, что на одной изображена битва при Флоддене и король Шотландский, несущийся в атаку вниз по склону в облаке дыма; на другой – похороны «Орленка»; на третьей – ссора Оберона и Титании из «Сна в летнюю ночь».)

Артур присел за один из столов – так, чтобы смотреть в окно. Он взял со стола старый «Нэшнл джиографик». К библиотекарю он сел спиной. Он подумал, что этого требует чувство такта – ведь она, кажется, переживает. Вошли какие-то люди, и Артур услышал, как библиотекарь с ними разговаривает. Теперь ее голос звучал более или менее нормально. Артур все думал, что сейчас уйдет, но не уходил.

Ему нравилось высокое голое окно, полное светом весеннего вечера, достоинство и порядок этих комнат. Мысль о том, что сюда приходят взрослые люди, что они читают книги, приятно интриговала. Неделю за неделей, книгу за книгой, и так всю жизнь. Он сам время от времени что-то читал, когда ему рекомендовали, и обычно ему это нравилось, а потом он читал журналы, чтобы быть в курсе всего, и не вспоминал про чтение книг, пока ему не рекомендовали что-нибудь еще, практически случайно.

По временам, ненадолго, в помещении оставались только он сам и библиотекарь.

Во время одного из этих перерывов она подошла и встала недалеко от него, возвращая на место какие-то газеты. Закончив, она обратилась к Артуру – в голосе прорывалась настойчивость, но библиотекарь владела собой.

– Рассказ о несчастном случае, который напечатали в газете… я полагаю, он был довольно точным?

Артур сказал, что, вероятно, даже слишком точным.

– Как это? Почему вы так говорите?

Он объяснил, что люди бесконечно жадны до кровавых подробностей. Неужели газета должна идти у них на поводу?

– О, я думаю, это естественно, – сказала библиотекарь. – Естественно для людей – хотеть знать самое худшее. Люди хотят представить себе все в деталях. Я сама такая. Я очень мало что знаю о промышленных станках. Мне трудно представить, что произошло. Хотя я и прочитала описание в газете. Станок повел себя каким-то неожиданным образом?

– Нет. Нельзя сказать, что станок схватил его и затянул в себя, как хищный зверь. Он сам сделал неправильное движение. Во всяком случае, беспечное. И подписал себе приговор.

Она ничего не сказала, но и не ушла.

– В этом деле нужна постоянная бдительность, – продолжал Артур. – Нельзя расслабляться ни на секунду. Машина – слуга. Она прекрасный слуга, но никуда не годный хозяин.

Он тут же задался вопросом: сам ли он это придумал или прочитал где-нибудь.

– И надо полагать, никаких способов защиты людей не существует? – спросила библиотекарь. – Но вы наверняка досконально в этом разбираетесь.

Тут она его оставила, потому что пришли новые посетители.

После несчастного случая установилась хорошая теплая погода. Длинные вечера и нега жаркого дня казались внезапными и удивительными, будто вовсе не такая погода почти ежегодно приходила на смену зиме в этой местности. Зеркала паводков съежились и убрались обратно в бочаги, листья выстреливали из покрасневших ветвей, и запахи скотного двора приплывали в городок, обернутые в запах сирени.

Но Артура в такие вечера почему-то не тянуло на природу. Он думал о библиотеке и часто оказывался именно там. Садился на то же место, которое выбрал в первый раз. Он проводил в библиотеке полчаса или час. Проглядывал «Лондонские иллюстрированные новости», «Нэшнл джиографик», «Субботний вечер» или «Журнал Коллиера». Все эти журналы он выписывал сам и прекрасно мог читать их у себя дома, в кабинете, глядя в окно на подстриженные газоны, которые старый Агнью поддерживал в пристойном виде, и клумбы, сейчас покрытые тюльпанами всевозможных ярких цветов и их сочетаний. Но, казалось, ему приятней вид на главную улицу, где иногда проезжал бойкий новый «форд» или какой-нибудь старый чихающий автомобиль с запыленным тряпочным верхом. Казалось, ему приятней смотреть на здание почты с башней, на которой четыре циферблата, глядя в разные стороны, показывали время – и, как любили говорить горожане, все четыре врали. И на людей, что проходили по тротуару или болтались на улице без дела. Кое-кто пытался включить питьевой фонтанчик, хотя он начинал работать только 1 июля.